Черные небеса

— Ну и свинья же ты.

Она быстро подняла голову. Перепачканные кашей губы и щеки делали ее похожей на маленького ребенка, который первый раз сунул лицо в свой обед. Ной улыбнулся. Она нахмурилась, наклонила голову к плечу, а потом вдруг улыбнулась в ответ и снова занялась кашей.

Ной сел на пол.

— Надо тебя как-то окрестить, — сказал он.

Она опять подняла голову, быстро глянула на него и вернулась к еде.

— Может быть, назвать тебя Вера? Нет, какая там Вера… Или Варвара?

В памяти возникла прислуга в доме Гамовых. Ной помрачнел. Девчонка ела, громко сопя и чавкая. Тарелка загремела по полу: она слизывала с краев остатки каши. Подняла голову. Вымазанные губы растянулись в улыбке. Ной не смог удержаться и тоже улыбнулся. Он взял флягу, сделал еще один глоток и протянул флягу ей. Она схватила ее двумя руками, резким движением сунула горлышко в рот, стукнув им о зубы, и стала пить быстрыми глотками.

— Я буду звать тебя Принцесса, — сказал Ной. — Именно на нее ты сейчас меньше всего похожа. Но именно ее я из тебя сделаю.

Он показал на девчонку пальцем. Она отшатнулась, все еще продолжая жадно сосать из фляги.

— Принцесса, — сказал Ной.

Потом ткнул себя в грудь.

— Ной.

Снова указал на нее и стал повторять, крутя пальцем.

— Принцесса. Ной. Принцесса. Ной.

Она засмеялась.

Ной заправил лампу и взял из комнаты дырявый тулуп и одеяло. Когда он снова спустился в подвал, Принцесса спала, свернувшись клубком рядом с тарелкой. Услышав шаги, она встрепенулась и села.

— Ной принес одеяло срам твой прикрыть. Да и погреться тебе не повредит.

Он положил тулуп перед ней и похлопал по нему ладонью.

— Ложись, — сказал он. — Будет тепло.

— Те-ло, — старательно повторила Принцесса.

— Да. Клади свое тело. Вот так.

Ной улегся на тулуп, всем своим видом показывая, как ему хорошо, потом встал и указал пальцем сначала на девушку, потом на тулуп.

— Ложись. Тепло.

Принцесса встала и неловко, передвигаясь боком на карачках, забралась на тулуп. Едва оказавшись на нем, она упала на свалявшийся мех, приникнув к нему всем телом.

— Те-ло, — сказала она.

Голос прозвучал хрипло и низко. Ной укрыл ее одеялом, удерживая рукой, чтобы она не вскочила.

— Тепло, — повторил он. — Спи. Завтра снова придет Ной.

— Ной, — откликнулась Принцесса, глядя на него из-под одеяла блестящими глазами.

Ной взял погасшую лампу, тарелку и флягу, и вышел, заперев дверь засовом из кочерги.

Он спал и видел сон.

Он стоял на борту грандиозного деревянного корабля и смотрел вниз на причал. Там собралась толпа. Все толкались и кричали, чтобы он спустил сходни. Ной глядел на них, не трогаясь с места. Небо за спинами людей постепенно и неотвратимо охватывала тьма. Она сгущалась от туманной дымки к густой черноте. Черные небеса, они грозили поглотить тех, кто остался на берегу.

Чьи-то руки подняли над толпой ребенка. Он был совсем маленький и громко верещал от испуга. Внимание Ноя сосредоточилось на нем.

— Его зовут Япет, — раздался женский крик. — Япет!

Что-то дрогнуло в душе Ноя. Он смотрел на этого ребенка и не мог оторвать глаз. А женщина все кричала и кричала, повторяя имя вновь и вновь.

Ной опустил руку и повернул рычаг. С громким лязгом сходни опустились на причал, и толпа хлынула на корабль, словно бурлящая река. Она изливалась в нутро Ноева ковчега и не было ей конца. Корабль стал оседать в холодную белую воду. Вода поднялась до сходень, но люди не останавливались, наполовину вплавь они стремились к спасению. Тяжелые волны перехлестнули через борта, корабль накренился и плавно скользнул в бездну.

Алон вошел в свою хибару и тщательно затворил дверь. Ветер снаружи завывал и бил в стены, они потрескивали, постукивала на крыше старая доска, которую Алон давно уже собирался укрепить, но все не доходили руки. Он стянул рукавицы, подобрал в углу несколько поленьев и занялся растопкой печки.

Он действовал автоматически. Мысли старика были заняты словами милиционеров, которые приехали сменить на ночь своих коллег в Квартале. Они рассказали Алону о том, что произошло на центральной площади Города.

Сожжение на костре. Впервые за долгие-долгие годы.

Алон еще помнил рассказы своей бабки о том, как становился Город. Эта история передавалась у них в семье от поколения к поколению. Со смертью Алона, она должна была кануть в забвение, Но случилось иначе — история повторилась.

В стародавние времена, еще до появления Совета, Квартала и Лабораторий, Город был лишь горсткой людей, которые пытались выжить, найдя себе убежище на развалинах мира. Перед лицом вечного голода и вечной зимы, они строили, камень за камнем, Город. Людей становилось все больше, им делалось тесно. Появилось множество банд, расцвело насилие. В те времена жизнь человеческая стоила лишь миску безвкусного концентрата, и Город затопила кровь, ее поток почти смыл остатки человечества на этой земле. И тогда одна из сильнейших группировок провозгласила канон христианского смирения. Каждый, кто не принимал его условий — немедленно умерщвлялся. Сначала канон насаждался силой оружия, а потом запылали костры. За время наведения порядка, население Города уменьшилось втрое, но те, что остались, сделались монолитны и тверды, как гранитный камень. Люди, взявшие Город железной рукой, вырвали его из затяжной агонии. Они начали строить, начали добывать еду и делать машины. Они создали Совет, Квартал и Лаборатории. Они стали отцами-основателями. Они превратили Город из каменной пустоши, где люди охотились друг на друга, в сплоченную, сытую и растущую общину.

Теперь снова начиналась священная битва. Алон нисколько не сомневался в том, что, получив благословление на доносы, люди понесут в ящик у кафедры записки о своих соседях и врагах. Предстоят страшные времена. Город опять погрузится в кровавое безумие. Алон не понимал только одного — зачем это нужно? Большинство «грешников», которых поведут на костер, не будут иметь никакого отношения к пособникам тьмы, прущей к Городу. Народ — спящий до поры пес: кинь ему кость, и он набросится на нее со всей яростью, на которую способен.

Огонь в печурке затрещал. Алон потянул к нему широкие ладони, и зачмокал губами, подзывая к себе Потрошка. Обычно, едва почуяв тепло, тот сам выбирался. Он любил греться у печки рядом с хозяином. Только сегодня его что-то не было видно. «Вряд ли крыса ушла на улицу в такую погоду, — подумал Алон. — Он где-то здесь».

Кряхтя, старик опустился на четвереньки и заглянул под высокую лежанку.

— Потрошок! Эй, малыш, ты там?

Под лежанкой было темно. Алон улегся на живот и стал шарить в темноте рукой. Его пальцы вдруг наткнулись на что-то… Горячее. Скользкое. Живое. Он отдернул руку, а в следующую секунду из густой тени вынырнуло ему навстречу белое оскаленное лицо. Алон вскрикнул и задергался, пытаясь выползти из-под лежанки и встать. Две жилистые руки ринулись к нему, ухватили за ворот тулупа и с неожиданной силой потянули обратно. Старик засучил ногами, закричал еще громче, а потом вдруг затих.

Остался только шорох, с которым грузное тело затягивали под лежанку.

— Самсон, тебя к телефону!

— Кто там еще? Я занят!

— Это из Совета. Говорят — срочно!

Караско убрал в стол карту, запахнул куртку и вышел в коридор. На базе было холодно. Отопление еще не устроили — не хватало людей. Следуя за милиционером, он прошел на пост, где стоял полевой телефон. Караско ждал этого звонка, зная, что тот непременно поступит. Но не думал, что так скоро.

Хотя, к этому все шло. Караско прекрасно понимал, что охота на ведьм, объявленная в Городе этим вечером, не что иное, как маневр властей, нацеленный на то, чтобы отвлечь толпу. В Городе зарождался хаос, а в таких условиях легко обделывать любые дела.

Он взял трубку.