Сильное звено

— Спас — спорное определение.

Я киваю.

— И как же тебя зовут?

Десять лет мы учились в одном классе, но я не знаю имени каждого из них. Мы всегда общались как кластеры, а не как отдельные личности.

— Дэвид, — отвечает он после довольно продолжительного молчания.

— А их?

— Со сломанной рукой Сьюзен. Ахмед и Мэгги.

Эти трое еще спят, распластавшись на земле.

— Остальные тоже могут быть живы. — Я понимаю, что это всего лишь мое желание. Я видел, как их унес снежный поток.

— Мы не нашли Алию и Рен, — говорит он и начинает кашлять. Наверное, пытается скрыть рыдания.

— Кто-то из них добрался до нашей палатки. Может, она жива. — Я отворачиваюсь, чтобы не смущать его.

— Это Рен. Алия была рядом со мной.

— Спасательный отряд…

— Ты видел спасательный отряд?

— Нет.

— Под снегом можно продержаться час, если есть доступ воздуха. Без воздуха десять минут. — В голосе Дэвида клокочет ярость. Остальные трое шевелятся во сне. — Будто плывешь в масле. Плывешь во сне, задыхаясь.

— Дэвид!

Это Мэгги. Она притягивает его к себе, и я ощущаю резкий запах консенсуса. Они собираются вокруг Сьюзен и застывают на несколько минут, размышляя. Я удаляюсь вниз по течению на несколько метров, не дожидаясь, пока меня об этом попросят. Теперь я одиночка.

Ручей изгибается и петляет. Я перелезаю через ствол трухлявой сосны, обрушивая водопад из коричневых иголок. Изо рта вырываются облачка пара, растворяясь во влажном воздухе. Потеплело, и у меня возникает ощущение, что я оттаиваю.

Русло ручья становится шире, потом обрывается над каменной чашей, и вода падает в нее, поднимая мелкие белые брызги. Передо мной расстилается окутанная туманом долина. Внизу, примерно в километре от меня, ручей впадает в реку. Склон неровный и каменистый, но не очень крутой. И снега гораздо меньше.

Наш тест на выживание начался в базовом лагере у реки. Скорее всего этой самой реки. Если идти вдоль берега, попадешь прямо в лагерь.

Я тороплюсь вернуться к четверке.

Они уже расцепили руки, достигнув консенсуса. Дэвид берется за волокушу Сьюзен.

— Готовы? — спрашиваю я.

Они смотрят на меня; их лица спокойны. С тех пор как распался кластер, они впервые пришли к согласию, всего вчетвером. Хороший признак.

— Мы возвращаемся, чтобы найти Алию и Рен, — объявляет Дэвид.

На мгновение я лишаюсь дара речи. Ложный консенсус. Нас учили распознавать и отвергать его. Травма и понесенная утрата нарушили их мыслительный процесс.

Дэвид принимает мое молчание за согласие и тащит Сьюзен вверх вдоль русла ручья.

Я застываю на месте — не в моих силах разрушить консенсус другого кластера, не в моих силах остановить их. Делаю шаг вперед, чтобы пристроиться вслед за ними, но тут же останавливаюсь.

— Нет! — кричу я. — Постойте!

Четверка смотрит на меня, как на пустое место. Нет, это не ложный консенсус, а нестабильность кластера. Безумие.

— Мы должны восстановить целостность, — говорит Дэвид.

— Погодите! У вас ложный консенсус!

— Ты-то откуда знаешь? Тебе он вообще недоступен. — Эти слова больно ранят меня.

Они трогаются с места. Я бегу, чтобы остановить их, и упираюсь ладонью в грудь Дэвида.

— Вы умрете, если вернетесь на гору. Этого нельзя делать.

Ахмед отталкивает мою руку.

— Мы должны вернуться к Алии и Рен.

— Кто у вас отвечал за этику? — спрашиваю я. — Наверное, Рен? Вот почему вы пришли к ложному консенсусу! Соображайте! Вы все умрете, как Алия и Рен.

— У нас никто не специализировался на этике, — говорит Мэгги.

— В конце этого оврага видна река. Лагерь где-то рядом! Если мы повернем назад, то больше не найдем дорогу к реке. Ночь застанет нас на горе. У нас нет еды. Нет укрытия. Мы погибнем.

Они молча делают шаг вперед.

Я с силой толкаю Дэвида, и он спотыкается. Сьюзен вскрикивает — волокуша ударяется о камень.

— У вас ложный консенсус, — повторяю я.

Воздух наполняется феромонами, и я понимаю, что они в основном мои. «Вето» — простой сигнал, известный всем, но редко используемый. Дэвид замахивается, и я перехватываю его кулак. Он слабее.

— Мы спускаемся, — говорю я.

Лицо Дэвида напряжено. Он резко поворачивается, и четверка берется за руки, объединяясь в поисках согласия.

Я отталкиваю Дэвида от остальных, разрывая связь. Потом толкаю Ахмеда и Мэтти, и они падают навзничь.

— Никаких совещаний! Идем!

Подхватываю волокушу Сьюзен и тащу вниз вдоль ручья. Быстро. Оглянувшись, вижу, что трое остальных стоят на месте и смотрят на меня. Потом идут следом.

Может, я тоже принял неправильное решение. Может, я убью нас всех. Но это все, что я могу сделать.

Сьюзен тяжело дается путь вниз по оврагу — снега местами нет, и волокуша подпрыгивает на неровной земле. Я непроизвольно выбрасываю в воздух успокаивающие феромоны, хотя прекрасно знаю, что девушка не в состоянии их понять. Между кластерами передаются только самые примитивные эмоции, а иногда и это невозможно, если кластеры из разных яслей. Я начинаю посылать Сьюзен феромоны благополучия, надеясь, что до ее сознания дойдут эти элементарные химические сигналы.

Оглядываясь, я каждый раз вижу, как три Джулиана плетутся за мной. Новая травма вновь разбила с трудом восстановленный кластер, и мне остается лишь надеяться, что нанесенный мной ущерб не окажется непоправимым. Врачам из Института лучше знать. Наверное, они спасут Джулиана. Мой случай безнадежен — скорее всего мне придется эмигрировать в один из анклавов одиночек в Европе или Австралии.

Натыкаюсь на гряду валунов в окружении камней и обломков помельче. Здесь волокуше не пройти.

— Беритесь за концы, — командую я Ахмеду и Дэвиду.

Волокуша превращается в носилки. Мы вынуждены замедлить шаг, но все же кое-как продвигаемся вперед.

Лес изменился. Сосны исчезли, и теперь нас окружают клены. Я все время поглядываю на небо, боясь пропустить поисковую группу. Почему нас не ищут? Может, мы слишком сильно удалились от зоны поисков? Известно ли спасателям, где мы? А что, если они обнаружили нас ночью, увидели неполные кластеры и бросили на произвол судьбы?

Ослепленный паранойей, спотыкаюсь о камень. Они не могут быть такими жестокими. Мойра говорит, что вся наша жизнь — экзамен. Неужели и это тоже? Неужели они способны погубить кластер, чтобы испытать остальных?

В такое я поверить не могу.

Перед нами крутой четырехметровый спуск, в конце которого ручей впадает в реку, внося свою скромную долю в бурлящую стремнину. Я не вижу легкого пути вниз; приходится снять Сьюзен с волокуши и поддерживать ее, помогая спуститься по неровному склону.

Камни мокрые и осклизлые. Я поскальзываюсь, и мы падаем, пролетев меньше метра, но у меня перехватывает дыхание. Сьюзен падает на меня и вскрикивает от боли.

Я откатываюсь в сторону, судорожно хватая ртом воздух. Подбегают Ахмед и Дэвид, чтобы помочь нам подняться. Мне не хочется вставать. Я бы остался лежать здесь.

— Вставай, — говорит Дэвид. — Нужно идти.

В глазах туман, голова кружится. Боль в груди не проходит. Острая, колющая боль. Ощупываю себя. Ребра сломаны. Я едва не теряю сознание, но Ахмед поднимает меня.

Сьюзен тоже удается встать, и мы, пошатываясь, бредем по плоским камням, устилающим дно обмелевшей реки. Через несколько месяцев вода зальет всю долину.

Мы жмемся друг к другу, образуя что-то вроде временного кластера, и медленно идем вниз по течению реки. Во мне не осталось силы. Только слабость и боль.

За огромным валуном в нос ударяет резкий запах.

Медведь, почти такой же большой, как валун. Нет, три медведя ловят лапами рыбу в речной заводи. Ближе всех самый крупный — метрах в пяти от нас.

Воздух наполняется запахом страха; у меня срабатывает рефлекс опасности, и боль словно вымывается из меня холодным дождем.

Медведи удивлены неожиданной встречей.

Тот, что ближе к нам, встает во весь рост. На четырех лапах он был мне по грудь, а когда выпрямился, оказался на метр выше. Когти в длину сантиметров шесть.