О. Р. З. или Сказ о том, как Михалыч пить бросал

Дерётся гад, щас я ему… — была последняя мысль в затухающем сознании Серёги. Он обмяк и свалился с табурета на пол.

Как только Серёга упал, раскинув руки, на пол, дверь, что вела в сени, открылась, и в комнату ступил дед Шеремет. Следом за ним вошла Марина и ойкнула, увидев лежащего на полу Серёгу.

— Не ойкай, дева! — повернув голову, приказал дед. — Тащи из кладовки брезент, понесём его на Камень. Да, поторапливайся, Маринка!

Шеремет склонился над Серёгой и оттянул тому нижнее веко. С минуту он смотрел, а потом кивнул сам себе и, подхватив Серёгу под мышки, выволок его на середину кухни. Из соседней комнаты вышла Марина, держа в руках сложенный кусок брезента.

— Раскладывай на полу, не стой, время идёт! — прикрикнул Шеремет. Марина быстро расстелила брезент на полу, и они вдвоём переложили бесчувственного Серёгу на него. Потом связали углы, и дед скомандовал выносить.

Солнце уже село, в лесу было хоть глаз коли, а дед Шеремет, шедший первым, уверенно пробирался среди деревьев. Свой конец брезента он нес, закинув за плечо, Марина держала свой перед собой и удивлялась, как это может быть, что человек, весивший больше ста килограмм, сейчас не весить и тридцати.

Через час они уже были у Камня. На небольшой лужайке посреди леса, на которой трава летом не вырастала больше чем на десять сантиметров, лежал огромный овальный камень, вросший в землю. Камень имел почти плоскую поверхность, слегка наклоненную к узкой стороне. Шеремет велел Марине опустить их ношу на землю, а сам подошёл к Камню и, встав на колени, стал что-то шептать. Марина смотрела по сторонам, и ей показалось, что на лужайке стало светлее, хотя луны сегодня не было. Дед закончил шептать и они с Мариной развернули брезент, развязав углы, перетащили Серёгу на Камень.

— Всё, теперь ждать будем, до восхода. — Сказал Шеремет. Он снял торбу с плеча и уселся прямо на землю подле Камня. — Садись, Маринка, поужинаем.

— Всё как в прошлый раз? — спросила девушка, садясь напротив деда.

— Да, — кивнул Шеремет.

— А как он там? Ну, Там? — Марина специально сделала акцент на слове «там».

— Да, кто ж его знает, у всех по-разному. — Пожал плечами Шеремет. — Вот когда очухается, спроси у него, авось расскажет. На вот, поешь, ночка длинная у нас будет.

Серёга лежал на Камне, раскинув руки и ноги, будто их привязали невидимыми путами. Едва заметное сияние, что обволакивало Камень и наполняло светом пространство вокруг, понемногу впитывалось в тело Серёги, а дед Шеремет заметил:

— Силён паренёк, ой силён! Смотри, сколько силы от Камня забирает! Мы его отца упустили, думали всё как его от вина отвадить. Додумались, что опоздали.

— Так он из наших? — спросила Марина, пережевывая хлеб с салом.

— Ага, из наших. Только не знает он ещё. Да и захочет ли принять всё это, когда узнает, вот вопрос.

— Я ему скажу, потом. Когда всё кончится. Обязательно скажу, он поймёт.

Дед Шеремет усмехнулся в бороду. Запала девка на парня, ей-ей запала! И он тоже запал на неё. Вот и ладненько, авось, что и получится.

Каменный Век

Новые друзья

Группа людей в шкурах расположилась недалеко от огромного камня, ожидая своего соплеменника, который стоял на коленях с воздетыми к небу руками. Камень возвышался над человеком метра на три и сужался кверху. Человек, закутанный в шкуры, с ожерельем из огромных, выбеленных клыков на шее, что-то бормотал то, поднимая, то, опуская руки. Его голос временами срывался на крик, а потом резко падал до шёпота. Его соплеменники стояли в отдалении и послушно ожидали уже часа три, и никто не смел выразить недовольство. Именно сейчас решалась судьба племени. Именно сейчас вождь пытался получить ответы на свои вопросы у Большого Камня. Но Большой Камень молчал.

Вождь, видимо и сам устав от своих молений, встал и отправился к остальным.

— Я не услышал голос Камня! Камень молчит! Значит, ещё не пришло время! — объявил он своим соплеменникам.

— Что будет делать вождь? — спросил один из мужчин.

— Вождь остаётся у Камня на всю ночь! Вместе с вождём останется рука охотников! Вождь всё сказал!

Вождь, а это именно он стоял на коленях у камня, повернулся спиной к своим людям и пошёл обратно. Следом за ним, послушно шагнули пятеро мужчин, держа в руках копья, больше похожие на толстые палки, с костяными и каменными наконечниками. Они не стали приближаться к Камню и сели в кружок метрах в пяти от вождя, который сел почти плотную к Камню и время от времени вскидывал голову, глядя на вершину.

Ожидание продлилось весь остаток дня и вечер. С наступлением темноты погода испортилась, и ветер стал нагонять тучи. Вождь оживился и, встав, слал ходить вокруг Камня, гладь его одной рукой. А погода портилась буквально на глазах, вот уже прогремел далёкий гром и охотники стали жаться друг к другу поближе, поглядывая на вождя. А тот, как ни в чём не бывало, ходил вокруг Камня. Заморосил мелкий дождь, перемежаемый временами порывами ветра.

Сверкнула первая молния и охотники зароптали, глядя на вождя, что как безумец, с улыбкой прижался к Камню и что-то шептал. Гром грянул так, что охотникам показалось, будто земля под ними заходила ходуном. Они зароптали громче, а один попытался привлечь внимание вождя, но тот лишь поднял руки вверх и что-то закричал.

Очередная молния ударила в дерево, что стояло метрах в ста от Камня. Следующая, зазмеилась уже совсем рядом и вокруг всё на мгновенье озарилось ярким светом. Охотники повалились на землю и, закрыв головы руками, лежали не шевелясь.

Вождь, уже мокрый от дождя, но улыбающийся, прижался ухом к Камню и блаженно улыбаясь, гладил его руками. Сверкнула молния, ударила в вершину Камня, сверху полетели осколки, и тут свет догнал звук. Гром был таким оглушающим, что ноги у вождя подкосились, и он упал. Сил встать уже не было, но он всё так же блаженно улыбался, а потом его глаза закрылись, и он из последних сил в наступившей тишине крикнул:

— Большой Камень сказал своё слово!

Охотники медленно поднимали головы и осматривались. Дождь моросил мелко и нудно, ветер утих, а молний как будто бы и не было. Только Большой Камень светился мертвенно-бледным, белёсым свечением.

Наконец один охотник поднялся на колени и так на карачках пополз к вождю.

— Вождь! — охотник потрепал старшего за плечо. — Вождь! Вождь, вставай! Небесный огонь ушел, и небо больше не гневается на нас. Вставай!

Но вождь так и остался лежать, с открытыми глазами, раздвинув губы в блаженной улыбке.

Серёга пришёл в себя и с минуту лежал. На лицо падала влага, и ему подумалось, что его поливают из опрыскивателя, которым пользуются хозяйки при уходе за цветами. Он открыл глаза и ещё минуту смотрел в постепенно очищающееся небо, на котором проступали звёзды.

— Так-так, Эт меня чего же, дед на улицу вытащил? Или я сам выполз? — пробормотал Серега, привставая. — Ну, а чего ж я хотел-то? Вылакал всё винище у деда, вот он меня и выставил. Э-э-эх! Ладно…

Тут Серёга чуть не упал, его рука провалилась в пустоту, и он сильно ударился грудью. Выругавшись, Серёга ощупал край, за которым начиналась пустота. Ему пришлось сделать круг, прежде чем дошло, что он находится на небольшом пятачке, метра три на полтора, и пятачок этот не что иное, как камень. Потом он попробовал опустить ногу в надежде нащупать землю — безнадёжно.

— Ну, блин, или у меня белка началась, или дед меня оттащил куда! — в сердцах Серёга саданул кулаком по камню, в руке отдало болью, и он обрадовано резюмировал: — Раз больно, значит не белка. Ладно, дождёмся утра.

Всю ночь Серёга пролежал на камне. Откуда-то снизу доносилось бормотание и гортанные вскрикивания, он вскакивал, полз к краю и слушал. Бормотание иногда прекращалось, и тогда наступала тишина, ватная и тягучая. Серёга подавать голос не решался, отползал и снова ложился.