Чудо

— О! Чудо! — невольно воскликнул аббат Монтуар.

Он не мог сдержать протеста. В нем еще жили слова архиепископа и возражения его собственного разума. Доктор, который, казалось, все более и более приходил в волнение, не слушал его и с жаром продолжал:

— Это чудо! Ни один здравомыслящий человек не станет отрицать этого! Ты можешь рассчитывать на меня, если тебе понадобится представить самые убедительные доказательства. После события, столь изумительного, я не могу признать ни одну причину, кролю того, кому ты служишь, и другого орудия, кроме могущества веры, которое привлекло его внимание к обездоленному существу.

— Могущества веры, — машинально повторил священник.

— У меня есть много что сказать тебе. Этот чудесный знак был для меня откровением. Я должен признаться, что поистине переродился и испытываю крайнюю необходимость пересмотреть большинство моих взглядов. До сих пор я был тем, кого принято называть человеком свободных взглядов, не атеистом, но скептиком. Никакие доводы не казались мне достаточно убедительными, и я не верил в возможность найти истину в метафизическом мире. Я испытываю необходимость произнести публичное покаяние. Я так взволнован сегодня, что не могу выразить ясно свои мысли; я должен в ближайшее время привести их в порядок. Если ты позволишь, я приду к тебе через несколько дней, и мы подробно поговорим.

Священник смотрел на него с изумлением, не в силах удержаться от чувства зависти. Он пробормотал слова благодарности. Он смутно понимал, что в этом превращении надо было видеть новое божественное вмешательство, но, будучи во власти мучительного сомнения, не мог воздавать господу хвалу, как это следовало бы делать.

Он отправился домой пешком. По дороге он неустанно снова переживал сцену, не дававшую ему покоя. Он призывал на помощь все средства религии, своего опыта и знаний, пытаясь прийти к такому заключению, которое удовлетворило бы его сердце и ум. Занятия науками приучили его анализировать свои мысли. Еще раз он пересмотрел мельчайшие детали чудесного события и подверг критике все его обстоятельства, снова вспомнив с беспощадной ясностью все сомнения, которые его осквернили.

«Женщина меня умоляла. Я уступил, но с отвращением, из жалости к ней и по собственной слабости. В тот момент, когда я протянул руки и произнес твое святое имя, господь, я просил тебя простить меня за святотатство. Я не могу скрыть от тебя этого. У меня не было веры. Я не верил. Ни секунды я не думал, что ты можешь внять моей мольбе!..

Лицо юноши застыло, как во время молитвы, глаза его были мертвы. Ни малейшего проблеска разума не было в его лице. И вдруг под моими пальцами его веки начали трепетать. И в тот момент, когда я почувствовал, как этот взгляд рождался в ответ на призыв моей неверной молитвы, даже в тот момент я не мог в это поверить. Я, который проповедовал, чтобы убедить скептиков, который пробуждал наиболее глубокие доводы сердца и разума, чтобы зажечь веру в твое бесконечное могущество, я — даже в твоем присутствии — сомневался. И сейчас еще я умоляю тебя: заставь меня почувствовать это чудо, которое не вызвало во мне никакого отзвука».

Аббат Монтуар украдкой вышел из церкви, он был узнан толпой калек, поджидавших его, чтобы броситься к нему, умоляя призвать на них милосердие божие.

Три месяца прошло со времени исцеления слепого. Среди населения разнесся слух, что священник делает чудеса. Каждый вечер, какие бы предосторожности аббат Монтуар ни предпринимал, чтобы пройдя незамеченным, его неотступно преследовали десятый кален, ожидавших его выхода часами. О каждым днем эта пытка становилась все более мучительной.

Сегодня волнение, испытываемое им при виде всякого молящего калеки, показалось ему невыносимым. Они хватались за его сутану и не отпускали его. Они не довольствовались словами утешения, о которыми он обращался к ним. Их не удовлетворяло обещание молиться за них. Каждый требовал, чтобы священник взял его за руку и привей к подножию алтаря, где проявила себя всемогущая сила. Каждый требовал, чтобы он возложил руки на его страждущее тело, призывая провидение смилостивиться над его несчастьем и сделать его здоровым.

Аббат Монтуар попытался уйти от них: как сможет он, не будучи безбожником, совершить церемонию, которая все время казалась ему преступной пародией? Как осмелится он еще раз подражать священным жестам Христа и самых великих среди божьих избранников? Ему казалось, что границы, отделяющие суеверие от истинной веры, стираются. Разве дерзнет он повторить десять, двадцать раз те религиозные обряды, которые наполняли его ужасом и были осуждены вышестоящей духовной властью?

Архиепископ дал ему понять, что на эти демонстрации смотрят не совсем благосклонно. После заключений доктора Фэвра, подтвержденных его учеными коллегами, после доклада, представленного в академию, в котором все медики доказывали сверхъестественность излечения, скептицизм прелата слегка покачнулся. Он сообщил о необычайном событии в Рим, где, встреченное сначала с недоверием, оно теперь тщательно изучалось. В ожидании папского решения архиепископ держался очень сдержанно.

Аббат Монтуар поднял голову и попытался уйти. Причитания стали более настойчивыми. Яд сомнения проник еще глубже в его душу.

А если все же бог действительно выбрал его, его, недостойного, чтобы заставить сиять свое величие? Если это было настоящее, подлинное чудо? Как в таком случае отказаться воспроизвести снова ради этих простых и доверчивых душ тот жест и те слова, которые вызвали однажды божественное вмешательство? Уклониться от этого будет самой жалкой неблагодарностью. Не явится ли это отрицанием высшей милости? Не будет ли именно это грехом?

Он сдался и уступил еще раз мольбам слишком невыносимым. Он схватил одного из несчастных, который ходил на костылях. Он притащил его в церковь, оросил к подножию алтаря и возложил руки, произнося горделивые слова. Ничего не последовало за этим. Со времени чуда со слепым сверхъестественная сила больше не выказывала себя. Священник стоял, охваченный стыдом, растерянный, держа руки на больной ноге калеки. Уже другие толкались, чтобы занять его место. Аббат Монтуар совершил обряд над всеми, пропуская их одного за другим.