Врата войны

— Полковник, я знаю ваши утверждения. Сто раз слышала, — попыталась отбить атаку Сущинская.

— Так послушайте в сто первый. Политики устроили «промывание мозгов»! Твердили на каждом шагу, что для безопасности этого мира юные оболтусы должны отправляться на войну в Дикий мир. Если каждый день кричать одно и то же, то люди начинают верить в любую чепуху. В этот раз им внушили, что надо сбрасывать агрессивность за вратами, иначе наш мир снова очутится на пороге Настоящей войны. Нынешние человеки — трусы. Они так боятся повторения пройденного, что готовы поверить любой ахинее, которую им внушают. Теперь все убеждены, что человек должен время от времени воевать, чтобы снять напряжение.

— Может быть, лучше трахаться? — предложила Сущинская.

Все захохотали. Гаррик — громче всех.

— Смейтесь, смейтесь! — нахмурился Скотт. — Стражи отправляют мальчишек за врата, прямо в объятия Валгаллы. Они готовы на все, чтобы защитить свой теплый уютный мирок! И очень удивятся, когда этот мирок в один плохой день рухнет.

Полковник все испортил. Все тут же позабыли, что сказал Поль. Начали зевать, перешептываться. Кто-то глянул на часы. Гаррик поднялся и демонстративно направился к двери. Поль тоже поднялся.

Поль вышел на кухню. Достал из холодильника банку пива, открыл. Осмотрел ящики с ножами. Нашел один подходящий. Потом отыскал ящик с термопатронами, мгновенно разобрал и собрал вновь три штуки. Теперь это не термопатроны, а термогранаты. Слабенькие, но покалечить могут. Без оружия Поль чувствовал себя почти что голым. Будто из-за каждой двери целится в него мар. У Ланьера, правда, был отнятый у охранника парализатор. Но гранаты никогда не помешают.

Сущинская не заставила себя ждать. Появилась минут через десять.

— Что за дела, Вик? Зачем эта дурацкая провокация? Что тебе надо?

— Ты не поняла?! — Поль изобразил изумление. — Я подцепил их на крючок. Они сейчас все разъедутся — искать хакеров, способных вновь открыть доступ к моему порталу. Если кому-то удастся оживить «Дельта-ньюз», моя информация тут же уйдет по рассылкам подписчиков. А это как минимум сто тысяч. Неплохо, я думаю.

— Не знала, что ты умеешь интриговать.

— Я многое умею, о чем ты даже не догадываешься.

— Послушай! Ты играешь с огнем. Зачем тебе понадобилось придумывать какую-то дурацкую империю?

— Это не выдумка. Валгалла в самом деле существует. Но туда не всех пускают.

— Послушай, Вик, у тебя кишка тонка. Не лезь в это дело. Погонишься за сенсашкой — пришьют. Похоже, тебе мало, что убили портал Гремучки, ищешь новые приключения на свою задницу? Ты ведь ничего не знаешь. Идешь вслепую, бьешь наугад. Тебя замордорят — это точно.

— Это не так просто. — Ланьер поднял банку с пивом. — Твое здоровье, большой друг стража номер два!

Когда Поль вернулся в холл, почти все гости уже разошлись. Остался только полковник Скотт. Да и тот задремал в кресле у камина.

— Зачем вы принимаете у себя этих людей? — спросил Поль у Сироткина. — Их не интересует истина — только собственные амбиции.

— А где наша доблестная дама? — спросил рен, не считая нужным отвечать на вопрос.

— Уехала. Видимо, хочет проверить, правду я сказал или нет.

— Не понимаю, что за игру вы ведете. Впрочем, я не стану вмешиваться — это ваше дело. Надо выпить за ваше возвращение, — сказал Сироткин, доставая из бара фужеры и коньяк. Видимо, Виктор любил коньяк, и Сироткин знал об этом.

— Здесь нет жучков? — спросил Поль.

— Два дня назад Вилли проверял, жучков не было. Надеюсь, с тех пор не завелись. А впрочем, сейчас можно ожидать чего угодно. В мире покоя сделалось неспокойно. Итак, за возвращение, господин Ланьер.

Поль выпил коньяк, как водку — залпом, даже не пытаясь оценить букет. Язык немного пощипало, потом жаркая капля потекла к желудку.

— Даня, помнишь тех кибов, что Бурлаков велел бросить весной пятьдесят лет назад?

— Что? — Сироткин приподнялся, но тут же вновь осел в кресло.

— Я — действительно Ланьер. Только не Виктор, а Поль. Его отец. Мы вместе воевали. Вспомни, Бурлаков, учитель русского, был у нас командиром. А вместо запасных батарей прислали тушенку.

— Ты же погиб!

— Как видишь, нет.

— Воскрес? Или ты клон?

— Нет. Я тот же самый. Пришел из-за врат.

— Давно?

— Нет. Не особенно. Этой осенью.

— Значит, ты жив, — проговорил Сироткин задумчиво. — Жив и ничуть не постарел.

Сироткин невольно посмотрел в большое зеркало над камином. Зеркало подтвердило: в гостиной сидели старик с седыми растрепанными волосами и мужчина лет тридцати.

— И что, за вратами — вечная молодость? Как для всех, кто погибает на войне, — они вечно остаются молодыми. Любимые сказки «милитари». — У Сироткина дрогнул голос.

— Я не погиб, — сказал Поль. — А за вратами — там все по-разному. Можно долго оставаться молодым. Или состариться и умереть за несколько часов.

— Как Вера Найт, — прошептал Сироткин.

— Вера Найт? — переспросил Поль. — Ах да, та актриса. Она всего лишь попала в мортальный лес. Летом.

— Ты ее встречал? — оживился Сироткин. Он заволновался, глаза заблестели. — Ты видел Веру Найт на той стороне.

— Я много кого видел. Веру Найт, пасиков, команданте Тутмоса и его ребятишек. — И, предваряя новый вопрос, поднял руку. — Об этом позже. Выслушай меня, это очень важно...

— Значит, ты не погиб, — вновь повторил Сироткин. — А меня, знаешь ли, героем считали. Меня контузило, осколками посекло, но я выжил. Сироткины — они живучие. А ты?

— Был ранен. Потерял сознание. Бурлаков тащил меня напрямик, через черный круг. Там, где бомбу вырожденного пространства взорвали. Дело было весной, и мы и провалились в Дикий мир.

— Да, там как раз врата теперь стоят.

— Бурлаков говорил мне, что, когда обстрел кончился, он только меня нашел из живых. Все остальные погибли. Тебя, выходит, не заметил?

Сироткин подался вперед, губы его расползлись в улыбке:

— А я спрятался.

— Где? — не понял Поль.

— Я последнего киба налаживал. У железного вояки был сбой в программе, он землю копал и копал непрерывно. Огромную яму вырыл. И тут началась стрельба. Меня взрывной волной как раз в этот окоп и откинуло. Сверху поперек ямы упал мой механический вояка. Потом нас вдвоем завалило землей. Что произошло дальше, я не знаю. Без сознания был. Похоже, востюги в атаку не пошли, боялись черного круга. Тогда считалось, что мы в мертвой зоне и тоже скоро умрем. А кто на черный круг ступил — тот сразу сгинул. Только вечером я выбрался из своего укрытия. Почти ничего не соображал. Барабанные перепонки полопались, из ушей кровь текла. Боль адская. Хорошо, у меня в аптечке шприц-тюбик с морфином остался. Я вколол его себе и потерял сознание...

— А что потом? — спросил Поль.

— Потом подкрепление подошло, меня увезли в госпиталь. Ехал в машине и смотрел, как позади пламя бесится, рокочет, грохочет. И не страшно как-то. Знаю: я спасен. Меня сочли героем, медальку выдали. За то, что уцелел.

— Давай еще коньячку, — предложил Поль.

— Что ж, давай, — Сироткин в этот раз наполнил фужеры до краешка. — Как ты в другом мире выжил?

Поль пригубил коньяк, облизнул губы.

— Нам повезло, Даня, — Поль называл старика уменьшительным именем, как пятьдесят лет назад. — Когда Бурлаков за врата провалился, понял — мир-то другой, вокруг ни души, леса. Григорий Иванович рванулся назад, а назад не пройти, полдня бился, потом сообразил: придется там, куда мы вдвоем угодили, выживать. Вот мы и выживали. К счастью, автомат и два рожка к нему были, лося завалили, жрали без соли мясо. Рыбы там в реках видимо-невидимо. Когда на нерест идет — хватай голыми руками. Зверей много. Медведи. К счастью, твари эти больно тяжелые, по деревьям не лазают. Бурлаков когда нос к носу с медведем столкнулся, на дерево залез. А потом вспомнил, что медведь по деревьям лазать может. Сидел, трясся. А мишка ходил под деревом, вставал на задние лапы, передними махал, с дерева добычу снять хотел. Ревел, но наверх не лез. Бурлаков сидел на дереве и хохотал. Медведь походил так немного и ушел.