Поле брани для павших

Домой не хотелось. Золотая мостовая мягко поддавалась ногам, над городом коромыслом повисла огромная семицветная Радуга, и купидоны сновали стайками, выискивая, в кого бы пустить стрелу влюбленности. Один из них, заметив грустного мужчину, зашарил пухлой ручкой в колчане, но Александр погрозил ему пальцем. Купидон взвизгнул от восторга, затрепетал крылышками, устремляясь в высоту, и оттуда, уже едва различимый и оттого чувствующий себя в безопасности, принялся корчить рожи и дразнить Иванова по-детски обидными словами.

Тоскливо было в этом городе счастья, прямо хоть в Ад просись.

Но некуда было проситься, разве что согласиться с Валгаллой и ее ежедневными затяжными пирами, когда теряешь счет дням и друзей начинаешь считать собутыльниками, а собутыльников - настоящими друзьями. Нет, в Валгаллу Иванову не хотелось.

Да и здесь особо идти было некуда. Разве что в лес, подглядывать на пару с медведем Гошей за звонкоголосыми русалками, плещущимися в лесном озере. Нечего сказать, веселенькое занятие для пережившего собственную смерть.

Иванов посидел у подножия Радуги, рассеянно наблюдая за купидонами, прошелся по центральной улице Града. Славословие уже закончилось, и на улицах было шумно. Трудно было представить, что людей вполне устраивала их неизменяемая и ровная вечная жизнь. И тем не менее это было именно так, даже если чего-то им и не хватало, то по поведению и настроению людей особой жажды ими перемен не было видно. Был третий час вечера, а на площади с огромным фонтаном плавали пузатые золотые рыбки, было шумно, шел концерт, в котором принимала участие усопшая попса. Удивительное дело, сколько уже времени прошло, обезьяну можно было научить сочинять вполне грамотные стихи, а здесь звучали все те же песни с идиотскими словами и мелодиями, которые при желании можно было извлекать из одной струны. А выступавших слушали, визжали восторженно подростки, делая пальцами правой руки победительную козу, многие танцевали. С другой стороны фонтана устраивали личные вернисажи многочисленные художники. Живопись была так себе - мягко говоря, средненького уровня, поражали лишь яркие фантастические краски, которые художникам доставляли с Седьмого Неба обожающие живопись эльфы.

На тенистой аллее выступали поэты. Александр заметил губастого Роберта Рождественского, который что-то обсуждал с Михаилом Светловым. Юрий Олеша и Гете, как обычно, собрали вокруг себя толпу женщин, и, напротив, Байрон стоял в окружении столь же чопорных мрачных джентльменов, на лощеных мордах которых проступал застарелый порок. Лермонтова не было. Михаил Юрьевич или отправился язвительно острить в салон какой-нибудь очередной красотки, или же стрелялся на очередной дуэли, благо теперь это было безопасно. Пушкин предпочитал быть в обществе жены. После кончины он стал неожиданно примерным семьянином, истово ждал свою Натали и не раз прилюдно упрекал в неправильном образе жизни беспутного Евтушенко или неразборчивого в связях Уильяма Шекспира.

Однако злые языки утверждали, что он охотно ездил в писательский клуб. У писателей, как говорят в Одессе, была своя бранжа. Обычно они собирались у Николая Некрасова и долгие ночи напролет резались в штосе, покер и баккару. Говорят, что постоянными членами клуба были отбывший наказание Маяковский и Фадеев, Эдгар По и Берроуз, Достоевский с Чернышевским и Арагоном заглядывали, а уж Дюма с Гюго и Сенкевичем от Некрасова не вылазили.

Иные скажут, что карты без выпивки все равно что священник без кадила. Не скажите! В картах и сопутствующем играм в них азарте сама по себе кроется необъяснимая прелесть. Кроме того, кто сказал, что писатели жили без выпивки? Она поступала к ним по непонятным замысловатым каналам, просто Ангелы, время от времени неожиданно проверявшие сигналы анонимов, делали это спустя рукава или попадали не вовремя.

Впрочем, подобное времяпрепровождение к грехам не относилось, лишь бы карты не передергивали да друг другу морды не били. Творчество здесь всячески поощрялось, запрещалась работа. Может, поэтому Ангелы особой активности не проявляли, тем более что в подобных салонах они всегда были жданными и почетными гостями. Чехов с Толстым компанию эту не жаловали, но по разным причинам.

Чехов интеллигентно проводил время с Буниным и Набоковым, а граф словно снова вспомнил молодость и весело проводил время с греческими и римскими поэтами. Анатоль Франс отбывал срок за свое "Восстание Ангелов", но говорят, что в местах лишения свободы вообще собралась теплая компания из богоборцев и циников, так что скучно в неведомо где расположенной небесной зоне, пожалуй, не было.

Потолкавшись среди творческих людей, Александр выбрался на луг, где стоял собор. Сейчас здесь никого не было, только хмурые язычники собирали мусор, оставшийся на траве от праведников, да две полупрозрачные от счастья души, взявшись за руки, медленно кружились в воздухе, и не понять было, влюбленные это были или просто голубые мутили небесную синеву.

Иванов прошел к храму и долго стоял, любуясь золотистыми куполами. Из созерцания его вырвал грубый голос. Иванов опустил глаза и увидел Ангела, но какого-то странного, с потрепанными грязными перьями на крыльях.

- Почему не креститесь? - сурово вопрошал Ангел. - Кто вы такой? Ваши документы, праведник!

Лучше бы он их не требовал. Увидев удостоверение, Ангел побледнел, обеими руками поправил покосившийся нимб и принялся торопливо приводить в порядок крылья.

- Прошу прощения! - жалко лепетал он, - Ошибочка вышла!

- Сгинь! - сказал Александр.

И Ангел сгинул, оставив после себя запах прокисшего нектара и ладана.

"Падший! - с легкой брезгливостью подумал Иванов. - Странно, я думал, что их уже вообще не осталось. А тут - на тебе, прямо у храма. И главное - не стесняется к праведникам лезть! Куда только Архангелы смотрят? Зачем столько херувимов держат?"

И, словно вторя его мыслям, на луг неведомо откуда высыпала странная бритоголовая толпа в белых балахонах и с нестройными криками "Харьте Кришну! Кришну Харьте!" закружилась среди опешивших язычников в бесовском хороводе. И это в христианском секторе! Прохлопали херувимы. совсем уже мышей не ловят!