Дороги, которые нас выбирают

Аргументы Внутреннего Голоса были объективны и убедительны. Конрад взял себя в руки и успокоился.

Вскоре, однако, возник новый повод смущаться душой. Командующий войсками Повелителя, майор — он теперь стал майором — Франциск Охлопян информировал Конрада, что его верный охранник Микаэл Убуби повел себя плохо. Бывший солдат свергнутого правительства собирает молодых воинов и рассказывает, как импульсировали великого Фигероя и презренного Шурудана. И так расписывает, каким растерянным и жалким выглядел тогда Повелитель, что солдаты удивляются.

— Байки такого рода подрывают основы государственного строя, высказал твердое убеждение майор Охлопян.

— Что вы предлагаете, майор?

— Прикажите своему охраннику держать язык за зубами, Повелитель.

Конрад промолчал. Внутренний Голос орал, заглушая все мысли: «Гнать его, пса! Вот же гад! Такую клеветню на тебя!» Но, стараясь не выдать, как яростно в нем голосит Внутренний Голос, Конрад холодно произнес:

— Сомневаюсь, чтобы такой запрет был эффективен. Прошу вас прислать другого охранника. Человек, который не может охранить мою честь, не способен охранять мою жизнь.

— Как прикажете поступить с государственным изменником Микаэлом Убуби?

— Сделать так, чтобы у него больше не было возможности совершать государственную измену.

— Понимаю, Повелитель.

Теперь на коврике у двери спал другой охранник — молодой, статный, молчаливый. Конрад немного поогорчался, что понадобилось убрать словоохотливого Микаэла Убуби, тот все же хоть и был некрасив до уродливости, но добродушен и незлобен. И он первый поверил в величие Конрада. Внутренний же Голос запальчиво твердил, что человек, безответственной болтовней бросающий тень на светлый лик Повелителя, заслуживает самого жестокого наказания и что даже вспоминать его нечего, ибо не следует обременять свою память теми, кого уже нет на свете.

Новые доклады министра экономики окончательно отвратили Повелителя от тягостных воспоминаний.

— Я пролетел по всей Марите. Везде славят ваше имя, Повелитель! восторженно делился новостями летающий монах. — В вашем восшествии в повелительность многие видят чудо, считая, что без божественного участия не обошлось. Я слышал, как один говорил о вас: «Послал нам его Бог на голову!», а другой еще определенней: «Ну и шутку вытворил Господь!» Некая божественность присваивается вашей личности как ее важный государственный признак. Этим великим историческим фактом надо воспользоваться.

— Как это понимать, министр? — милостиво поинтересовался Конрад. Лишь большим усилием воли он не разрешил себе запрыгать в кресле. Внутренний Голос покрякивал от удовольствия.

— Шестидесятка идет плохо, — откровенно сказал министр. — Солдат бесит неразумное сопротивление крестьян. Уже в трех деревнях применялись импульсаторы. Если бы назвать ваши приказы велениями свыше…

Предложение летающего монаха было хорошее, но недостаточное. Внутренний Голос прекратил восхищенное покрякивание и заговорил по-деловому: «Не кусочничай, не мелочись! Размахивайся пошире! Сколько раз повторять, что тебе нужны величайшие посты в этом мире. А какой пост величайший? Усек, болван?»

— Почему бы не объявить себя богом? — спросил Конрад. — Повелитель и Господь Конрад Подольски… Звучит внушительно и просто. Скромное титулование: «Ваша божественность» вместо «Ваше величество», тем более «Ваша повелительность». А вам присвоим ранг летающего ангела.

Летающий монах впал в тихое обалдение и так вытаращился, словно узрел у носа змею. И поперхнулся ответом, будто проглотил лягушку.

— Да, конечно. Господь Бог Конрад Подольски… Все очень, очень просто… Но, видите ли…

— Не вижу, — строго ответил Конрад. — Объяснитесь определенней.

Летающий монах кое-как справился с растерянностью.

— Отличнейшая идея, хотел я сказать. Ваша удивительная голова рождает ошеломительные проекты… Однако любое божество отличается от смертного тем, что способно сотворить чудо. К сожалению, ваши уникальные способности не простираются до творения чудес, Повелитель.

— Вы сами сказали, что многие видят чудо в моем вступлении в повелительность.

Было ясно, что министр экономики в своем преклонении дошел до межи, через которую перешагнуть не осмеливается.

— Чудо совершено, так сказать, с вами, а не вами. Вы появились чудом, но сами не явили Марите чудес.

— Я предвидел такое возражение, — спокойно сказал Конрад. — И я его опровергну. В пещере Альдонса хранится звездолет, на котором наши предки сто пять лет назад прилетели с Земли. Звездолет получил при посадке большие повреждения, его целое столетие не могли восстановить. Но сейчас он способен к новому полету. И это совершил механик Бартоломей Хапи, большой друг моего отца. Отец говорил, что Хапи способен в своем деле творить чудеса. Чудо в наше время, министр, — проблема научно-технического уровня, не так ли? Я велю Бартоломею Хапи разработать аппаратуру для творения чудес. Когда она будет в наших руках, ничто не помешает провозгласить меня Богом, а вас — летающим ангелом.

— Слушаюсь, Повелитель. Но если Бартоломей Хапи…

— Мы летим в Альдонсу. Пусть командующий войсками подготовит правительственный стреломобиль. Майор Охлопян полетит с нами.

Пещера Альдонса представляла собой огромную выемку в теле горы. В глубине хранился звездолет «Гермес». Его столетие восстанавливали три поколения механиков. Только четвертый мастер из рода Хапи сумел рапортовать правительству, что звездолет снова обрел способность взмыть в космические просторы. Правда, Бартоломей Хапи честно предупреждал, что не уверен в длительности полета — о возвращении на Землю пока и не мечтать.

Бартоломей Хапи, хмурый, рослый мужчина, так посмотрел на прибывших вельмож, что это могло сойти за вызов. А официальное «Слава Повелителю!» скорей напоминало: «Убирайтесь к чертовой матери!»

— Вам ясна ваша задача, Бартоломей Хапи? — осведомился Конрад, изложив причины приезда.

— Мне ясно, что это не моя задача, — грубо отпарировал механик.

— Не понял. Изложите вторично и доходчивей.

— Вторично и доходчивей будет так: никакой аппаратуры для творения чудес не получите. Даже не мечтайте об этом.

— Да вы понимаете, механик, с кем говорите? — закричал командующий армией майор Охлопян. — Повелитель Мариты заставит вас склонить колени.

Только этого окрика не хватало, чтобы механик Бартоломей Хапи раскрыл свою суть.

— Повелитель? — заорал он, размахивая рукой перед лицом побледневшего Конрада. — Отцеубийца, а не повелитель! Моего лучшего друга, своего родного отца подставил под дуло импульсатора! Тиран и кровопийца, вот ты кто! И помочь тебе еще сильней зверствовать?

— Да вы мятежник! — воскликнул майор. — Бунт против законного Повелителя!

— Сегодня еще не бунтовщик. Но завтра буду им! А сейчас проваливайте, пока я не сжег вас огнем двигателей звездолета.

Конрад поспешно отошел от разъяренного механика. Внутренний Голос приказал: «Этот урод способен на все, а твоя жизнь нужна государству!» Конрад вскочил в стреломобиль. Командующий армией и министр экономики шли за Повелителем, как побитые собаки. Бартоломей Хапи прокричал им вслед несколько прощальных проклятий. В воздухе Внутренний Голос обрел временно утраченную смелость и сменил страх на гнев. «Грош тебе цена, если простишь оскорбление», — прорычал он. Конрад обратился к своим помощникам:

— Мне кажется, этот мерзкий тип, механик Бартоломей Хапи государственный изменник. Как по-вашему?

— Очень опасный изменник, — мрачно подтвердил майор Франциск Охлопян.

А министр экономики добавил:

— Ходят слухи, что этот негодяй со своими сообщниками вынашивает планы бегства на восстановленном звездолете на Землю.

— Значит так, майор, — сказал Конрад. — Завтра он намерен поднять бунт, вы сами слышали это. Повелеваю сегодня ночью выслать в Альдонсу вооруженный отряд и импульсировать Бартоломея Хапи и всех, кто встанет на его защиту.

— Через час отряд вылетит. И никакое чудо не спасет мятежного механика. Утром я доложу вам о его заслуженной казни.