Последний довод павших или лепестки жёлтой хризантемы на воде(СИ)

На берег высаживались остатки десанта с тяжёлым оружием. Японцы спешили и работали с завидным остервенением. Десантные корабли подходили прямо к пристани, по сходням скатывали пушки, не смотря на то, что высадка шла вполне организовано, нередко что-нибудь роняли в воду. По причалам тащили ящики с боеприпасами, ими был уже завален весь берег. Часть катеров подошла в стороне от порта, и бойцы выпрыгивали на мелководье, шлёпая по мутной, холодной воде, таща пулемёты, миномёты, многие были увешаны, болтающимися на груди и спине минами.

Остатки подразделения НСФ Токубетсу Рикюсентай, в который входил матрос 2-ой статьи Мурао Мацуда, поступил в распоряжение лейтенанта Мураками.

Полное имя и звание Пашка узнал от санитара, который бегло осмотрел его документы (сам то Пашка, если в разговорном японском что-то и смыслил, то в иероглифах был полным дубом).

Когда со стороны берега так основательно замолотило, в одно мгновенье „подружив“ дерущихся японцев и морпехов (уцелевшие в едином порыве побежали за ближайшее укрытие), Пашка находился несколько в стороне от зоны поражения. Тем не менее, не вставая, на карачках, попытался убраться из сектора обстрела. Тут его и припечатало чем-то по голове.

Санитар предположил, что ему скорей всего досталось от рикошетного осколка. Павел, потом с любопытством осмотрев свою каску, нашел, что если бы этот осколок не прошёл вскользь, последствия были бы более плачевные.

Однако возились с ним не долго. Состояние у него, конечно, было так себе: где-то саднило, где-то ныло, голова гудела, но контузии не было. Видимо к этому выводу пришёл и немолодой офицер в архаичных круглых очках (с тремя большими звёздами на погонах — не иначе военврач). Едва удостоверившись, что кровь на нём не его, посмотрел на реакцию зрачков, комментируя и что-то быстро спрашивая, собственно не особо ожидая ответов, коротко махнув рукой, занялся другим раненым.

Пашка, толком ещё не придя в себя, тихо поохреневав про то, как в Императорской армии всё сурово, поплёлся вслед за таким же как он подранками, где лейтенант объявил сбор.

В просторном зале какого-то административного здания порта японцы устроили временный штаб, напоминавший растревоженный улей. Пашка видел как лейтенант (видимо тот самый Мураками) отослал куда-то очередное отделение солдат и перевёл взгляд на группу раненых. Показалось, что во взгляде офицера мелькнула не только досада, но и сожаление.

Лейтенант говорил быстро, но Павел понял, что им дают время привести себя в порядок. Бросив короткое: „Выполнять!“ — словно отмахнулся от них, офицер вернулся к своим делам. Хлопот у него действительно хватало, но Павлу показалось, что он пожалел раненых и позволил им отдохнуть, не загружая боевым задачами. Лейтенант, кстати, во время своей тирады, ткнул в сторону Пашки, показывая на огромное пятно у него на форме.

„Чего это он, — недовольно удивился Павел, следуя на выход, — приказывает постирушки мне устроить? Что-то я у японцев банно-прачечного обоза не видел“!

Хотя ему и самому было неприятно — крови с этого чернокожего морпеха натекло хоть и немного, но пятно действительно выглядело мерзко, кровь засохла, неприятно натирая кожу. Ещё и воняло не пойми чем.

„Рану америкос получил в живот, — брезгливо скривился Пашка, — что там натекло из его брюха? Человек и снаружи-то не фиалка, а уж внутри за кучей сфинктеров — ой, лучше не лазить“!

Вопрос о том, где можно было бы застирать испачканное обмундирование, возник не только у него, правда без особого удивления и недовольства — один солдат, на ходу достав нитки и иголку, уже второй раз спрашивал о чём-то Пашку.

С какой-то заторможенностью прокатав в голове перевод, Павел тихо возмутился:

— Я знаю не больше вашего, — и тут же прикусил язык, сообразив, что обмолвился по-русски.

Однако солдатик докопался до другого бойца из их компании, не обратив внимание на Пашкин косяк.

„А почему это я не знаю? — Вдруг его осенило, — знаю! Амеры весь мир подсадили на иглу своего кинопроката. А уж из их сучьих бастеров известно — где они свою шмотку стирают. Главное сейчас определиться и найти нечто похожее на доходный дом с кучей стиралок в подвале. Электричество на удивление не вырубили, а значит…. Стоп!“.

Он вдруг подумал, что здание, где обосновался лейтенант Мураками, больше походило на заведение гостиничного типа, или офицерский клуб…, но явно не контору.

„Там даже ресепшн в фойе такой характерный торчал“!

Резко развернувшись, он зашагал обратно, с удивлением увидев, что остальные раненые последовали за ним.

„Какая человек, всё-таки … скотина, — пришёл к выводу Пашка, развалившись на длинной скамье в подвальном помещении, где он обнаружил с десяток выстроившихся в ряд стиральных автоматов, — ну показал я японским солдатам как настраивать эти ящики на стирку, а смотрят на меня уже как на авторитет. Особенно когда обмундирование на выходе оказалось фактически сухим. И что самое удивительное — мелочь, а самодовольство из меня так и прёт. Прогрессор, блин“.

Японцы хоть и тянули по размерам на подростка, но это если не сталкиваться с ними взглядом. Всё-таки это были воины, кстати, спокойно идущие на смерть, и не только…. Что-то было в их глазах…. Не мог он точно сформулировать.

„Я подумаю об этом позже, — рассуждал он, устраиваясь поудобнее, — сейчас мне надо вспомнить и главное осмыслить всё произошедшее со мной. Время есть — пока тряпки стираются. Начнём по порядку. Что произошло там в горах“?

„Лучше гор могут быть только горы“. И хоть Высоцкий имел ввиду несколько другие вершины, а Павел предпочитал, что бы ещё и выход к морской синеве был, ущелье Большой Лиахви в Южной Осетии впечатляло.

Андрюха (дружок по Афгану) давно зазывал к себе в гости, обещал провести живописным маршрутом вдоль устья этой самой Большой Лиахви, и вот Павел наконец сподобился.

Сборы, после кавказского гостеприимства несколько подзатянулись — в Дзау, где у Андрея был приличный дом, они задержались на три дня: то похмелье, то женщины возились, то Андрей пробивал что-то по своим каналам (он занимал майорскую должность с осетинских силах самообороны).

Однако ж вышли. Целый турпоход. Помимо навьюченных рюкзаков с палатками, провизией и всякой необходимой мелочёвкой, Андрей сунул Пашке самый настоящий „калаш“.

— Грузия под боком, — сказал он как-то слегка озабоченно, — у нас тут вообще без оружия по горам не ходят.

Павел заметил, что далеко они не стали забираться, став лагерем у небольшой притоки. А Андрей вообще не расслаблялся до конца, часто замирая, прислушиваясь. Но хрен его знает, как он тут живёт последние пять лет. А поскольку сам он ничего не говорил, то и Пашка не хотел лезть с расспросам.

Всё случилось на второй день. Женщины ушли за хворостом для костра, но видимо увлеклись, забрели далеко и долго не возвращались. Они уже стали тревожиться, как Андрей встрепенулся, заслышав шум.

— Идут, — с облегчением сказал он, и прищурив один глаз, вновь замерев, уже с непониманием, напрягся, — бегут? А ну пошли!

Они сорвались навстречу.

Запыхавшихся женщин они увидели скоро. Маринка попыталась на повышенных тонах что-то рассказать, но Андрей одним жестом оборвал её (надо ж как может) и уставился на более спокойную супругу. Его Наида была из местных, полукровка, как и Андрей — мать русская, отец осетин.

— Двое, — выдохнула он коротко.

— Может кто из наших? — Вопрос звучал скорей как наводящий, требующий детализации, — вас не заметили?

— Сбруя на них не наша…

„Ни фигаж себе он её выдрессировал“! — Удивился Пашка, увидев в её руке маленький такой бинокль. Но не театральный — окрас „милитари“ и явно заморский.

…— мы на взгорок влезли — оттуда вид хороший…

— А я смотрю…,- попыталась вставить Маринка, но снова, на удивление послушно заткнулась.

…— Маринка их срисовала, мы сразу на траву плюхнулись, — продолжила Наида, — а потом по низине ушли.