Кольцо Харона

Совещание закончилось, но Сондра Бергхофф продолжала сидеть и смотреть, как люди расходятся, осторожно двигаясь в условиях пониженной силы тяжести.

Никто не сказал ни слова.

Проект вот-вот полетит ко всем чертям у них на глазах, но ни один не возмутился. Чего они боятся? Что еще они боятся потерять, если самое ценное в их жизни — Станция — уже потеряно? Почему не заступились за этого Чао?

Возможно, его результаты не такие уж впечатляющие. Скорее всего ему удалось ненамного повысить силу тяжести — до двух или трех земных норм, или удержать поле чуть-чуть дольше теперешних десятых долей секунды. Но если даже так, это все равно достижение, и слава Ларри Чао! Этого недостаточно, чтобы изменить мнение тех, от кого реально зависит существование Станции, но почему человек не может высказаться, почему не имеет права на то, чтобы его выслушали?

Сондра забарабанила пальцами по столу. Впрочем, она-то ведь тоже промолчала…

2. Долги

Исчез. Яркий, сверкающий в темноте маяк исчез через мгновение. Наблюдатель напряженно ждал повторного сигнала, но его не было.

Как он мог пропасть, этот огонек? Чувство горечи и заброшенности охватило Наблюдателя. Снова один. Он постарался успокоиться и вернуть себя в тысячелетнюю спячку.

Но какая-то часть его существа по-прежнему не находила покоя. Он все еще продолжал наблюдать.

И надеяться.

Сондра стояла перед зеркалом. Вот она какая! Маленькая и толстая, лицо круглое, жесткие рыжие кудряшки торчат во все стороны. Она была одета как обычно: мятая блузка неопределенного цвета, бесформенные спортивные брюки и тапочки на липучках. Но сейчас она интересовалась не своей внешностью. Сейчас зеркало понадобилось для того, чтобы подвергнуть себя традиционному испытанию. Большинство людей понимают это испытание образно, но в ее семье всегда держались его буквального смысла. Она попыталась заглянуть в глаза своему отражению.

И отвела взгляд.

Сондра припомнила, как в пятилетнем возрасте соврала, что не лазила в банку с печеньем. Отец повел ее в ванную, поставил перед зеркалом и заставил, заглянув в него, повторить ложь. Тогда она не смогла, также, как и теперь. Хотя на этот раз она не лгала. Просто она поступила не по совести, и случилось то же самое.

Она повернулась и вышла из комнаты, твердо решив исправить дело.

Пять минут спустя Сондра, в немалом смущении и не вполне понимая, зачем это делает, стучала в дверь Ларри. Но ей с детства внушали, что следует исправлять свои ошибки, даже если это очень трудно, даже если нет никакой надежды на успех. Главное — не терзаться угрызениями совести, а что-то делать.

Она должна была выступить на совещании, но не выступила. Теперь нужно как-то все уладить. Правда, она пока не знала как.

— Войдите, — сказали за тонкой дверью.

Она распахнула ее и вошла в маленькую комнату. Ларри сидел на кровати, держа на коленях карманный компьютер. Он удивленно поднял глаза.

— Здравствуйте, доктор Бергхофф.

— Привет, Ларри.

Он поспешно отложил компьютерную записную книжку в сторону и встал в нерешительности, не зная, что делать дальше.

— Гм, позвольте, я вытащу для вас стул.

Он пошарил за спиной у Сондры, и из стены выскочил складной стул. Ларри снова уселся на узкую односпальную кровать, Сондра устроилась напротив него. Она всегда думала о нем, как о подростке, смотрящем на мир широко раскрытыми глазами. Возможно, в этом была доля истины. Сондре было двадцать шесть, а Ларри моложе ее на год, от силы на два. Нет, он не наивный мальчишка — те ерь она это ясно поняла.

На Станции работали высококвалифицированные исследователи. Физика высоких энергий — область, где полно вундеркиндов, но даже вундеркинд попадал на Плутон не раньше, чем ему исполнялось года двадцать четыре. Это в случае, если он признанный гений и в годы учебы перепрыгивал сразу через несколько ступеней. Когда Сондра приехала сюда два года назад, она была самой юной сотрудницей за всю историю Станции. Ларри сейчас примерно столько же, сколько ей было тогда.

Неужели она выглядела так же беззащитно?

Сондра повнимательнее рассмотрела Ларри. Просто у него такое лицо, что он кажется гораздо моложе своих лет. Большие серьезные глаза, черные как смоль волосы, подстриженные на Станции доморощенным парикмахером «под горшок», гладкая, без морщин, кожа, широкий, не по размеру комбинезон — вместе все это создавало образ ранней юности. Сондра готова была поспорить, что Ларри бреется не чаще раза в неделю.

Но дело не только в этом. Жизнь еще не наложила на его лицо отпечаток умудренности, не исказила наивного выражения, не изменила его глаз и не затронула души. Глаза его были чисты, а взгляд прям и ясен.

Сондра не имела понятия, откуда он приехал. Ей казалось, что у него сильный американский акцент, но что это значит? Может, он родился в Америке, а может, просто обучался английскому у преподавателя-американца. Она не знала.

А ведь он один из ста двадцати, всего лишь ста двадцати человек, заброшенных за миллиард километров от всего человечества! И один из двадцати, сидящих за столом на этих чертовых еженедельных совещаниях для научных сотрудников. Как она могла провести столько времени в таком маленьком коллективе и почти ничего не узнать об одном из живущих рядом людей? Тут Сондра подумала о других соседях по Станции и изумилась неожиданному открытию — она помнила многие лица, но напрочь забыла имена.

А ведь раньше она была так общительна… Плутон сделал ее угрюмой затворницей, ожесточил — и в этом она была похожа на Рафаэля. И совершенно не похожа на Ларри Чао — казалось, тот остался таким же, каким был на Земле. Сондра смотрела на него и не находила слов, чтобы начать разговор.

— Я как раз пытаюсь оценить свою работу с Кольцом, — проговорил Ларри, стараясь заполнить тишину. Голос у него был несчастный. — После утренней головомойки у меня такое ощущение, точно сегодня ночью я пустил на ветер все деньги Земли. Не знаю, что делать, черт возьми!

— Еще бы! Можно взглянуть на ваши расчеты? — спросила Сондра, благодарная за то, что он первым прервал затянувшуюся паузу.

Ларри пожал плечами.

— Конечно. Кажется, я довольно точно прикинул стоимость моего ночного эксперимента.

Сондра нахмурила брови.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, вас ведь послал директор. Проверить, чем я занимаюсь.

Сондра от удивления раскрыла рот, потом закрыла, потом опять раскрыла и только после этого обрела дар речи.

— Послал? Рафаэль меня послал? Он бы послал меня только на поверхность Плутона. Без обогревателя или скафандра.

Теперь пришла очередь удивляться Ларри.

— Я думал, вы среди его любимчиков. На совещаниях вы всегда сидите рядом, — сказал он.

Сондра озорно ухмыльнулась.

— Просто рядом с ним всегда свободные места. Кроме того, я сажусь поближе, чтобы следить за ним. У меня это вроде хобби: я наблюдаю, как он провертывает свои дела.

— Во всяком случае, со мной он это проделал очень ловко, — грустно заметил Ларри. — Теперь я не знаю, как быть. Я никогда не смогу отдать этот долг, потому что и за всю жизнь столько не заработаю. Черт, я еще не вернул даже то, что мне ссудил Массачусетский технологический институт.

— Дайте-ка я посмотрю, насколько это серьезно, — мягко сказала Сондра. Ларри передал ей записную книжку. Она взглянула на цифры и глаза ее полезли на лоб. — Пять миллионов британских фунтов! Откуда вы веяли эту величину? Это превышает месячный бюджет всей Станции.

Ларри с печальным видом кивнул.

— Я знаю. Тут все написано.

Сондра просмотрела его вычисления, и ей стало немного легче. Может быть, этот парень и гениальный физик, но в области бухгалтерии он явный невежда. Числа были астрономические, завышенные даже для честного финансового отчета, а Рафаэля незачем радовать честным финансовым отчетом.