Небо в зеленой воде (СИ)

- Полетаем, ты хотел сказать? - описав вокруг него дугу, спросила я, но он не ответил. Мы плавно двигались по воздуху своеобразным круговоротом, то подымаясь почти к самой крыше, то едва ли не касаясь ногами плит пола. Энергия вилась между нами, сплетаясь в затейливый беспорядочный клубок.

- А что же с этой жизнью? Какая приятная мелочь греет тебя в реальности? - прошептала я, пугаясь снова подступившей тишины. Подняв голову к прохудившейся крыше, обнажающей куски неба, я с удивлением заметила, как что-то сыплется на нас сверху. В мыслях промелькнули рушащиеся над нашими головами остатки кровли, но крохотные частички чего-то непонятного мягко опустились на голову и плечи англичанина, и я с облегчением поняла, что это всего лишь снежинки, срывающиеся из отяжелевших туч и осыпающие нас прямо сквозь отверстия в крыше.

Господин Вильсон так ничего и не ответил, продолжая упорно вглядываться в мое лицо, пока мы, не останавливаясь, парили в окружении 'декораций', напоминающих об одной из его жизней. Он находился очень близко и далеко одновременно, и две из моих 'Я' рвались наружу, загадка, как я до сих пор ухитрялась их сдерживать. Снежинки закружились между нами в замысловатом хороводе, оседая на наших пальто, тая на лицах и запутываясь в ресницах Даниэля. В городе еще царила осень, но в горах она слишком рано уступила свои позиции зиме. Крохотные звездочки снега обратились в пышные хлопья. Я раскрыла вверх ладонь, ловя снежинки руками и рефлекторно щупальцами энергии. Снег падал так тихо и задумчиво, будто поглотил все звуки и теперь наслаждался этими секундами полного безмолвия. Лицо англичанина оказалось рядом, такое равнодушное, ничего не выражающее, мне чудилось, что я завязла в мистическом неправдоподобном сне, в котором мы вальсируем под сыплющимся прямо с неба волшебством. От этого момента могло бы веять романтикой, но только вот мой спутник совершенно не подходил на роль героя из романтической истории.

Хлопушка снега задержалась на его щеке, и я потянулась к ней неверной предательницей рукой. Снежинка моментально растаяла, нейтрализуя хрупкий барьер между моими пальцами и его щекой. Я уже знала, какая на ощупь его кожа, теплая, как и у остальных людей, но под подушечками, коснувшимися твердой скулы, оказалось нечто безумно горячее и обжигающее, как включенный паяльник. Вскрикнув, я одернула руку.

Он непонимающе уставился на меня. Кончики пальцев ныли так, словно их обдали кипятком, я отпрянула, изо всех сил дуя на них, а снежинки, подгоняемые движением воздуха, заклубили перед глазами.

- Что случилось? Дай посмотрю, - он потянулся и обхватил мои запястья, и вот тогда я по-настоящему взвыла от пронзившей руки боли. В том месте, где его кожа соприкоснулась с моей, горело адски. Я шарахнулась в сторону, но продолжала цепляться за Даниэля мертвой хваткой силы, даже когда перестала видеть и его, и припорошенное снегом помещение...

Что же будет до...

Боль - неотъемлемая часть жизни, но радостная новость заключается в том, что если тебе все еще больно, то ты жив. Две разновидности боли неотступно следуют за нами, физическая и душевная, и никто точно не может ответить на вопрос, с какой из них сосуществовать легче. Например, кто может твердо сказать, что труднее переносить - сильную физическую боль, облегчению которой уже не помогают никакие медицинские препараты, или выматывающую душевную боль от осознания, что умираешь и покидаешь близких людей навсегда? У каждого свой ответ. Я бы сказала, что труднее второе. А вы?

Совершенно без боли в жизни обойтись никак нельзя, и поэтому лучше, когда она кратковременная, как от пореза пальца или укола. Ожоги же приносят боль долгоиграющую, я знаю об этом не понаслышке, утюги и горячие чайники попадались мне под руку, как и всем, но на этот раз резкая пронизывающая жгучая боль быстро оборвалась. Я совершенно не заметила погружения, неощутимо перескочив через состояние текучей хрустальной свободы. Краткое мгновение, и меня уже не было в старом полуразрушенном доме. 'Где же я?' - вопрос хороший и по теме, но ответа я не знала.

Снова появился второй поток мыслей прошлого воплощения, который я приняла как нечто неизбежное, но вот в чем странность, он больше не мешал моим настоящим мыслям. Я не стала вслушиваться в него, меня больше занимало, где я, и он как негромкий шумовой эффект звучал на заднем фоне, я же, будто гурман перед изысканной трапезой, предвкушала ответы на все мучавшие меня уже две недели вопросы. Вот она - последняя непознанная жизнь.

Вглядеться в окружающее пространство сквозь глаза моего прошлого тела не удавалось, все слишком быстро мелькало, лишь секунду поразмыслив, я поняла, что так стремительно двигаюсь попеременно в разных направлениях, что трудно сфокусироваться на чем-то конкретном.

Все ощущения в теле были настолько непривычны и незнакомы, что я диву давалась, как могла так разительно отличаться во второй жизни от всех остальных инкарнаций. Да, и до этого со мной происходило множество странностей, пара недель перевернули с ног на голову все мои представления о себе, но сейчас вообще творилось нечто чуждое и непонятное. Начнем с того, что здесь полностью отсутствовали звуки, а может, это я не способна была слышать. Как в немом кино, разве что на заре развития кинематограф еще не порождал абсурдных фантасмагорий сродни той, что предстала передо мной. Во-вторых, я не чувствовала ни опоры под ногами, ни кровати под спиной, ничего подобного, но это еще куда ни шло, постепенно я сообразила, что летаю, и это уже не могло меня удивить. Но самым странным оказалось третье, после того как мельтешение моего тела в воздухе немного замедлилось, пейзаж добил окончательно, точнее не только пейзаж, а еще и как именно я на него взирала. Но обо всем по порядку.

Повсюду, насколько хватало глаз, простирались вздыбленные холмы темной почвы, небольшие, не более нескольких метров в высоту каждый. Иногда на них вспухали крупные пузыри, и вверх выстреливали гейзеры лавы. Земля между ними была настолько иссушена, что представляла собой потрескавшийся узор шелушащихся чешуек. Я разглядывала все это сверху вниз, паря в открытом пространстве желтого неба. Да-да, вы не ослышались, небо имело вощаный оттенок, постепенно переходящий в янтарно-желтый. Я шокировано рассматривала его, желая, чтобы в поле зрения попало солнце - неизменный вечный ориентир в моих скитаниях по временам и странам, и когда, наконец, дождалась, все мысли сбились в одну неразборную кучу. Кажется, мое расшалившееся воображение отправили в нокаут, ведь я не могла представить и сотой доли того, что преподносило съехавшее с катушек прошлое.

Невысоко над горизонтом в небе царил слепящий диск ярко-красного солнца, огромный, в два раза больше, чем привычное для меня светило, а цвет такой, как при кровавом закате, но сейчас был не закат. Его лучи лились и ниспадали, словно пурпурные складки тончайшей прозрачной ткани. Кроме того, в желтом воздушном пространстве мелькали далекие темные точки, сначала я приняла их за птиц, но затем отбросила это предположение. Объекты перемещались чересчур прямолинейно, четко вверх, затем четко вниз, иногда линии траекторий выходили изломанные, отрывистые, но, в любом случае, такое движение не свойственно аэродинамике птиц.

Была и главная странность - то, как я это видела. Зрение воспринимало не просто все единой картинкой, а делило кругозор на три сектора, как пирамиду с тремя гранями и острой вершиной. Более того, я не только смотрела на окружающие предметы через эту трехгранную призму, но еще и четко различала температуру всего, что попадалось на глаза, понимая, насколько горячий тот или иной объект. Например, я точно определила, что точки, движущиеся вдалеке, горячие, а выбивающиеся из-под земли раскаленные столбы, еще горячее. И это было никак не связано с моим знанием о свойствах предполагаемой лавы, просто все, что попадало в область видимости, доходя до мозга, моментально обрастало информаций о температуре. Благодаря этой способности я легко огибала кипящие столбы, кстати, имеющие оттенок ближе к коричневому, чем к красному, опережая их на пару секунд. Я точно знала, когда температура холмов критически поднимается перед неминуемым выплеском, и облетала опасное место, тем не менее, не удаляясь, а паря по возможности ближе. Каждый раз, когда рядом со мной раскаленная струя устремлялась в небо, тело захлестывала тепловая волна, а мне именно это и требовалось.