Журнал «Если», 2001 № 7

Для полноты картины можно упомянуть еще и роман-фэнтези Сьюзан Купер «В сторону моря» (1983), герои которого попадают в «потусторонний» мир кельтских мифов, где становятся участниками грандиозной шахматной партии, разыгрываемой местной богиней, олицетворяющей Смерть, и ее противником — отцом, братом и сыном в одном лице, символизирующим, очевидно, Жизнь.

Выходит, даже мифические персонажи не в состоянии предугадать все разнообразие и богатство вариантов в дерзком изобретении простых смертных.

Проза

Кэтрин Уэллс

Нехтанит и инфорат

Иллюстрация Алексея Филиппова

Мне всегда было в высшей степени наплевать на мнение людей, утверждающих, будто ничто не впечатляет так сильно, как первая в жизни встреча с нехтанитами. Даже если это происходит во время работы за столом активного интерфейса в университетском учебном центре.

Я слышала о нехтанитах еще до того, как поступила на работу в университет Мал Сурджан, здесь, на планете Валла. Эти истории волновали меня куда меньше, чем рудименты мусульманских обычаев и культуры, упорно проникающие во многие колониальные миры, с их пренебрежительным отношением к женщине, как к существу второго сорта. Нехтаниты — это местная достопримечательность… вернее, диковинка: остатки воинского культа, дожившие до нашего времени с ранних дней освоения планеты. По-моему, я даже видела как-то изображение нехтанита, хотя они терпеть не могут, когда таковые появляются в компьютерных файлах. Но когда поднимаешь глаза и видишь, как эта чудовищно уродливая глыба, имеющая отдаленное сходство с человеком, нависает над тобой… поверьте, шок довольно силен.

Нехтаниты всегда нависают над тобой. Как-то позднее я встретила одну, почти нормального роста, всего пять футов восемь дюймов. Вид у нее все равно был такой, словно вот-вот надвинется, как танк, и раздавит. Но этот был около шести футов, с заплетенными в косы и торчавшими в разные стороны а-ля Медуза Горгона волосами и татуировками от лба до… видите ли, сидя за столом, я могла видеть всего лишь верхнюю часть его килта, но позже убедилась, что немыслимые узоры спускаются к кончикам пальцев. Кожа под раскраской оказалась относительно белой, что позволяло черным линиям и завиткам смотреться куда эффектнее. Ничего особенного, обычные арабески в виде абстрактных змей, но игра мощных бугрившихся мышц словно оживляла их, и казалось, что по всему телу ползут ядовитые гады.

Я, должно быть, от страха, подскочила на добрых полфута и с шумом приземлилась на стул. Он растянул губищи, показывая огромные желтоватые зубы, и на мгновение показалось, что он зарычит и щелкнет этими самыми клыками. Но я тут же поняла: таким образом он выражает иронию по поводу моего испуга. Честное слово, у вампиров улыбки куда добрее!

— Не собираетесь предложить мне помощь? — осведомился он с издевательской вежливостью.

Это привело меня в чувство. Как опытный инфорат, я горжусь тем, что всегда вовремя подворачиваюсь под руку клиентам. В выпускной школе я писала диплом по истории этой профессии. Кстати, знаете ли вы, что слово «инфорат» — попросту сокращенное от «специалист по поиску, методам доступа и получения информации»? Было время, когда инфоратов считали этакими книжными червями, замкнутыми и необщительными, но в нашей профессии с подобными качествами долго не продержишься, особенно если не будешь дружить с клиентами. Тебя попросту заменят очередной умной программой. Приходится доказывать непреходящую ценность незаменимых человеческих качеств: интуиции и, откровенно говоря, обаяния.

Так или иначе, я вовсе не собиралась позволять этому призраку прошлого чернить мою профессиональную репутацию.

— Чем могу помочь, сэр? — поинтересовалась я, сопровождая вопрос неотразимой улыбкой, призванной выражать подобающую заинтересованность.

— Один из моих студентов написал эту статью, — сообщил нехтанит, протягивая мне мини-диск. К сожалению, я не отличаюсь хорошей реакцией и едва не уронила диск, так что и нехтанит не хуже меня заметил, как постыдно дрожат мои руки. Очевидно, именно это заставило его снова ощериться в той зверской гримасе, которая сходила у него за ухмылку.

— Работа слишком хороша, чтобы быть его собственной, но я не сумел отыскать, откуда он это все стянул. Может, вы попробуете?

Взбешенная собственной трусостью, я поспешно сунула диск в считывающее устройство и высветила файл, при этом стараясь не показать, как ошеломлена тем фактом, что вот этот самый вандал оказался преподавателем. Правда, на собеседовании мне сказали, что тридцать процентов преподавательского состава — нехтаниты, но я работала всего вторую неделю, и за все время это был второй профессор, нарушавший покой учебного центра. Большинство работали в своих домашних кабинетах и являлись в кампус лишь в случае крайней необходимости.

Втайне жалея, что именно этому профессору не сидится дома, я пропустила файл через свой синтаксификатор, провела синтаксический анализ статьи и проверила результаты.

— Хм, похоже, вы правы. Часть документа принадлежит местному лектору, родившемуся за последние двадцать лет, со словарным запасом десятого уровня, но основной текст указывает на автора, не являющегося коренным жителем и рожденного до Измененного Курса Обучения, со словарным запасом научной лексики двадцатого и социальной — четырнадцатого уровней.

Я смело глянула в татуированную физиономию, все еще маячившую над моим столом.

— Хотите проверить авторов, входящих в эти категории?

— Поскольку восемьдесят процентов публикующихся зоологов не местные уроженцы, почему бы нет? — сухо обронил он. — Это сразу сузит область поиска.

Я сняла данные с синтаксификатора и ввела в матрицу поиска авторов. У нас есть доступ к таким руководствам, потому что университет считается одним из лучших систематизаторов анонимной литературы на колониальных планетах. Подобные пособия широко используются в археологических и исторических документах, а также в криминологии. Именно с его помощью я установила автора старой поговорки: «после дождичка в четверг» (какой-то американский спортсмен двадцатого века, забыла фамилию).

Пока я работала, нехтанит не тратил времени даром: внимательно оглядывал студентов в учебном центре. Вернее сказать, пронизывал каждого злобно-неодобрительным взглядом. Те, кто имел несчастье пялиться на него, немедленно сгибались над своими автоматизированными учебными станциями. Те же, кто усердно работал и не заметил его появления, рано или поздно ощущали на себе сверлящий взгляд, поднимали головы и все без исключения подскакивали. Одна бедняжка даже вскрикнула. Нехтанит только пренебрежительно фыркнул:

— Первокурсница, что с нее взять.

Это окончательно вывело меня из себя. Я была горячей сторонницей возврата к методам обучения, присущим человечеству в старые времена. Одной из причин моего решения работать в Мал Сурджан (помимо того, что мужа перевели на Валлу), было то соображение, что это, в сущности, кампус. Студенческий городок, где молодые люди живут, работают в лабораториях, а иногда и собираются в аудитории на интерактивные дискуссии. Такое в наше время трудно встретить, потому что многие профессора не желают находиться в одном помещении со своими студентами, и как ни удивительно, у громадного количества студентов начинается клаустрофобия при мысли о том, что они окажутся в одной аудитории с тридцатью живыми индивидами. В их средних школах практиковалось дистанционное обучение, и они попросту не знали, как себя вести в обычных классах. Однако исследования показали, что обычное обучение по типу «преподаватель — класс» куда продуктивнее дистанционного, и лично я считаю, что занятия в кругу себе подобных повышают качество знаний у студентов. Поэтому мне крайне не нравилось, что какой-то размалеванный педант запугивает ни в чем не повинных детей.