Неандертальский параллакс. Трилогия

— Господи, — сказала Мэри. — Целая планета на календарном методе. Ватикан будет от вас без ума. Но… но как это может работать? То есть, это что же, у всех женщин период — в смысле, менструация — наступает в одно и то же время?

Понтер моргнул.

— Конечно.

— Но как это воз… а, поняла. — Мэри улыбнулась. — Этот ваш нос — он ведь очень чувствительный, правда?

— Всегда считал его совершенно обычным.

— Но он наверняка гораздо чувствительнее наших. Носов, я имею в виду.

— Ну да, у вас носы действительно очень маленькие, — согласился Понтер. — Мне от них даже становится немного не по себе — всё время кажется, что вы сейчас задохнётесь. Хотя я заметил, что многие из вас дышат ртом, возможно, как раз поэтому.

— Мы всегда полагали, что неандертальцы эволюционировали, приспосабливаясь к условиям оледенения, — сказала Мэри. — Мы считали, что ваши большие носы позволяли вам увлажнять холодный воздух перед тем, как он попадёт в лёгкие.

— Наши учёные, которые изучают древних людей, считали точно так же, — сказал Понтер.

— С тех пор, как эволюция создала ваши носы, климат существенно потеплел, — сказала Мэри. — Но вы сохранили эту особенность, вероятно, по причине благоприятного побочного эффекта: большой нос — это ещё и более острый нюх.

— Более острый? — усомнился Понтер. — Ну, я, конечно, различаю запахи каждого из вас, и запах разных продуктов на кухне, и цветов во дворе, и той вонючей штуки, которую Рубен и Лу жгли в подвале, но…

— Понтер, — прервал его Рубен, — для нас вы вообще не пахнете.

— Правда?

— Правда. Нет, если я засуну нос к вам под мышку, то наверняка что-то учую, но в обычных обстоятельствах люди не различают запахов других людей.

— Как же вы находите друг друга в темноте?

— По голосу, — ответила Мэри.

— Очень необычно, — сказал Понтер.

— Но вы можете не только обнаружить чьё-то присутствие, правда ведь? — сказала Мэри. — В тот раз, когда вы странно на меня посмотрели. Вы ведь… — Мэри запнулась. Но Луиза — женщина, а Рубен — доктор, так что чего уж там. — Вы заметили, что у меня период, ведь так?

— Да.

Мэри кивнула.

— Даже женщины нашего вида, к примеру Луиза и я, если они живут вместе достаточно долго, могут синхронизировать свои менструальные циклы — а у нас обоняние, считай, отсутствует. Я думаю, что вполне возможно, чтобы все женщины жили по одному циклу.

— Никогда даже и не думал, что может быть по-другому, — сказал Понтер. — Меня очень удивило, когда я заметил, что у вас наступила менструация, а у Лу — нет.

Луиза нахмурилась, но ничего не сказала.

— Так, — сказал Рубен, — кто-нибудь хочет чего-нибудь ещё? Понтер, ещё кока-колы?

— Да, — сказал Понтер. — Спасибо.

Рубен поднялся.

— Вы знаете, что в этом напитке кофеин? — спросила Мэри. — Может вызвать привыкание.

— Не беспокойтесь, — ответил Понтер. — Я выпиваю всего семь или восемь баночек в день.

Луиза рассмеялась и снова принялась за салат.

Мэри откусила ещё кусочек гамбургера; кружок лука хрустнул на зубах.

— Но погодите, — торопливо сказала она сразу, как только проглотила. — Ведь это значит, что ваши женщины не скрывают овуляцию.

— Ну, она скрыта от глаз… — сказал Понтер.

— Да, но… знаете, я вела совместный курс с кафедрой женских исследований: «Биология доминирования в сексуальных отношениях». Мы предполагали, что скрытая овуляция — это ключевое свойство, благодаря которому самка получает постоянную заботу и защиту от самца. Ну, вы знаете: если вы не способны понять, когда самка фертильна, то лучше быть внимательным всё время, иначе станете рогоносцем.

Хак загудела.

— Рогоносцем, — повторила Мэри. — Это такая метафора. Означает мужчину, который тратит энергию и силы на выращивание детей, зачатых другим. Но в условиях скрытой овуляции…

Понтер оглушительно захохотал; Массивная грудная клетка и глубокая ротовая полость создавали басовитые громоподобные раскаты.

Мэри и Луиза недоумённо посмотрели на него.

— Что такого смешного? — спросил Рубен, ставя перед Понтером новую банку кока-колы.

Понтер поднял руку; он пытался перестать смеяться, но у него ничего не получалось. В уголках его глубоко сидящих глаз выступили слёзы, а обычно бледное лицо отчётливо покраснело.

Мэри, по-прежнему сидя за столом, положила руки на бёдра — и тут же смутилась своей реакции; в языке тела руки на бёдрах означали увеличение видимого размера с целью запугивания. Но Понтер был настолько кряжистей и мускулистее любой женщины, да и почти любого мужчины, что такая попытка выглядела смехотворной.

— Так что смешного? — спросила она.

— Простите, — сказал Понтер, приходя в себя. Своим невероятно длинным большим пальцем он вытер с глаз слёзы. — Просто у вашего народа иногда такое смешные идеи. — Он улыбнулся. — Говоря о скрытой овуляции, вы имеете в виду, что у человеческих женщин не она не сопровождается вздутием гениталий?

Мэри кивнула.

— Как у шимпанзе и бонобо, а также горилл и большинства других приматов.

— Но у людей вздутие гениталий пропало не для того, чтобы скрыть факт овуляции, — сказал Понтер. — Оно пропало тогда, когда перестало быть эффективно в качестве сигнала. Когда климат стал холоднее, и люди начали носить одежду. Такой тип визуальной сигнализации, базирующийся на напитывании тканей жидкостью, требует значительных энергозатрат; он потерял своё значение, когда мы начали укрывать свои тела шкурами животных. Но — по крайней мере, у моего народа — факт овуляции по-прежнему легко устанавливается с помощью обоняния.

— Вы можете учуять овуляцию так же, как и менструацию? — спросил Рубен.

— Связанные с нею… химические вещества.

— Феромоны, — подсказал Рубен.

Мэри медленно кивнула.

— Получается, — сказала она, скорее для себя, чем для Понтера, — что самцы могут удалиться на неделю и больше, не беспокоясь о том, что их самки забеременеют от кого-то другого.

— Точно так, — сказал Понтер. — Но не только это.

— Да? — сказала Мэри.

— Мы считаем, что причиной того, что наши предки-мужчины «уходили в лес» — думаю, у вас тоже должна быть похожая метафора — было то, что женщины становились весьма неприятны во время Последних Пяти.

— Последних Пяти? — переспросила Луиза.

— Последние пять дней месяца перед самым началом нового цикла.

— О, — догадался Рубен. — ПМС. Предменструальный синдром.

— Да, — сказал Понтер. — Но, конечно, это не настоящая причина. — Он слегка повёл плечами. — Моя дочь Жасмель изучает историю до начала отсчёта поколений, она мне объяснила. На самом деле было вот что. Мужчины постоянно дрались за доступ к женщинам. Но, как заметила Мэре, доступ к женщинам эволюционно значим только в течение той части каждого месяца, когда женщина может забеременеть. Поскольку циклы всех женщин синхронизированы, мужчины гораздо лучше ладили друг с другом, живя отдельно на протяжении большей части месяца, и появляясь всей толпой в критический для производства потомства период. Не женская раздражительность породила такое поведение, а мужская склонность к насилию.

Мэри кивнула. С тех пор, когда она вела тот курс, минули годы, но всё выглядело донельзя типично: мужчины создают проблемы и обвиняют в них женщин. Мэри не знала, встретится ли когда-нибудь хоть с одной женщиной из мира Понтера, но уже сейчас ощущала несомненное сродство со своими неандертальскими сёстрами.

Глава 37

— Здравый день, Даклар, — сказала Жасмель, входя в дом. Хотя Жасмель Кет и Даклар Болбай жили в одном доме, они почти не разговаривали со дня доосларм басадларм.

— Здравый день, — холодно ответила Болбай. — Если ты… — её ноздри расширились. — Ты не одна.

За спиной Жасмель в дом вошёл Адекор.

— Здравый день, — сказал он.

Болбай посмотрела на Жасмель.

— Опять какое-то коварство, дитя?

— Не коварство, — сказала Жасмель. — Беспокойство. За тебя и за моего отца.