Другая проекция (СИ)

Радовало также, что никто не настаивал на таком непременном атрибуте события, как дурацкая кукла на капоте машины. Надо сказать, наблюдала я как-то совершенно бесподобную картинку. Очередная делегация молодоженов и сопровождающих лиц прибыла на площадь Победы, оставив машины неподалеку. На капоте одной из них как раз красовалась именно такая кукла, в подвенечном наряде с фатой. Только, похоже, прикреплена она была плохо, за время поездки съехала и в настоящее время лежала на спине. К ясному небу задрались раскоряченные ноги, а подол платья встречный ветерок задрал прямо на глупую пластиковую физиономию. Ничего более пошлого я в жизни не видела!

Ладно, кукла куклой, надо было думать о том, что мне одеть-обуть! Требовалось ведь соответствовать!

Естественно, приличных белых туфель у меня не было. Как, впрочем, и каких-нибудь других для продолжения праздника на второй день. А разбитые кроссовки, моя любимая обувь, для этого слабо подходили. Хотя, говорят, был у нас в Минске случай на самой заре кроссовочной моды, когда одна невеста гордо шествовала к памятнику Победы в белом платье с фатой и в кроссовках «Адидас» московского производства. Когда у нее спросили, чем обусловлен сей странный выбор, она ответила с явным недоумением: «Так они же красивые! Поэтому и называются «красовки». Нет, при всей моей любви к этому виду обуви, я считаю, что марш Мендельсона лучше слушать в чем-нибудь более изящном.

Только где ее взять, эту изящную обувь? А в идеале еще и такую, чтобы не было мучительно больно во время всей торжественной церемонии и последующего банкета? Достать что-либо подобное без невероятного блата было практически невозможно. А с блатом дело обстояло еще хуже, чем с туфлями. Лучиком надежды были только талоны в салон «Счастье», которые мы с Сережей получили, подав заявление в ЗАГС. Достойная компенсация за пятирублевую пошлину.

А еще же платье, а еще же какой-то веник или венок надо в голову воткнуть, изобразив из ежика клумбу. А костюм, туфли и рубашка для Сережи! После первых двух недель беготни в нашем активе из его туалетов был в наличии только галстук.

А кафе, в котором должно быть уютно, дешево и сердито. Хорошо хоть, что решение самой главной проблемы — поиска и закупки спиртного с выстаиванием бесконечных очередей — взял на себя папуля. Ко всему прочему родители, будучи людьми трезвомыслящими и лишенными всяческих иллюзий, здраво рассудили, что по ритму жизни парочка молодых слегка чокнутых физиков будет слабо сочетаться с пожилыми степенными пенсионерами, и решили разменять квартиру.

При этом никто не освобождал меня и от служебных обязанностей. А их, этих обязанностей, вдруг сделалась огромная куча. Комлев не ограничился моим литобзором, ему понадобились конкретные исследования в различных режимах работы. При этом остальные тоже были заняты своими кусками этого договора, а единственный человек, которого я могла бы припахать, Олежка, как назло закончил преддипломную практику и сейчас лениво пописывал диплом, сидя в библиотеке и лишь изредка наведываясь в лабораторию.

Целыми днями я что-то мерила, записывала, меняла параметры. Включала, выключала, чем-то щелкала, фотографировала, регистрировала. А потом снова все меняла и повторяла уже с другим кристаллом. Когда ничего не получалось, а случалось такое сплошь и рядом, я изредка как-то отстраненно вспоминала о своих способностях к энергетическому восприятию, пользовалась ими и тут же снова напрочь забывала и о них, и обо всем, с ними связанном. И снова бросалась щелкать, двигать и записывать.

Каждый вечер после очередной нашей совместной пробежки по магазинам, кафе и квартирам, предлагаемым для обмена, я падала в постель полнейшим трупом, а перед глазами продолжала кружиться карусель из туфель, квадратных метров, кристаллов, цветочков на обоях и самих по себе, бутылок и осциллографов. В общем, дурдом полнейший.

Мы не успели оглянуться, как закончился апрель. И правда, в этой суете дни скакали, словно обезумевшие кенгуру. Срочно нужно было ехать в Москву к Комлеву для отчета и дальнейшего продолжения сотрудничества. Появилась возможность хотя бы на немного вырваться из этой сумасшедшей гонки.

Я вот как считаю. Не только необходимость подавать заявление в ЗАГС за три месяца до свадьбы является средством, с помощью которого будущие супруги могут проверить свои чувства на прочность и устойчивость. На нее, на эту проверку, направлена вся наша социалистическая, а тем более перестроечная система.

Какое же взаимопонимание, взаимодействие, взаимовыручку и прочие взаимо- должны проявить будущие молодожены, чтобы добиться всех атрибутов нормальной свадьбы, а именно: регистрации не просто в районном ЗАГСе, а во дворце бракосочетаний, и в такое время, чтобы после торжественной церемонии еще и на банкет часок-другой остался. И в то же время не слишком рано, чтобы жениху успеть проснуться, побриться и вспомнить, что на сегодняшний день намечены некоторые мероприятия, и не забыть заехать за невестой, которая вообще может спать не ложиться, потому что иначе помнет прическу. Какую же силу воли и настойчивость нужно проявить, уговаривая неприступного администратора кафе принять заказ не на те блюда, которые самые дорогие, а на те, которые производят впечатление наиболее съедобных. Какую же нечеловеческую выдержку и толерантность, так необходимые в последующей семейной жизни, воспитают в себе будущие молодожены, уговаривая отстраненных и неприступных служительниц муз торговли, наших недосягаемых продавщиц, подать для примерки другой костюмчик, мотивируя такой мелочью, что брюки достигают только щиколоток — «Отпустите!», а в поясе вовсе не застегиваются — «Похудеете! К свадьбе все худеют!» Что ни говори, а наша система о нас заботится. Правда, как-то слишком уж по-своему, но все-таки.

Такие вот мысли вертелись у меня в голове, в то время как я курила в тамбуре поезда, направляясь в стольный град Москву пред светлые очи профессора Комлева. Необходимо было отвезти ему наши предварительные результаты, а у него забрать новые кристаллы, да в добавок кучу всякой документации. Правда, цель моей командировки занимала меня меньше всего. У меня были еще гораздо более важные задачи. Я заблаговременно предупредила Комлева, что появлюсь у него во второй половине дня, планируя первую провести в стайерском забеге по магазинам. И даже вынужденная разлука с Сережей не сильно расстраивала, потому что мы решили, что на обратном пути я заеду в Смоленск, и мы прекрасно проведем там майские праздники вместе.

С утречка и налегке я успешно совершила пробежку по основным московским магазинам. Надо сказать, небезрезультатно. Прекрасные беленькие туфельки, изящные лодочки на небольшом каблучке, радовали душу и взгляд. К тому же удалось купить рубашку для Сережи и еще кучу всяких нужных мелочей. Так что к Комлеву я заявилась уставшая, изрядно помятая в давке, но довольная.

— Здравствуйте, здравствуйте, коллега! — приветствовало меня мировое светило. — Как Ваши дела?

— Спасибо, неплохо. Мы сделали измерения практически по всем кристаллам, которые Вас интересовали. В инфракрасной области… — и я начала его грузить нашими результатами.

Надо сказать, Комлев остался очень доволен нашей работой. Даже за чашечкой кофе с сигаретой (мне было позволено курить в его личном кабинете!) рассказал забавную байку про профессора Бонч-Бруевича, сына того самого соратника дедушки Ленина.

Когда-то давно Бонч-Бруевич купил себе новый автомобиль и относился к нему слишком ревностно, что вызвало некий нездоровый ажиотаж среди остальных сотрудников ГОИ, Государственного оптического института. Коллеги-юмористы воткнули в выхлопную трубу его новенького лимузина милицейский свисток, и весь коллектив института с замиранием сердца собрался у окон, когда шеф отправился домой. Только стоило ему надавить педаль газа, как раздавалась пронзительная трель, слишком хорошо знакомая каждому автолюбителю. Озадаченный академик глушил мотор и усиленно оглядывался. Никого. Снова на газ — и снова советская милиция что-то имеет против. Дело едва не закончилось печально, поскольку один из весельчаков в пароксизме смеха чуть не вывалился из окна.