Иной мир

Соня сделала ему инъекцию и через пять минут выдернула у него зуб. Мы успокоились.

Двадцать восьмое мая

Паганини кажется успокоился. В любом случае, он больше не шарахается без передышки. Только его слова все те же, и в них постоянно всплывает что-нибудь о смерти. Нам больше нет до него дела. Чи рассчитывает. Он хочет еще раз — уже в сотый раз — рассчитать точку нашей траектории, на которой мы должны катапультировать в космос капсулы. И до этого нам больше нет дела, потому что никто не принимает всерьез его иллюзии.

Гиула теперь редко покидает сад. Он стал флегматичным и немногословным. Он часами смотрит впереди себя, и каждый вопрос нужно повторять, пока он поймет его. Вчера я спросил его, о чем он постоянно думает. Он совершенно без понятия посмотрел на меня.

— Я спросил, о чем ты постоянно думаешь.

— Я ни о чем не думаю, Стюарт.

— Что это — ни о чем?

— Ничего это ничего, нирвана.

— Ты стал буддистом?

Он покачал головой и молчал.

— Скоро мы выстрелим капсулу, Гиула.

— Какую капсулу?

— Зонд с сообщением.

— Гм.

Я сдался. На пути в свою каюту мне что-то полетело в щеку. Сначала я подумал, что Паганини снова бросается в меня вещами. Но на этот раз он не был повинен в этом. Это был маленький болт, который парил здесь. Он был из передатчика; я полгода назад потерял его при сборке. Еще два сантиметра и он залетел бы мне прямо в рот.

Первое июня

Теперь и я начал производить расчеты. Я рассчитал, что борода мужчины примерно за шестьдесят лет в среднем будет длиной в сто двадцать девять метров. В то же время рост всего волосяного покрова на голове составит десять тысяч девятьсот пятьдесят метров. Теперь я еще попытаюсь подсчитать, сколько жевательных движений совершает человек в течение приема пищи. В пересчете на шестьдесят лет при этом собирается не только внушительное число движений челюстей, но и существенное количество энергии.

Третье Июня

Дали Шитомир, проклятый Паганини, попытался осуществить свои угрозы. Чи случайно двигался рядом с ним и видел, как он открывал вентиль. Таким образом мы потеряли немного кислорода. Чи отвесил ему сильную оплеуху. В ответ Паганини изрек полные ненависти проклятия. Он клялся в том, что уничтожит этот мир.

— Погоди, как бы мы тебя самого не уничтожили! — крикнул я. — Может быть будет лучше, если мы его привяжем — он сошел с ума…

Это было бы лучшим и маленьким злом. Но Соня противилась этому. Было ли это сочувствие? Пять минут спустя мы сожалели о нашем бездействии. Паганини удалился, и прежде, чем кто-то из нас смог добраться до него, он проник в лазарет и в приступе бешенства принялся колошматить все подряд, до чего смог достать, бутылкой со сварочной жидкостью. К счастью, невесомость не позволила ему нанести серьезный ущерб. Рывок, который он придал сам себе движениями рук, носил его по маленькому помещению. Ему удалось вскрыть резервуар, в котором находились медикаменты и инструменты Сони. Он все распотрошил. Было тяжело приблизиться к нему, потому что он держал в руке бутылку, словно топор.

Соня рискнула войти и заговорила с ним. Но она больше не имела на него никакого влияния. Коробки с медикаментами летели ей в голову, затем бешенный швырнул свою бутылку в Соню. Она попала в Гиулу, который вяло проходил мимо и безучастно смотрел на происходящее. Удар пробудил его из состоянии летаргии.

— Собака! — крикнул он, — ну, погоди, я тебе отплачу!

Он бросился на Паганини. Чи и я поспешили ему на помощь и воспрепятствовали тому, чтобы Гиула выместил на нем свое зло.

Мы потащили буйного в его каюту. Паганини выл и кричал, размахивал кулаками вокруг себя и в конце концов впился зубами в мою руку так, что я завопил от боли и освободился от него. Теперь он схватил и Чи за шею. Он душил его. Гиула, наконец, остановил его. Он нанес Паганини удар в живот. Чи снова начал дышать. Мы крепко привязали Паганини к переборке в его каюте. Экспандеры служили нам кандалами. Из моей руки сочилась кровь.

— Теперь хватит, — сказал Чи, — он меня чуть было не придушил.

— Отпустите меня, вы, змеи! кричал закованный в кандалы, — Отпустите меня, я хочу к Рабиндранату!

Мы убедились в том, что он был крепко привязан, и переместились обратно в лазарет. Соня принялась собирать свои медикаменты.

— Это, пожалуй, последняя стадия, — сказала она.

— Надеюсь, — проворчал Гиула.

— Он больше не должен быть нам угрозой, — заверил Чи, — он больше никогда не выйдет из своей каюты.

Пятое июня

Он висел на стенке каюты словно Барабас

[24]

на кресте. Пружины экспандера растягивались под его движениями; таким образом он невольно пришел к тому, чтобы продолжить делать гимнастические упражнения. Я хотел принести ему что-нибудь попить, но он плюнул в меня и отказывался от любой пищи. Я подумал: ему следовало бы дать ампулу, будет лучше, если он заснет и больше не проснется. Мысль была жестокой, но нисколько не страшнее, чем его облик, клонивший меня в сон. Скоро время покажет, что мои рассуждения были верными.

Больной Паганини не только развивал поразительную силу, но и проявлял поразительную разумность, которая была направлена лишь на одну цель: освободиться. Как ему удалось освободиться, осталось для нас загадкой. Соня обнаружила свою пропажу. Она позвала нас. Чи, Гиула и я целыми днями торчали в саду. Когда мы услышали крики Сони, мы совершили роковую ошибку, оставив лабораторию без охраны. Мы обыскали каюты, Чи охранял шлюз. Вдруг мы услышали как он чем-то загремел. Звуки исходили из лаборатории. У его сумасшествие была своя метода. Когда мы появились в люке, в нас полетели консервы. Он защищал этот люк, словно царь Леонид, оборонявший Фермопильское ущелье

[25]

от персов. Гиуле не повезло, во второй раз снаряд задел его. Но затем мы с ужасом увидели то, что он уже натворил. Водоросли парили по саду, питательная жидкость собралась в капли по всему помещению, Повсюду кружились пластиковые пакеты. Но это было не самое худшее. Паганини действовал систематически. Его усилия были направлены на то, чтобы умертвить нас. Пока мы его повсюду искали, он словно сумасшедший залетел в сложную лабораторию. Измерительные и контрольные приборы разлетались на мелкие кусочки под его ударами, потому что на сей раз он был умнее и крепко держался рукой, когда наносил удары. Система трубок, тонкие капилляры, были согнуты или разорваны. На мгновение мы словно оцепенели. Чи пробрался через люк, бутылка полетела ему в голову, но он не обратил на это внимание.

— Все умрут! — неиствовал Паганини, — этот мир будет уничтожен!

Когда мы его схватили, он не оказывал сопротивление. Он достиг своей цели и был доволен. Мы снова привязали его к стене каюты. Но на этот раз так, чтобы он больше не смог освободиться. Мы связали ему ноги и настолько крепко привязали его запястья к ручкам экспандера, что он больше шевельнуться не мог. Если бы мы сделали это раньше!

Результат его разрушений был основательным. Пока Гиула и Соня собирали водоросли и спасали от жидкой питательной среды то, что еще можно было спасти, мы осмотрели установку, которой мы были обязаны до настоящего момента нашей жизнью. Она больше не работала. Мы не сказали ни слова. Вой Паганини доносился до нас. Он звучал как волчий вой.

— Этого не может быть, — прошептал Чи, — все, что угодно, только не это.

— Гиена воет, — сказал Гиула. — Вчера у нас еще был выбор: он или мы. Он победил, теперь мы умрем от голода и от жажды.

Я больше не мог думать, у меня было такое чувство, что я задыхаюсь.

Шестое июня

Мы часами пытались восстановить работоспособность установки. Напрасно, чудесное творение человеческого разума, подсмотренное у природы, находилось в состоянии покоя. Человеческий мозг разрабатывал его в течении десятилетий, человеческим мозгом направлялась рука, которая мгновенно уничтожила его. Только очистной установке не досталось; бесцветная жидкость, которая утоляла нашу жажду, продолжала образовываться. Нам приходилось умирать с голода.