Сон в летний день

— Ура! — завопил Стефан. — Дайте мне только увидеть себя во сне хулиганом, громящим уличные фонари, и я в три секунды прихлопну вам аварийный колпачок!

— Да, — скривился Темир, — твои скрытые задатки нам хорошо известны, но мы уперлись в то, что задать определенный сон можно только при помощи гипноза. Круг замкнулся. И я не вижу выхода, командир.

Но у командира уже появилась какая-то идея — вид у него был самоуглубленный и блаженный, как бывало в случаях, когда его осеняла гениальная идея.

— Ты чего, Михайла? — забеспокоился Стефан.

— Ми-ну-точ-ку… спокойно, други мои, спокойно! Во мне проснулась наследственная память моих дремучих предков. Ночевка у костров, с их ночным благоуханьем, тихой свежестью долины…

— Э-э, Михайла, это же из Лонгфелло! — запротестовал Темир. — Уж не хочешь ли ты сказать, что одна из твоих бабушек была шалунья?

— Виноват. Просто не туда занесло. А, вот: тиха украинская ночь, прозрачно небо… и что еще? Кто подскажет?

— Звезды блещут.

— Отнюдь! КОМАРИКИ КУСАЮТ, други мои!!! А все остальное — детали эксперимента. Темка, нашего Гиппократа — к бою! Закодируй ему задание: чикнуть по моему «варолиеву мосту»!

— В принципе даже не обязательно чикать, достаточно воздействовать пучком не слишком жесткого излучения. Но почему — по твоему?

— Потому что я тут начальник, моя и воля.

— Ты командир, потому и сиди. Твое дело — командовать, а в вопросах медицины я разбираюсь больше твоего. — Темир редко нарушал субординацию, но уж если нарушал, то не сдавался.

Но и Стефан не унимался:

— Раз ты врач, так не лезь в подопытные кролики, а осуществляй медицинский контроль. К тому же, кто из нас лунатик?

Исключая последний аргумент, Стефан был прав, и спорить не стали. И так накричались. Теперь надо было проверить, а пойдет ли на удочку сам БИМ.

— Эй ты, перестраховочный ящик, — воззвал в микрофон Михаила. Наф-Наф с тобой говорит. Ты что это там прохлаждаешься, дурака валяешь? Думаешь, тебя тут смонтировали вагонетки с рудой считать?

Стеф не утерпел — вытянул шею, с идиотским выражением распустил губы и ладонями оттопырил уши, наглядно демонстрируя, какое сейчас выражение должно было бы быть у БИМа на морде, если бы у него вообще таковая существовала.

— Ты только посмотри, как у тебя люди спят, бездельник! — продолжал Рычин, вкладывая в голос все презрение сапиенса к механической считалке.

«Все психологические параметры…» — загремел было БИМ.

— Да хрюкал я на твои параметры! — с максимально свинской грубостью оборвал его Наф-Наф. — Ты загнал в сонное состояние сто шестьдесят человек, а знаешь ли ты, что это такое — человеческий сон? И какой он бывает?

«А ты?» — достаточно резонно отпарировал БИМ.

— А это уж мое поросячье дело. Не знал бы — не говорил. И должен тебе заметить, что кроме человеческого разума в нас вложена и способность видеть человеческие сны. Тебе, консервной банке, и вообразить такое невозможно… А ты лишил этого счастья целых сто шестьдесят человек! Да слышал ли ты такие слова: волшебные сны, радужные сны, сны детские, сказочные, упоительные… А теперь погляди на эти тупые рожи! Жуть! Ничего жуткого в действительности не наблюдалось, но рычинцы знали, что теперь сотни невидимых следящих объективов обшаривают холодным взглядом спящие в саркофагах тела, отыскивая в них хоть какие-нибудь признаки неблагополучия.

И Рычин прекрасно знал, что таких признаков нет. Но он должен был внушить БИМу, что если бы не его бездействие, люди спали бы много лучше.

— Ты гляди, гляди! — продолжал он. — И где ты наблюдал счастье, упоение? Да через сто двадцать дней они проснутся совершенно опустошенные, измотанные монотонностью своего состояния, и немедленно впадут в депрессию, проклиная тебя и твою БЕЗДЕЯТЕЛЬНОСТЬ!

«Но технические параметры анабиозной установки…»

— «Параметры, параметры»… Да перестань ты носиться с этим словом, как дурак с писаной торбой! Ты мог весь этот экспедиционный корпус сделать безгранично счастливыми спящими людьми, а превратил их в бесчувственных квази-мертвецов, потому что сидел сложа манипуляторы, БЕЗДЕЙСТВОВАЛ…

«Но что, что, что я мог сделать?!»

Рычинцы переглянулись — БИМ был готов.

— Подарить им свист бури, после которой тепло и уют во сто крат слаще и безопаснее; напоить их запахом черемухи и трепещущей на берегу уклейки, чтобы вернуть им босоногое детство; дохнуть на них глауберовой пылью солончаков, чтобы воскресить у них гордость после изнурительного перехода через покорившуюся пустыню… Да мало ли ты мог! Мог, да не почесался. У тебя что, нет вспомогательной фонотеки? В крайнем случае, возьми бытовой пылесос — получишь завывание бури. У тебя нет баллончиков с кухонными приправами, которые воссоздают половину ароматов Аравии? Ты не способен пострекотать сверчком, поквакать лягушкой? Где твоя фантазия, лежачая ты колода? Ведь ты же не вспомогательный кибер, черт возьми, или… или в тебе имеется какой-то производственный дефект, и ты бездействуешь в силу технических недоделок?

Это было уж слишком. Никто еще так откровенно не обзывал БИМа недоумком. Он взвыл, как землесосный снаряд:

«Ты, квази-сапиенс, именующий себя Наф-Нафом, смотри и учись, на что способны мыслящие системы высшего ранга!..»

— Э-э, сеньор хвастун, — оборвал его Рычин, — у нас, поросят, в таких случаях говорят: не хвались, идучи на рать… ну, да это к слову. Просто хочу тебя предупредить, что если ты в порыве самодовольства собираешься мне продемонстрировать, скажем, извержение на Земле Кантемира, с человечьим пеньем трубчатых кристаллов, с оглушительной вонью цветов лаброурры, распускающихся прямо в столбе вулканического пепла, то твои действия будут равны БЕЗДЕЙСТВИЮ, так как на Кантемире никто из тутошних экспедиционников не был, лаброурры не нюхал и ассоциации при сем будут у них нулевыми.

«Вас понял!» — фальцетом (признак виноватости) пискнул БИМ.

— Ничего ты не понял, дубина стоеросовая, и не перебивай. Высшие разумные существа в таковых случаях составляют график. Вот и ты ознакомься с личными делами всех ста шестидесяти экспедиционников, узнай, где они провели детство, где — студенческую практику, медовый месяц и так далее. Составь графики предпочтения, наложи фильтры ограничений по противопоказаниям. Усередни. Вычисли погрешности… А пока, чтобы не терять времени, я сам подскажу тебе, какие ситуации будут приятны подавляющему большинству спящих. Итак, первое: повышенная влажность, легкий бриз, запах водорослей и под сурдинку — «Песня варяжского гостя».

«Будет сделано!» — Весь форс слетел с БИМа в мгновенье ока.

— А я с моими поросятами на минуточку отключусь, кажется, просыпается кто-то из хозяев…

Он щелкнул тумблером и всей ладонью утер лицо — тяжело все-таки с кретинами.

— Как там у нас с кибермедом? — спросил он хриплым шепотом.

— Тоже готов, — кратко доложил Темир. — Произведено обследование затылочной части Степкиного котелка, достаточно нескольких секунд, чтобы скальпель-излучатель произвел нужную операцию. На общем состоянии Стефа это не отразится, я проверил четырежды.

Командир оглянулся: в кресле кибермеда уже сидел Левандовский, почти целиком скрытый щупальцами манипуляторов со всякой медицинской аппаратурой. Рычин зажмурился — даже простой шприц всегда приводил его в дрожь.

— Не тяни, командир, — сказал Стефан.

Рычин еще раз прокрутил варианты — нет, другого подходящего не было. А тянуть он не любил.

— Ехать так ехать, — кивнул он Темиру. — Давай.

Что-то неведомое было сделано со Степкиным мозгом мгновенно, безболезненно и совершенно незаметно для всех троих.

— Первый лунатик космофлота к выполнению задания готов, — проговорил Стефан, подымаясь из кресла и выпутываясь из неспешных манипуляторов.

Рычин оглядел его искоса:

— Да, лихость у тебя не обкорнали. Но ничего, в предстоящей операции она тебе не понадобится. Итак, задание: выйти из корабля и предоставить свое бренное тело для всестороннего обследования в чертогах БИМа. Там тебя усыпят, естественно. Об остальном уж мы позаботимся. Двигай.