Солдат Кристалла

4

На поверхности планеты,

Звезда 475 А

Время на задании: 14, 5 планетного дня;

выполнение задания продолжается

– Это приказ, Джела. Приготовься к посадке. Голос старшего пилота Контадо стал тише, а это хорошего не предвещало.

– Мы здесь не закончили.

Голос Джелы тоже стал тише. Он стоял над своей норой, полуобернувшись к дереву. Остатки своего снаряжения он уже разложил по карманам.

Контадо стоял рядом с деревом, возвышаясь над ним, и его постоянная недовольная гримаса подчеркивалась прищуром глаз в тенях низко опустившегося солнца. Он демонстративно пропустил мимо ушей, что в свое «мы» Джела включил и дерево.

Вокруг Джелы лежали остатки горячей пищи, которой его наскоро накормили, а также выброшенные упаковки от лекарств – несколько доз витаминов, аэрозольный стимулятор, противовирусные таблетки. И три пустых пузыря из-под воды.

Накормленный и напоенный, освеженный естественно и искусственно, закрытый от солнца тенью спасательного корабля, Джела чувствовал себя сильнее, чем в последние дни, – и упорным, как деревья, за которыми он пришел к песчаному океану.

– Я возьму это дерево с собой, – заявил он очень тихо.

– На борт, черт подери! Окно отлета…

Это уже было сказано громко, что показывало, что Джела получил преимущество.

– Окно отлета – это произвольный момент, выбранный пилотом. Вы действуете на основе догадок. На датчиках пока ничего нет…

– Солдат, это – не биологическая экспедиция. Я не собираюсь…

– Старший пилот, это дерево спасло мне жизнь. Оно и его родня сражались с шериксами… кто знает, как долго… тысячи лет! Я не могу найти другого объяснения тому, что эту систему так долго оставляли в покое, – и тому, что сейчас она привлекла такое внимание. Мы не имеем права просто бросить его без защиты.

Из недр корабля – не по коммуникатору, но все равно достаточно внятно – донесся голос Кинто:

– Если он хочет защищать это дерево, дайте ему еще пистолет и поручите ему эту работу. Я же говорил вам, что не стоит за ним тащиться…

В корабле послышались споры, а потом объявление:

– Старший пилот, до захода солнца остались считанные секунды. Я начал обратный отсчет, а Кинто проводит предполетную проверку на тот случай, если нам придется лететь прямо к точке рандеву.

Новый голос из коммуникатора принадлежал младшему пилоту Тетрану, и Джела поспорил сам с собой, что помимо предполетной проверки Кинто теперь получит либо фонарь под глазом, либо много бесполезной работы сразу по возвращении на базу. Или и то, и другое.

Старший пилот Контадо посмотрел на дерево – и на Джелу, а потом на корабль и вдаль, затенив глаза ладонью.

– Старший пилот, как премию… я имею в виду компенсацию за то, что меня подбили, когда я спасал командира и «Трезубец», не могли бы вы устроить для меня… – тихо заговорил Джела. Услышав такое, старший пилот просто ахнул, но Джела продолжал свою дерзкую речь: – И я обещал, когда съел плод… я обещал, что спасу его, если смогу! Сэр, мне надо только…

Контадо прервал его резким взмахом руки и презрительным хмыканьем.

– Боец, если ты настаиваешь, оно твое. У тебя есть время забрать свой сувенир до взлета корабля. Квартирмейстер будет снимать с твоего счета плату за его перевозку – я не удостою эту штуку правом считаться за образец. И ты явишься на посттравматическое обследование в первом же госпитале.

– Я предпочел бы взлететь при дневном свете! – донесся безжалостный голос младшего пилота.

Джела побежал к дереву, доставая аварийный нож и одеяло, надеясь, что не убьет растение, пытаясь его спасти.

– Мы взлетим с тобой или без тебя, Джела, – сказал старший пилот, и ветер унес его оставшиеся без ответа слова куда-то далеко.

Джела не был ни садовником, ни древесным хирургом, и если когда-нибудь он чувствовал, что ему не хватает подготовки, то именно сейчас, с боевым ножом в руке на чужой планете, стоя на коленях перед деревом, которое намеренно спасло ему жизнь. Рядом с собой он расстелил походное одеяло, чтобы завернуть в него дерево и унести.

– Спасибо тебе, – сказал он, кланяясь, и попытался вспомнить все то, что он в своей жизни слышал, не слишком прислушиваясь, от тех, кто ходил по лесам других миров.

А потом, поскольку ничего другого не оставалось, он начал копать ножом траншею, вкапываясь в землю так, как его учили, вспоминая, как быстрее прорезаться через наружные корни. Его учили, как не запутать клинок в корнях, как подобраться под выступающие корни, чтобы сохранить их для маскировки или укрытия. Все это вспомнилось ему – благодаря опыту окапываться под огнем.

Он знал, что не следует полностью освобождать дерево от земли, что нужно сохранить почву вокруг части корней. Но как определить, сколько ее нужно?

Почва удивила его, оказавшись даже суше, чем он ожидал. Он поспешно прорыл первый круг у дерева, понял, что песчаный грунт все равно вряд ли удержится, – и вырыл вторую траншею всего в трех ладонях от худенького ствола.

Копая, он заметил, что разговаривает с деревом, успокаивает его, словно оно понимает слова, – будто ребенка или щенка.

«Какой же я нахал: уговариваю короля планеты быть спокойным, пока я его выкапываю! »

И все-таки он продолжал говорить – возможно, чтобы утешить самого себя, уверить себя в том, что поступает правильно и как надо.

– Скоро мы тебя отсюда заберем, – приговаривал он. – Совсем скоро ты посмотришь на все это с высоты драконьего полета…

Ветер начал усиливаться, как это всегда бывало в сумерках, принеся с собой запахи планеты: пыли, земли и какой-то сладости, которую поначалу он не смог опознать, а потом понял, что это аромат – или даже вкус – дара дерева, который он съел…

Еще один обход вокруг дерева. Нож Джелы ушел намного глубже, и он копал по направлению к центру. Доносившиеся от корабля звуки были достаточно знакомыми: звуки закрывающихся заглушек, проверки механических частей, определения готовности к взлету.

Обходя дерево в третий раз, Джела услышал, что часть люков закрывается. И тогда же он понял, что принимал за комок почвы клубень дерева. И диаметр этого клубня был раз в десять больше диаметра надземного ствола. Выкапывая его, Джела ощутил, что весит он во столько же раз больше.

Наконец, он добрался до самого низа, нашел несколько прочных как веревки корней, уходящих глубоко в недра планеты. Он заколебался, не зная, которые из этих пуповин жизненно важны, не зная даже, как это определить, – и в это мгновение колебания почувствовал, как дерево сдвинулось, словно переместился какой-то внутренний балласт. А потом с резким щелчком дерево качнулось, и корни, которые его тревожили, оказались порванными, хотя его нож находился по меньшей мере в ладони от них.

Полный вес дерева и оставшихся корней лег на руки, и Джела пошатнулся, чуть было не свалившись в вырытую им самим яму.

Напрягая мышцы спины, он поднял дерево и прижал к себе, ощутив неожиданный вес клубня размером с голову, формой похожего на гигантскую луковицу.

Тут его слух зарегистрировал звук включившихся корабельных генераторов – и он вытащил дерево из негостеприимной земли, одним движением закутал в одеяло и бросился с ним к кораблю.

Капрал Кинто стоял на страже у последнего открытого люка, демонстративно глядя на дисплей, показывавший состояние люка, и приложив руку к кнопке аварийного закрытия.

– Он внутри! – сообщил Кинто в пространство, после чего по внутренней связи пришел голос старшего пилота:

– Взлетаем на счет двадцать четыре.

Кинто возмущенно посмотрел сквозь ветки на Джелу и мерзко ухмыльнулся:

– Даже герою не следует командовать старшим пилотом, Джела. Ох, попадешь ты под трибунал!

Корабль взлетел. Команда корабля позволила Джеле закрепить дерево в свободном противоперегрузочном кресле рядом со своим, и перестала его замечать. Никто в упор не видел, как он заботливо стирает пыль с листьев, как старается поставить дерево так, чтобы оно получало побольше света, как смачивает из кружки покрытые песком корни… И слов его тоже никто не слушал, поскольку все его слова предназначались дереву. С капралом Кинто говорить было не о чем, Контадо и Тетран были полностью заняты своими обязанностями, а ему – пассажиру – не следовало отвлекать их пустой болтовней. Так что он шептал дереву добрые известия и слова утешения: ведь оно оставляло позади не толька родную планету и ее достойных павших, но и саму почву, которая его взрастила.