Дороги, которые нас выбирают

— Слушай, парень, ты кто — наш или враг?

— Не знаю, — ответил Конрад. — Еще не думал, кто я.

— Значит, будешь нашим. Опусти импульсатор, это не игрушка. Слушай меня внимательно. Мы видели, что ты тащил мальчишку, сына казненного нами механика. Механик предался солдатам Шурудана, они его уводили. В общем, не достался ни нашим, ни вашим, ты меня понял, парень? Нам нужен мальчик. Он покажет, где отец спрятал чертежи большого стреломобиля, без чертежей не разобраться, как поднять машину в воздух. Да убери импульсатор, говорят тебе. Сейчас мы подойдем, и ты выдашь нам мальчишку.

Конрад обернулся к мальчику. Кристиан лежал с закрытыми глазами. Он потерял сознание, услышав, что его отца казнили. Конрад крикнул:

— Мальчик не может вам помочь. Он тяжело ранен и к тому же без сознания.

— Это не твоя забота, парень, в каком он состоянии. У меня есть добрый человек, который и мертвых заставляет говорить. Да опустишь ли ты наконец импульсатор?

Конрад наставил ствол прямо на медленно подходящего Фигероя.

— Стойте на месте! Я не дам вам мальчика.

Фигерой остановился, сделал знак рукой, и с разных сторон на холм ринулись мятежники. Конрад услышал противное жужжание резонансных разрядов, взвизг взметнувшихся вокруг него мелких камешков и нажал на кнопку спуска. Фигерой согнулся, переломился и покатился вниз по холму. Импульсатор был последней модели, со страшной убойной силой, к тому же сразу включен на полную мощность: резонансный луч так перерезал тело вождя мятежников, что обе ноги отвалились сразу, за ними с плеч слетела голова.

Воины погибшего Фигероя с воплями помчались вниз и пропали в кустарнике. Минуты две-три Конрад тешил себя надеждой, что, потеряв предводителя, они уберутся восвояси. Но блестевший то тут, то там среди рыжих веток металл показывал, что враги замаскировались и ждут лишь ночи, чтобы взять приступом рытвину, где оборонялся Конрад. Он с тоской посмотрел на небо. Тусклая Москита теряла и ту жалкую яркость, с какой пробиралась по небу днем. Наступал вечер — вероятно, последний вечер в его и Кристиана жизни. Конрад в отчаянии и бешенстве воззвал к Внутреннему Голосу — что делать? Но Внутренний Голос потерянно молчал: он не знал, что делать. Мальчик по-прежнему лежал с закрытыми глазами, без памяти, с бледных щек скатывались капельки пота, он тоже не мог что-либо посоветовать. «Навязался ты на мою голову, — с грустной нежностью подумал Конрад. — И тебя не спасу, и сам погибну». Он посмотрел вверх. О том, чтобы искать спасения внизу, не приходилось и думать, там были разъяренные солдаты. Но, может, удастся прокрасться наверх с мальчиком на руках? Не найдется ли там неожиданного пути к спасению?

И тут Конрад услышал тонкое пение стреломобиля. Машина летела на полной скорости — со втянутыми крыльями. Это была обычная боевая машина на двоих: Конрад увидел в кабине водителя и стрелка с импульсатором. Стреломобиль пролетел и мигом пропал вдали. Видимо, пассажиры что-то заметили, машина повернула назад, выбросила крылья и стрекозой зависла над холмом. «Будет меня обстреливать», — со страхом подумал Конрад, но из кустов прожужжали импульсы по машине — и стрелок в стреломобиле провел резонансным лучом по кустам. Конрад услышал крики, из кустов по машине било уже с десяток лучей, отчетливо видных в красноватом сумраке вечера. Затем из-за холма вынырнули еще стреломобили и выбросили наружу крылья. Сумрак сгущался, и все отчетливей становились лучи с земли и на землю. Конрад весь сжался, чтобы сражавшиеся его не заметили. Если бы удалось так продержаться до полного захода Москиты, можно было надеяться, что в пылу сражения мятежники его потеряют, а солдаты не заметят. Но издалека донесся трубный рев, над холмами показался летающий монах и сделал два круга в вышине. По летающему монаху обе стороны старались не импульсировать, он только криком, а не оружием участвовал в сражении. Отец — Конрад это хорошо запомнил, — однако, часто говаривал: «Больше всего боюсь этих крылатых бестий, ибо они все до одного — порождения сатаны».

Вскоре Конрад разобрал, что кружащий над ним монах — знаменитый Антон Пустероде. Только у него так мрачно сияли на плечах фонарики погон, только ему могли принадлежать пятикружковые могучие крылья. Антон Пустероде, видимо, служил в правительственных войсках, ибо, заметив труп Фигероя, он радостным ревом оповестил своих, что предводитель мятежников сражен. Конрад еще плотней приник к грунту. Если нашли труп Фигероя, то должны искать его убийцу. Внутренний Голос пискнул было, что правительство хорошо наградит убийцу своего главного врага и что поэтому больше не надо прятаться. Но Конрад не внял Внутреннему Голосу и, точно, в следующую минуту убедился, что сомнения его обоснованны. Летающий монах разглядел Конрада и дико завопил, что сын механика обнаружен и его надо хватать. Из двух стреломобилей, зависших над холмом, вывалились солдаты и кинулись к яме, где затаился Конрад. Летающий монах кружил низко, показывая им, куда бежать. Конрад повернулся к Кристиану. Мальчик открыл и снова закрыл глаза, что-то шепнул. Он умирал, это было явно. Конрад встал во весь рост.

— Будь ты проклят, летающий дьявол! — крикнул он Антону Пустероде и выдал полный импульс.

И последней картиной, ярко отпечатавшейся в мозгу Конрад Подольски беспутного юноши, бежавшего от недоброго отца — был пейзаж вечернего сражения на высоком каменистом холме: вспыхивающие длинными нитями смертоносные лучи с земли и на землю, рушащийся на Конрада с пронзительным клекотом импульсированный летающий монах Антон Пустероде и два бегущих солдата, не успевших спасти своего крылатого соглядатая, но прибывшие как раз вовремя, чтобы расправиться с самим Конрадом.

Конрад упал на скорчившегося на дне ямы мертвого мальчика — и проснулся.

СРЕДНЯЯ ДОРОГА

Конрад сидел на камне у развилки дорог. Тусклая красноватая Москита выплывала из-за горизонта. Мир был уныл. От долгого сидения на холодном камне тело свело. Конрад потянулся.

— Опять дурной сон, — сказал он с возмущением. — И вроде бы сон во сне. Но разве так бывает, чтобы во сне приснилось, что видишь другой сон?

Очевидно, так бывает, раз это случилось с ним. Конрад не стал ломать голову над законами сновидений. Но его одолела досада — он видел два нехороших сна, возможно, даже один сон в другом, но что происходило в тех сновидениях, вспомнить не мог. Были приключения, удивительные события, но какие, черт побери? Было плохо, даже очень плохо — вот и все, что он помнил о них. Конрад посмотрел на развилку дорог. Все три дороги казались одинаковыми, но на двух с ним случилось несчастье. Он не чувствовал себя в силах сделать хотя бы шаг к ним. Правда, несчастья произошли во сне, а не наяву, но ведь и сны бывают вещими. Но надо было идти, он задумал достичь удачного будущего, а на пустой развилке не виделось никакого будущего просто скучное, пустое, ничего не выражающее и ничего не сулящее местечко. Для уверенности он обратился к своему неизменному наставнику — Внутреннему Голосу. Правильно ли он поступит, выбирая теперь среднюю дорогу? Внутренний Голос был из породы агитаторов, он не просто советовал и наставлял, а требовал, настаивал, горячо убеждал, Конрад знал его лишь таким. Но сейчас Голос только убежденно прозвенел: «Средняя — это истинно твоя счастливая дорога».

И Конрад зашагал по единственной не испытанной ни во снах, ни наяву дороге — средней.

Он неторопливо двигался, предчувствуя, что хорошего не ждать. Дорога шла явно не в Анатру, а в сторону от города. Ни на дальнем, ни на близком расстоянии от столицы не было ничего, что манило бы к себе: ни крупных городов, хоть отдаленно напоминающих Анатру с ее огромным населением почти в тысячу человек, ни больших заводов. Все промышленные предприятия — их отец называл почему-то кустарными мастерскими; название, по всему, выражало особенное уважение — располагались в Анатре. Правда, была еще долина Альдонсы с ее обширной пещерой, где уже больше ста лет возились с поврежденным при посадке звездолетом, и Альдонса была как раз где-то там, куда шел Конрад. Но к пещере и близко не подпускали, да и что делать у звездолета человеку, ничего не понимающему в древней космической технике в ней, так говорил отец, теперь и сами механики не разбираются.