Полярная мечта (Мол Северный, часть 3)

Глава шестая

УВИДИТ НЕВИДАННОЕ

"Все мы, пассажиры мирного торгового парохода, любуясь бирюзовыми водами Баренцева моря, близ мыса Канин Нос, что означает "нос ястреба", внезапно были потрясены ужасающим зрелищем. Из Горла Белого моря на простор полярных вод выходила грозная эскадра морских кораблей. Впереди шел тяжелый флагманский линейный ледокольный корабль, вооруженный не только крупнокалиберными орудиями, - мы видели на корме гигантскую куполообразную броню одного из них, - не только гидромониторами, позволяющими струёй воды резать паковый лед, но... несомненно также и секретным оружием для метания ракетных атомных бомб и выпускания завесы радиоактивных газов, от действия которых жители Америки обречены погибать в страшных мучениях без видимых ожогов на теле. На мостике флагмана мы видели людей с кровожадными улыбками, читавших на борту нашего парохода имя незабвенного военного министра, памятник которому красуется в Вашингтоне, но заветы которого преданы ныне забвению. Мировой коммунизм, которого так страшился Форрестол, стоит перед нами, подобно тигру, не отгороженному теперь ни решетчатым забором, ни металлическим занавесом. Только видя это хищное чудовище, можно осознать всю ту смертельную опасность, которая грозит цивилизации, усыпленной безумной политикой сближения с коммунистическим миром. Мы, потрясенные пассажиры корабля "Форрестол", видели эту опасность воочию. Полоса дыма простиралась до самого горизонта, и на ней, подобно зубам акулы, на ожерелье войны, нанизаны были корабли. Их было несметное число. Они уходили за горизонт, и кто знает, на сколько миль... Мы видели чудовищную армаду из сотен и сотен кораблей, способных перебросить на нашу мирную, беззащитную Аляску коммунистическую армию с танками, пушками, страшными "катюшами", реактивными самолетами, - армию коммунистической агрессии. Пусть эта корреспонденция прозвучит предостерегающим воем сирены. Пусть подхватит она гневный голос членов вновь созданной Лиги "стального занавеса", ратующих за вооруженную изоляцию от коммунизма. И пусть умолкнут те, кто выступает за мирную жизнь коммунистического тигра и американской лани. Нашу лань могут защитить только атомные бомбы, отказ от применения которых самоубийство, только военные базы около занавеса, который должен стать стальным, пока не падет, поваленный нашим плечом. Лучшая защита - это нападение! Во имя национальной обороны мы с помощью членов новой лиги должны туже затянуть петлю на шее наших домашних коммунистов. Пусть почувствуют наши лидеры опасность своей "политики мира", пусть почувствуют, как и мы, витающую в воздухе коммунистическую агрессию, которую мы видим сейчас собственными глазами!" Это была первая корреспонденция Джорджа Никсона, который, узнав о создании в Америке Лиги "стального занавеса", понял ее цели и внезапно попал в нужный для лиги тон. Его корреспонденция была напечатана в нескольких близких к лиге газетах и влилась в общий хор воплей, призванных оглушить вновь выбранных конгрессменов и повлиять на политику верхов. Разумеется, истерические выкрики мистера Джорджа Никсона об агрессии советских кораблей были столь же правдивы, как и его красочное описание зловещего дыма, вырывающегося из пароходных труб. Дело в том, что из труб полярных кораблей не вырывалось и не могло вырваться ни одного клуба дыма по той простой причине, что ни на одном из них в кочегарках не жгли угля. Пароходы были переоборудованы. Могучие паровые машины, как и прежде, вращали винты, но пар получался не в старинных паровых котлах, а в установках, где ядерная энергия атомов предназначалась отнюдь не для тех ужасов, которыми пугал мистер Джордж Никсон. С корабельной атомной станцией и знакомил одного из своих пассажиров капитан ледокола "Северный ветер" в тот час, когда мимо проплывал, дымя трубами, пароход "Форрестол". Пассажиром, интересовавшимся атомным реактором, был Виктор Омулев, а капитаном - Федор. Для Федора прогулка с Виктором по трюмным помещениям, когда-то занятым запасами угля, имела особый смысл, о котором не догадывался его спутник. Показывая Виктору новую технику, Федор думал о его сестре. Правда, Виктор мало чем напоминал сестру. Толстый, самодовольный, он и разговор об атомной установке начал с того, что ему, открывателю урановых месторождений в Голых скалах, не мешало бы узнать, как этот уран используется на корабле. Федор вел Виктора в трюм. В корабельном реакторе происходил распад атомов урана 235, редкой примеси самого тяжелого из металлов - урана. Ядро не только делилось на осколки, но и выбрасывало три "снарядика", три нейтральные частицы - нейтрона. Если такой снарядик попадет в соседнее ядро атома урана 235, оно разрушится, освобождая скрытую в нем энергию. Чтобы заставить энергию постоянно выделяться, надо быть уверенным, что летящий нейтрон встретит на своем пути ядро урана 235. Ядра атомов по сравнению с их величиной отстоят одно от другого на огромных расстояниях. Летящий нейтрон может не задеть ни одного из них. Известно, что случайно выпущенной пулей трудно попасть в ствол дерева. Но если деревьев на пути встретится много, если пуля будет направлена в лес, то какой-нибудь ствол она заденет обязательно. Так и в урановом реакторе. Чтобы быть уверенным, что нейтрон попадет в нужное ядро, надо иметь "целый лес" таких ядер, то есть, попросту говоря, нужно поместить в реакторе достаточное количество вещества. Если это вещество не будет иметь никаких примесей, то реакция распада распространится молниеносно, каждое разлетевшееся ядро разрушит соседнее, которое, в свою очередь, расколет еще одно или два, в результате произойдет атомный взрыв. Если же уран 235 будет лишь примешан к обычному урану, который поглощает нейтроны, но не разрушается, то реакция будет носить не взрывной, а более спокойный характер. Можно воспользоваться тем, что некоторые вещества захватывают нейтроны, и погружать в реактор стержни, сделанные из этих веществ. Таким способом легко уменьшать рой летящих нейтронов и регулировать тем число разрушаемых ядер и количество выделяемой энергии. Первые реакторы атомных электростанций были рассчитаны на нейтроны, летящие с замедленными скоростями. Урановые стержни окружали веществом, способным тормозить летящие нейтроны, например графитом. Реактором управляли, вводя в него стержни, сделанные из бористой стали, - они поглощали нейтроны. Полностью вдвинутые в реактор, эти стержни могли и совсем остановить реакцию. Если нейтроны летят медленно, атомного горючего надо загрузить в реактор очень много - около двадцати тонн металлического урана при шестистах тоннах замедлителя - графита. К этому надо еще прибавить вес защитных стен - несколько тысяч тонн. Для транспортных установок это, конечно, слишком громоздко и не годится даже для кораблей. Лучше, когда в качестве замедлителя применяют не графит, а тяжелую воду. Но и в этом случае приходилось загружать в реакторы три тонны урана и пять тонн тяжелой воды, вещества редкого и дорогого. И даже такая установка слишком тяжела. Другое дело, если пойти на использование быстро летящих нейтронов. Тогда можно ограничиться в реакторе лишь несколькими сотнями килограммов урана. Однако в этом случае нужно было решить труднейшие задачи управления реакцией, отвода выделяющегося тепла. Федор показывал Виктору установку: - К сожалению, не могу показать тебе реактор. Опасное излучение. Нас отделяет от него надежная защита: шестьдесят сантиметров бетона снижают опасную радиацию в сто раз. В корабельном реакторе для регулирования пользовались замедлителями нейтронов. Когда корабль шел полным ходом, все замедлители специальными автоматами удалялись из реактора. Быстрые нейтроны попадали в наибольшее число ядер, освобождая максимальное количество энергии. Федор провел Виктора в котельную. В чистом помещении с глянцевыми стенами стояли паровые котлы, внешне напоминающие котлы судовых установок. Вдоль стен тянулись толстые теплоизолированные трубы. Виктор заметил обычные водомерные стекла и манометры. На одном из циферблатов отмечалась температура в несколько сот градусов. Никаких топок у котлов не было. Виктор показал Федору на прибор со шкалой температур. - Котлы нагреваются расплавленным металлом, - пояснил Федор. - Ты с ума сошел! - воскликнул Виктор. - Я вовсе не хочу, чтобы мое тело пронизывалось смертоносным излучением. Ведь металл побывал в реакторе и, наверное, стал радиоактивным. Ты как хочешь, а я ретируюсь. Федор успокоил Виктора. Реактор действительно охлаждался своеобразной жидкостью - расплавленным металлическим сплавом калия и натрия с температурой около шестисот градусов, - стальные трубы при этом, конечно, не портятся. Сплав этот, пройдя через реактор, действительно становится опасно радиоактивным для обслуживающего персонала. Поэтому его в котлы не пускают, а направляют в промежуточный теплообменник, где он нагревает такой же расплавленный металлический сплав, но протекающий по самостоятельным трубам и уже не радиоактивный. Он потом и нагревает котлы, поднимает в них пар. - Пойдем в кочегарку, - предложил Федор. Они поднялись по трапу в просторную чистую каюту с круглым иллюминатором. Она походила на радиорубку. На мраморном щите поблескивали приборы и сигнальные лампочки. На черной эбонитовой панели виднелись кнопки с надписями. За столиком сидела молоденькая девушка-оператор и что-то прилежно записывала в журнал. Увидев капитана, она встала. - Наш кочегар, - без улыбки представил ее Федор. Девушка смутилась. - Как ваше здоровье? - справился Виктор, щуря глаза. - Радиация не сказывается? Девушка удивленно покачала головой. - Здесь заходил радист. Оставил вам, Федор Иванович, письмо, - сказала она. Федор стал рассматривать конверт. - Какой расход горючего? - важно осведомился Виктор. - Наши машины имеют мощность пятьдесят тысяч лошадиных сил, - охотно стала объяснять девушка. Федор тепло посмотрел на нее. Верно, она напомнила ему кого-то... - За месяц плавания мы могли бы израсходовать около полукилограмма урана 235, основного ядерного горючего, которое примешано к обычному урану, загруженному в реактор. Однако практически получается так, что во время плавания, когда машины работают, количество ядерного горючего не уменьшается, а увеличивается. - Ну, знаете ли!.. - возмущенно надулся Виктор и посмотрел на Федора, призывая того вмешаться. Федор только улыбнулся, а девушка, пунцовая от смущения, продолжала старательно объяснять: - Но это действительно так. Дело в том, что каждое распавшееся ядро урана 235 выбрасывает три нейтрона. Один из них, если реакция продолжается, разбивает соседнее ядро урана 235, а другой, а порой и третий нейтроны попадают в ядро урана 238, то есть обычного урана. Тут и происходит самое интересное. Этот уран превращается в другой элемент, который на земле не существует, - плутоний. Плутоний подобен урану 235, он долго сохраняется, способен поддерживать реакцию распада и служить ядерным горючим. За месяц плавания мы расходуем около полукилограмма урана 235, но получаем при этом больше полукилограмма плутония. - Эврика! Оказывается, у вас тут не только силовая станция, но еще и лаборатория алхимика, - снисходительно заметил Виктор. - Не могу вас представить в подвалах средневековья. Девушка вконец смутилась и отвернулась. - Знаешь, от кого письмо? - пришел на помощь Федор. - От Майка. Получено из Америки в Архангельске. Переписано по радио. Вот о чем писал Майк: "Друзья! Сегодня мне есть что написать. Прошло больше двух лет с того времени, как мне захотелось увериться, что у меня нет товарищей по несчастью в вашей стране. Клянусь вам, что мне в сто тысяч раз было приятнее узнать, что у меня там есть товарищи не по несчастью, а по мечте. Я молчал, и могло показаться, что ваш ответ не произвел на меня никакого впечатления. Но это неверно. Именно сегодня мне хочется ответить вам. Вчера я чуть было снова не стал ученым. Боссы, наконец, решили забыть Томаса Никсона и допустить, а вернее сказать, призвать его сына в секретную лабораторию. Черт его знает, может быть, два с лишним года назад я и обрадовался бы этому. Но вот сейчас я заявил, что не пойду в их лабораторию, которая никогда не займется "невесомым топливом" для личных автомобилей. Почему я не пошел? Не хочу превращать в топливо живых людей. Джерри перед отъездом обругал меня ослом. Мне не нравятся его последние сочинения. Он говорит, что я не понимаю, что такое "бизнес". Я не обругал его ослом, я обругал его шакалом. Нет, я не обругал, я назвал его шакалом, потому что он подвывающий шакал. Из газет я узнал о проекте ледяного мола. Неужели автор его Алексей Карцев, тот самый Алеша, с которым мы плавали?! В воскресенье на пикнике я рассказывал об этом строительстве рабочим. Кажется, у меня есть шансы вылететь со своего места у конвейера, где мое университетское образование не нужно боссу. Не думаю, чтобы это обрадовало мою девушку. Она все еще пребывает в "моих девушках". Есть у нас такое страшное слово, знаменующее вечно неустроенное существование людей. Впрочем, она у меня неуемная оптимистка и строит такие планы нашего будущего, для которых понадобился бы размах вашего строительства. Мне кажется, что в последнее время я начинаю находить себя, а если не себя, то свой путь. Я хотел бы, чтобы он встретился с трассой вашего мола. Жму ваши руки, дорогие друзья. Ваш Майк". Федор тщательно сложил письмо и задумчиво сунул в рот нераскуренную трубку. - Надо вместе ответить Майку, - сказал он Виктору.