Реальность где-то рядом

– Нет, – сказал Сергей, – не проходит. Может, я и далек от программирования, зато я – бывший психолог. И знаю, что нет таблеток, способных вызвать подобный эффект. Но дело даже не в этом. Может, мне и почистили память, но изменить мою сущность неведомые «они» не могли – я сейчас пишу в другом стиле, чем прежний Чесноков. А этого таблетками не добьешься. Это уже даже не фантастика, а сказка. Да и вообще – паранойей попахивает, не находишь? Неведомые могущественные «они», которым что-то нужно от обычного в общем-то человека. В смысле никакими рычагами власти я не обладаю, сверхважных секретов не храню, да и больших денег, как ты заметил, за мной нет.

– Ну хорошо, – Стрейнджер слегка смутился, – пусть не стерли память, пусть записали. Это всё равно более похоже на правду, чем «Эй-Ай», неотличимый от человека, уж поверь сведущему в этих делах человеку.

Сергей задумался.

– И еще, – продолжил Стрейнджер, – один момент. Вполне возможно, что твой Кир – вовсе не Кирилл Безруков. Ты, как психолог, должен понять – у детей, когда они совсем маленькие, умственное развитие идет через физическое. Если Кирилл парализован с детства, то он должен и в умственном развитии отставать от сверстников. И уж никак не может быть гениальным программистом.

– Допустим, все так. – Сергей вздохнул. – И что мне с этим делать? Тебе хорошо – ты здесь просто гость, ты знаешь, что лежишь в каком-то саркофаге, опутанный проводами, и, когда захочешь, вылезешь из него и пойдешь домой, к жене и детям.

– Я не женат, – вставил Стрейнджер.

– Неважно! У тебя есть опора, понимаешь? То, в незыблемости чего ты уверен. Разумное существо не может жить без опоры. Я – не могу. Если все вокруг – ложь, то какой смысл в моих действиях, вообще в моем существовании? Пока я верю Киру, у меня есть цель, есть смысл что-то делать, есть надежда чего-то добиться. Ты говоришь, что Кир мне лжет. Хорошо, говорю я, тогда где правда? Под вариантом с каким номером? Во что мне верить и к какой цели идти? Ты знаешь?

Стрейнджер смутился окончательно.

– Я вовсе ни к чему тебя не подбиваю и уж подавно не могу сказать, как тебе жить. Я просто сказал, что думал, извини, если тебя это так зацепило.

Сергей хмыкнул и отвернулся.

– Ты, кстати, подумай – тебе ничего странного не вспоминалось и не казалось последнее время?

– О чем ты? – спросил Сергей устало.

– Я по аналогии с компьютерной памятью. Туда даже если что-то записать поверх старых данных, то частенько бывает можно восстановить эти самые старые данные. Пусть не целиком, но почти всегда как минимум можно определить, что они там были. Может, и тебе вспоминалось что-нибудь, что не укладывается в твою память? Или сны какие-нибудь странные снились, нет?

Сергей подумал, но без особого усердия.

– Нет. Вроде нет. Да я и спал всего раза три. Ну с тех пор, как с Киром встретился. А всей предыдущей памяти веры нет. Впрочем, памяти вообще веры нет. Истинно только настоящее, истинность прошлого никто доказать не может. Вот ты, например. Откуда ты знаешь, что все, что с тобой случилось до этого момента, случилось именно с тобой? А не с кем-то другим, чью память тебе секунду назад записали?

– Я… ну просто знаю. Ну скажем… а, черт! Да глупость же, – Стрейнджер криво улыбнулся, – наверняка можно доказать, просто подумать надо. Ерунда какая.

– Не бери в голову, – сказал Сергей, – живи настоящим и радуйся жизни.

Но конца высказывания Стрейнджер не услышал. Да и самого Стрейнджера уже не было – на месте, где он только что стоял, красовалась кирпичная стена. Обычная такая, вполне себе российская кирпичная стена.

– Эх, – сказал Сергей, – такая фраза пропала.

– Почему пропала? – разумеется, Кир. – Я слышал, значит, не пропала. Ты с кем там общался?

Сергей обернулся и увидел сияющую физиономию своего спутника.

– Ты почему такой радостный?

– Я-то? – Кир широко улыбнулся. – Я думаю, мы дошли. Здесь – самая подходящая игра для решения нашей проблемы, вот почему. А вот ты почему такой грустный?

– Не обращай внимания, – Сергей махнул рукой, – кризис экзистенциализма.