Черный чемоданчик

Он, пожалуй, преподнесет чемоданчик хирургическому колледжу – никакой шумихи ему не нужно, но скромная церемония, разумеется, была бы желательна, и, конечно же, ему бы хотелось получить какой-нибудь сувенир в память об этом событии – кубок или, скажем, приветственный адрес в рамке. Да, отдав черный чемоданчик, он, пожалуй, почувствует облегчение, и пусть корифеи медицины решают его судьбу. А Энджи со временем его поймет. У нее доброе сердце.

Его радует, что в последнее время она заинтересовалась хирургией – расспрашивает об инструментах, читает часами пластмассовую карточку с инструкциями, даже практикуется на морских свинках. Если он сумеет передать Энджи свою любовь к человечеству, думал сентиментальный доктор Фулл, значит жизнь прожита не зря. Энджи не может не сознавать, что та таинственность, которой им приходится окутывать свою деятельность, мешает использовать черный чемоданчик в полную меру.

Доктор Фулл предавался размышлениям в своем кабинете, когда к крыльцу подкатил желтый автомобиль Энджи. Энджи стремительно взбежала по ступенькам. За Энджи, пыхтя, ковыляла грузная дама, наглая и вульгарная. А ей-то что от них нужно?

Энджи открыла входную дверь и прошла в кабинет, грузная дама последовала за ней. «Доктор, – торжественно объявила Энджи, – разрешите представить вам миссис Коулмен».

– Мисс Эквелла мне столько рассказывала о вас, доктор, и о вашем замечательном методе! – захлебывалась дама.

Но Энджи не дала доктору и рта раскрыть.

– Извините нас, пожалуйста, миссис Коулмен, – сказала она быстро, – мы на минутку должны вас покинуть, – и взяв доктора под руку, Энджи увела его в приемную. – Знаю, доктор, вы на меня будете сердиться, но мне подвернулся такой случай, что просто грех было бы его упустить. Я познакомилась с этой старушенцией на уроке гимнастики в школе Элизабет Бартон. С ней там никто знаться не хотел. Она вдова. Муж ее нажился на черном рынке, и денег у нее куры не клюют. Я ей нарассказала с три короба про ваш метод удаления морщин путем массажа. Я думаю, мы сделаем так: завяжем ей глаза, разрежем шею кожным ножом, впрыснем в мышцы «упругит», соскребем жиры специальной кюреткой и спрыснем шов «укрепитом». Когда мы снимем повязку, она увидит, что морщины разгладились. Как нам это удалось, ей ни за что не догадаться. Она тут же положит пятьсот долларов. И не возражайте, доктор. На этот раз пусть будет по-моему. Ведь я вам всегда помогала, разве нет?

– Ладно, будь по-твоему, – сказал доктор. Скоро он откроет ей свой Великий план. А на этот раз придется пойти ей навстречу.

Тем временем миссис Коулмен обдумывала предложение Энджи. Не успел доктор войти, как она подозрительно спросила:

– А ваш метод удаляет морщины насовсем?

– Разумеется, – отрезал доктор. – Теперь попрошу вас лечь сюда. Мисс Эквелла, достаньте стерильную повязку и завяжите миссис Коулмен глаза, – и желая избежать лишних разговоров доктор повернулся к толстухе спиной и сделал вид, что возится с лампой. Энджи завязала толстухе глаза, доктор вынул необходимые инструменты, передал Энджи два крючка и сказал:

– Когда я начну резать, введешь крючки в надрез.

Глаза Энджи испуганно округлились, она кивнула на толстуху. Доктор понизил голос: «Хорошо. Введешь крючки и растянешь ткани. Потом я тебе скажу, что делать дальше».

Доктор Фулл поднес кожный нож поближе к глазам, отметил на шкале деление «3 см в глубь» и вспомнив, что в последний раз этим самым ножом он вычищал неоперабельную опухоль горла, вздохнул.

– Все будет хорошо, – сказал он, склонившись над миссис Коулмен, и сделал пробный надрез. Миссис Коулмен заерзала:

– Доктор, у меня такое странное ощущение, может, вы не в ту сторону трете?

– В ту, миссис Коулмен, в ту, – устало сказал доктор. – Пожалуйста, не разговаривайте во время массажа.

Он сделал знак Энджи, державшей крючки наготове. Нож проник на три сантиметра вглубь, он чудодейственно разрезал ороговевшие ткани подкожного слоя и живые ткани кожи, загадочным образом отстранял крупные и мелкие кровеносные сосуды, мышечные ткани и, не задев ничего на своем пути, прямиком направился к тому органу, на который он и был – если так выразиться – настроен. Доктор не мог отделаться от чувства неловкости, используя замечательный инструмент по такому недостойному назначению. Он вытащил нож, Энджи тут же ввела крючки и растянула края надреза. Надрез раздвинулся, обнажив мышцу, уныло повисшую на серовато-голубых связках. Доктор взял шприц номер IX, поставил его на деление «1» и поднес к глазам. Кончик иглы на миг окутала дымка и тут же испарилась. Конечно, с таким инструментарием можно не бояться эмбола, но к чему рисковать? Он ввел один кубик «а» – так обозначался на карточке «укрепит» – в мышцу. Мышца тут же упруго прильнула к горлу…

Когда доктор разложил инструмент по местам, Энджи сняла повязку с глаз миссис Коулмен.

– Вот и все! – весело объявила она. – А теперь пройдите в приемную, полюбуйтесь в зеркало…

Миссис Коулмен не пришлось повторять приглашения дважды. Недоверчиво пощупав подбородок, она со всех ног бросилась в приемную и вскоре оттуда донесся ее ликующий вопль. Доктор, услышав его, скривился, а Энджи, натянуто улыбаясь, сказала: «Я сейчас возьму у нее деньги и выставлю вон. Вы ее сегодня больше не увидите».

Энджи удалилась в приемную к миссис Коулмен, а доктор опять предался мечтам. Да, да, пусть устроят церемонию – он, безусловно, ее заслужил. Далеко не каждый захочет расстаться с таким верным источником дохода ради блага человечества. Правда, в его возрасте деньги значат все меньше, к тому же, когда вспомнишь о своем прошлом и о том, как могут истолковать некоторые твои поступки, одним словом, а что если судный день и впрямь… Доктор не верил в бога: но на пороге смерти поневоле задумаешься над такими вещами…

Его размышления прервал приход Энджи. «Пятьсот долларов, – бросила она небрежно. – Да вы понимаете, что с нее за каждый клочок кожи можно брать по 500 долларов?»

– Я давно собирался поговорить с тобой, – сказал доктор.

В глазах девушки промелькнул испуг.

– Энджи, ты умная девочка. Ты понимаешь, что мы не имеем права оставлять у себя чемоданчик.

– Оставьте этот разговор, – отрезала Энджи. – Я устала.

– Нет, нет, меня уже давно преследует чувство, что мы и так слишком долго держим чемоданчик у себя. Инструменты…

– Замолчите, доктор, – зашипела девчонка, – замолчите, не то как бы вам не пожалеть… – На лице ее появилось выражение, напоминавшее о той злобной замарашке из трущоб. Несмотря на весь лоск, наведенный школой хороших манер, в ней жила подзаборница, в младенчестве знавшая лишь вонючие пеленки, в детстве – игры в грязных закоулках, а в юности – тяжкий труд да подозрительные сборища в темных подворотнях.

Доктор тряхнул головой, стараясь отогнать от себя неприятное видение.

– Я тебе сейчас все объясню, – начал он, – помнишь, я тебе рассказывал о семье, которая изобрела акушерские щипцы. Они передавали этот секрет из поколения в поколение, хотя могли сразу сделать его всеобщим достоянием, верно?

– А то они без вас не знали, что им делать, – отрезала подзаборница.

– Ладно, перейдем прямо к делу, – раздраженно сказал доктор. – Я принял решение. Я передам инструменты Хирургическому колледжу. Заработанных денег нам вполне хватит на обеспеченную жизнь. Ты сможешь купить себе дом. А я хочу переехать в теплые края.

Доктор сердился на девчонку – невоспитанное существо, не может без сцен. Однако таких последствий доктор не предвидел.

Энджи с перекосившимся лицом подхватила черный чемоданчик и кинулась к двери. Доктор рванулся за ней, вне себя от ярости скрутил ей руку. Изрыгая проклятия, Энджи свободной рукой царапала ему лицо. В этой кутерьме один из них случайно дотронулся до замка – и чемоданчик распахнулся. Засверкали ряды инструментов, больших и маленьких. Штук пять вывалились из гнезд и упали на пол.

– Видишь, что ты наделала, – напустился доктор на девчонку. Энджи не выпускала ручки чемодана, но доктор преградил ей путь. Девчонку трясло от ярости. Доктор нагнулся и кряхтя стал подбирать выпавшие инструменты.