Ночная бомбардировка Нью-Йорка

Моего второго пришествия тут явно никто не ожидал. Кругом опять все светилось, да еще пуще прежнего - прожектора руины освещали, техники всякой строительной: подъемных кранов, экскаваторов, бульдозеров, самосвалов видимо не видимо откуда-то понаехало. Чудной народ эти американцы, ну прямо как муравьи - я их город еще и наполовину бомбить не кончил, а они его уже заново отстраивают! Сразу повернул на Бруклин, там уж я душу отвел на бреющем! Правую руку свело от напряжения - до того яростно и беспрестанно я дергал за набалдашник. Особенно тщательно прочесывал прибрежные районы, судя по названию, Брайтон Бич где-то здесь находился. Но и про другие места Бруклина тоже не забывал, а то кто его знает - вдруг название обманчиво, от этих бывших любой подлости можно ожидать ожидать. Похоже, что и Куинс опять зацепил, если так - простите негры. а вообще-то нет тут моей вины, на соседей пеняйте, негры. Очень уж, негры, они у вас шустрые, слиняли сюда по-хитрому, а теперь советы дают, как лучше капитализм строить. "Родину мы попрежнему любим!" - нагло заявляют. Брехня все это - тот, кто Родину любит, ее на благополучие никогда не разменяет. Сами вы, негры, виноваты не надо их было сюда пускать.

Когда подтянулись эфшестнадцатые с бронебойными, Бруклин уже лежал в развалинах, а на прибрежные районы вообще было страшно смотреть. Судный день! Эфшестнадцатых с их бронебойными я уже почти не боялся, основную часть бомбового запаса я положил на Бруклин, так что теперь можно было и с бронебойными попробовать. Меня больше занимал другой вопрос: бомбить или не бомбить Ричмонд? А вдруг это все-таки не Нью-Йорк? А если вдруг Нью-Йорк тогда что?! Какими глазами я после этого на генерала Щекина посмотрю? На всякий случай слегка прошелся по Ричмонду. Там, в небе Ричмонда, у меня снова завязался бой с "Фалконами". На этот раз, пообстрелявшись в первом бою, я сражался куда как хладнокровней и расчетливей, эфшестнадцатые, волоча дымчатый шлейф, с ревом падали в пролив Те-Нарроус, бомбовые удары по Ричмонду были на редкость точны. Не подвела и чудо-техника, всласть облегчившись над Бруклином, прибавила скорости, стала еще маневренней, да и броня тоже не подкачала. Зря я боялся так, держала наша броня их бронебойные! Правда после них на корпусе машины оставались некрасивые вмятины, но это уже не важно. Отбомбив Ричмонд, с боями, продираясь сквозь ряды вражеских истребителей, продвинулся к Манхэттену. "Фалконов" к тому времени ужас сколько поналетело, но бомб оставалось совсем немного, вот я и решил шарахнуть на прощание еще разок по Манхэттену, очень он уж мне понравился! Хотел было статую Свободы разнести, но передумал, потому что кое-какие сомнения насчет Ричмонда у меня все же оставались. А что если не Нью-Йорк все-таки? Нехорошо тогда как-то получится, несправедливо - и Ричмонд незаслуженно обидел и статую Свободы разбомбил. Тут лучше перестраховаться, если уж с Ричмондом осечка вышла, тогда хоть статую Свободы для их потомства сохраню. А товарищ Зимовец придираться станет почему не разбомбил? - скажу что промазал, на самом деле не такая она уж и большая, как это нам с детства внушали. Манхэттен, пока я бомбил Бруклин и Ричмонд, уже успел заметно отстроиться. Что за ненужная поспешность такая?! Не жалеют американцы свой труд! Из принципа разбомбил вновь то, что они успели восстановить - раз не понимают, надо учить! Между тем, янки, отчаявшись победить меня в честном бою, отозвали свои эфшестнадцатые и опять атаковали ракетами, причем уже не прежними, класса "земля-воздух", а какими-то новыми, совершенно мне неизвестными. "Плохи дела у неприятеля, раз он самое секретное оружие напоказ выставляет", - весело подумал я. Новые секретные ракеты были приблизительно раза в полтора меньше прежних, острокрылые, носы их очень напоминали крестообразные отвертки, турбины располагались не сзади, как это обычно бывает, а по бокам, ближе к носу. Скорость, маневренность - все на высшем уровне, но что самое удивительное они могли тормозить не хуже меня! А почему я так развеселился, на то была своя причина: у меня гравитатор заработал! Низкий поклон его создателям! (Не обманул генерал Щекин!) Летит вражья сила на меня, а попасть не может! С этого момента я стал безраздельно властвовать в небе Нью-Йорка. Не торопясь, обстоятельно разгромив Рокфеллеровский центр и вторую, уцелевшую от первого налета, башню Всемирного торгового центра. Обстреляв из зенитной установки здание ООН - разбомбить не решился по той причине, что оно скорее всего принадлежит международному сообществу, а не городу Нью-Йорку. Потому ограничился тем, что дал из зенитки очередью по окнам - чтоб линию более независимую держали, а не потакали во всем Соединенным Штатам.

Очень трогательный эпизод произошел почти что в самом конце: когда я бомбил Лексингтон авеню, где-то в районе сороковых улиц, музыка из радиоприемника, так радующая и поддерживающая меня на протяжении всей этой нелегкой ночи, вдруг неожиданно оборвалась. "Что за черт, плохо без музыки, а может волна ушла?" - подумал. Покрутил настройку - нет нигде этой станции, и тут до меня дошло: разбомбил я ее только что! Так это оказывается Нью-Йоркская радиостанция была! У меня даже слезы на глазах выступили. Какая стойкость, отвага, героизм! Я их город всю ночь бомбил, а они даже ни разу не перервались, для меня же, их злейшего врага, бодрящую музыку передавали! Не то, что наши паникеры: "В связи с обстрелом Останкино трансляцию вынуждены прекратить". Что за удивительный город такой, Нью-Йорк, сколько вон бомбил его, а ничего в нем так и не понял!

Грустно мне очень стало после этого. Может оттого, что все у меня, наконец, заработало, гравитатор легко отражал их новейшие секретные ракеты, и мне ничего уже не угрожало, беззащитный Нью-Йорк простирался подо мной только бомби. Но я был честный солдат и добивать умирающий город мне не очень нравилось. А скорее всего, дело было в том, что уже приближался тот миг, когда мне придется убраться домой - стрелка бомбометра понуро опустилась на ноль, на востоке занималась заря. Было как-то печально покидать Нью-Йорк, если честно, мне совсем не хотелось возвращаться после всего, что случилось, в опостылевший Воронеж. Из поднебесья казалось мне, что поверженный, полуразрушенный, но все еще прекрасный город Нью-Йорк, сулит мне нечто большее, чем могло ожидать меня в родном провинциальном Воронеже. Тут рядом море, вон, а в Воронеже кругом один чернозем, сразу грязь по колено, если вдруг дождичек. Нью-Йорк так и манил к себе, притягивал, будоражил воображение... Совсем расчувствовался, слезы в три ручья пустил, бомбил и плакал. "Никуда я отсюда не полечу, ни за что не вернусь в Воронеж, здесь останусь! - решил в отчаянье. - А там будь что будет!" Даже придумал план, невероятный и бредовый, как это можно сделать. "Вот только сброшу все бомбы, как обещал, - придумал, - а потом выдавлю ногами боковое стекло и в Гудзон спрыгну, а машина пусть на автопилоте одна, без меня возвращается. Может, и выплыву, а не выплыву, так не выплыву - горевать нечего - русская жизнь недорого стоит", - решил. Я даже умереть был готов, лишь бы в Воронеж не возвращаться. Зато если выплыву, как будет здорово! Заживу по-новому, при нынешнем переполохе эмиграционным властям не до меня будет, да и работу, наверное, легко найду, хотя бы по строительной части, пара лишних рук не помешает, кругом все разрушено. А лишь только язык освою, сразу напишу книгу - об этом или о чем-нибудь другом, в Нью-Йорке идей для писателя сколько угодно, и стану настоящим американским райтом, пусть тогда только попробуют - не напечатать! А в Воронеже, в Воронеже-то, что меня ждет?! Скука и уныние, там я вечный неудачник, денег нет, женский пол не любит и всегда обманывает, талант мой никому не нужен, когда говорю что писатель - все думают, что я либо слегка ненормальный, либо сильно задаюсь... Хоть ты тресни, но не верят у нас в Воронеже а доморощенные таланты! И даже если в Нью-Йорке неудача вновь постигнет меня, и не стану я никаким американским райтом, а буду последним нью-йоркским жителем или плевательницы у негров в баре вычищать, я все равно ни о чем не пожалею и встречу такой удар судьбы с достоинством... То будет даже не возмездие, а плата за грехи мои, да и как после того, что я сделал с Нью-Йорком, я смогу на него обижаться? Я вечный должник этого великого города и потому заранее все ему прощаю! А вот Воронежу простить не могу - я его не бомбил, и другого вреда никакого не причинял, а если и сделал что, то только хорошее.