Журнал «Если», 1999 № 06

— Загляни ко мне через пару дней. Может быть, у меня будут Для тебя новости.

Капсула остановилась, я вышел и побрел прочь. Я ощущал спиной его взгляд, пока он не унесся дальше по трубе. Этот вечер я Должен был провести в одиночестве, без свидетелей.

Открытие, что разыскиваемая нами комета — символ «НейроНекса», подталкивало меня к принятию решения. Важного решения. А я еще не был к нему готов.

Много лет назад именно «НейроНекс» посадил меня на «пуговицы». Теперь эта компания — во всяком случае, один из ее филиалов — оказалась связанной с похищением и гибелью двоих беспризорных детей… Я был попросту обязан выяснить, кто это сделал и зачем.

Значит, я должен был найти повод для появления в «НейроНексе», чтобы задать им кучу вопросов, не вызвав подозрений. Для этого существовал один-единственный способ. Вынуть микросхему. Отсоединиться.

Та еще перспектива! То есть я, конечно, планировал сделать это, но не сейчас, а когда-нибудь, позже… Не так скоро… Может быть, через год? Ну, через полгода. Уж во всяком случае не завтра!

Но как иначе попасть в «НейроНекс»? Сколько я ни ломал голову, ответа не было.

Я упал в свое эргономическое кресло — точную копию кресла Элмеро — и заставил его принять форму моего тела. Перед моими глазами, за прозрачной дверью, простирался холл. Убедившись, что там нет ни души, я подъехал в кресле к ящику с «пуговицами» и открыл его. Вот они, мои маленькие золотые кружочки! Сколько я истратил на них денег! Некоторые уже отслужили свой срок, но я все равно продолжал их хранить. Ностальгия, знаете ли! Тоска по прежним денькам, когда мне хватало обычного оргазма. Потом я перешел к двойному, даже тройному. В конце концов докатился до оргий, до медленного нарастания возбуждения, до серии мелких взрывов, сливающихся в одно могучее извержение…

Я выбрал среди «пуговиц» свое последнее приобретение и выехал на середину секции, повернувшись спиной к голограмме Линии. Кресло опрокинулось, я уже лежал навзничь — и тут меня охватили сомнения. Напрасно ты это делаешь, сказал я себе. Ты уже прожил три недели, ни разу не прибегнув к «пуговице». Это твой личный рекорд, славное достижение! Зачем все перечеркивать? Послезавтра тебе уже будет гораздо легче вернуть эту чертову штуковину в ящик и мирно уснуть.

Очень убедительно. Бездна здравого смысла! Но все меркло перед лицом суровой реальности: после отсоединения, намеченного на завтра, у меня уже не останется выбора. Получается, что сегодняшняя возможность — последняя. После этого я уподоблюсь всем прочим, с той лишь разницей, что годы с «пуговицами» сделали часть моего естества такой заскорузлой, что через коросту уже никто не сможет прорваться. Важная часть потеряла чувствительность

— наверное, навсегда. Разве откажешься тут от последней встряски в память о былом? Никакие доводы не могли помешать мне в последний раз прибегнуть к «пуговице».

Я уже вкладывал ее в выемку в черепе, когда заметил за дверью какое-то движение. Я вгляделся и стиснул зубы. Если этот негодник воображает, что «купит» меня своим нытьем и добьется разрешения переночевать, то его ждет разочарование. Мне необходимо побыть одному…

Он не стал ни стучать, ни звонить. Просто постоял, сверля взглядом мою дверь, а потом улегся на пол под самой дверью и повернулся ко мне спиной.

Час от часу не легче: устроиться на ночь у меня на пороге!

Я наблюдал, как вздымается и опадает его тощее тельце, и грел в ладони «пуговицу». Что мне мешает воткнуть ее в ход, как я и собирался? Дверь не пропускает шума, спящий не узнает, чем я занимаюсь…

Но я-то буду знать, что он здесь!

До чего он все-таки щуплый, до чего жалкий! Каково мне будет всю ночь сознавать, что он лежит прямо на полу, в безжизненном свете, пока сам я нежусь в постели… Да, но что из этого следует? Кто мешал ему вернуться в свою банду и переночевать в привычных условиях, в безопасном подземелье, в старом тоннеле метро?

Я со вздохом подкатил к ящику, забросил туда «пуговицу» и вернулся к двери. Может, это даже к лучшему, сказал я себе. Легче будет проявить решительность поутру… чтобы потом томиться ночь за ночью…

Я лишил дверь прозрачности — пусть свойства двери останутся моим секретом, — сдвинул ее вбок и тронул мальчишку ногой.

— Заходи! — прошептал я сердито. — Что подумают соседи, если тебя увидят?

Он встал с виноватой улыбкой. Я с ворчанием указал ему на диван и выключил свет.

Би-Би с восторгом проснулся в настоящей жилой секции и с еще большим удовольствием позавтракал. Подождав, пока он насытится, я отправил его восвояси, велев заглянуть позже ко мне в контору. Он ушел счастливый.

Я ссыпал все свои «пуговицы» в карман и отправился в «трубу». По пути в «Бедеккер-Северный» я старался не думать о том, что меня ждет. Но в голове все равно всплывало слово «кастрация».

Женскому полу от меня уже давно не было проку, но теперь, без микросхемы в голове, я стану бесполезен и для самого себя. Говорят, правда, что после отключения мужчина может снова научиться иметь дело с женщинами. С прежним, конечно, не сравнить, но все-таки…

Некоторое время я слонялся вокруг «Бедеккер-Северного», чтобы убить время. Наконец мне надоело тянуть. Отсрочка ни к чему не приведет: решил — значит, действуй. Я вошел в помещение «НейроНекса» — и оказался в очереди.

Этого я не ожидал. Людей было довольно много, сотрудница филиала приглашала их по одному. Несколько минут в кабинете — и они выходили довольные. Можно было подумать, что они совершают там покупки. Но «пуговицы» можно было приобрести без лишних хлопот и, главное, конфиденциально с помощью торговых аппаратов у стены.

Лично мне тоже требовалась помощь.

— Вы одна ведете прием? — спросил я у сотрудницы через головы клиентов.

— Да, пока не придет продавщица. — Она улыбнулась. — Раз в неделю мы разрешаем ей поспать подольше.

— Я пришел раньше вас, — напомнил мне худой потрепанный субъект, сидевший неподалеку.

— Никто не спорит.

— Смотрите, не забудьте, — сказал он хмуро.

Наконец, в приемной не осталось никого, кроме меня и потрепанного. Он подошел к конторке.

— Я хочу кое-что сдать.

Сотрудница оглядела его с головы до ног. Рыжеволосая, пухленькая — настоящий ангелочек, правда, насупленный.

— Разве вы не были у нас неделю назад?

— Да, но…

— Никаких «но»! Перерыв не меньше двух недель. Вам это отлично известно. Увидимся через неделю.

Он ушел, пряча от меня глаза.

— Чем вам может помочь «НейроНекс»? — обратился ко мне ангелочек.

— Мне нужна операция.

Это вызвало у нее интерес.

— В самом деле? Какая?

Я оглянулся, чтобы удостовериться, что приемная опустела. Такие вещи не принято афишировать.

— Хочу отсоединиться.

Ее синие глаза расширились.

— Неужели?

— А что, есть препятствия?

— Нет, разумеется. Просто вы не похожи на нашу типичную…

— Голову с «пуговицами»?

— Мы предпочитаем другой термин: прямая нейростимуляция.

— По-вашему, я должен походить на субъекта, которого вы только что выпроводили?

Она промолчала, затем заявила:

— Вам придется подписать стандартное заявление.

— Конечно.

Я был к этому готов. Люди из «НейроНекса» вставили мне в голову свою микросхему примерно через год после ухода Мэггс. Тогда мне тоже пришлось подписаться под заявлением, что я осведомлен обо всех возможных физических и психологических побочных явлениях, вызываемых наличием микросхемы в голове и освобождаю «НейроНекс» от всякой ответственности. Теперь им хотелось, чтобы я освободил их от ответственности за последствия противоположной манипуляции.

Валяйте!

Мы приступили к делу. После заявления мы стали обсуждать цену. Я знал, что торговаться бессмысленно, так как тариф устанавливает центральный офис фирмы, но все равно поупирался — для вида. Этим я, естественно, ничего не достиг, разве что умудрился зачесть в цену неиспользованные дорожки «пуговиц».