Тейа

- Да, но причем здесь это? - ответил тот.

- Нужно показать им лицо в зеркале... Как вам это объяснить?...

Писатель заметно волновался и говорил сумбурно.

- Нужно создать зеркало, в котором и удастся показать им самих себя - эту планету, их жизни, их детей, прошлое и настоящее…

- Да-да, я вас понимаю! – в нетерпении перебил его Ричард Уилсон. - Бывают такие ситуации, когда люди начинают об этом задумываться, особенно в критический момент или в глубокой старости, но это сугубо индивидуально и далеко не для всех!

- Для всех и единовременно! - заражал Нестеров своей идеей. Но его пока не понимали. И чем больше его не понимали, тем больше роптали и нервничали.

- Когда мы вспоминаем свою жизнь и оглядываемся назад, и молим Бога? - продолжал Юрий.

- Зеркало? - перебил в нетерпении Генри. - Я понимаю вас! Но как это осуществить?

- Зеркало, - повторил писатель. – Именно! Зеркало!!! Вы совершенно правы! Нужно создать иллюзию последнего дня человечества. Последнего дня для каждого из людей на планете, и тогда они, наконец, задумаются. А задумаются – значит поймут! Создать не кинофильм или книгу, а реальную иллюзию, в которую поверят все, и будет это единовременно.

- Что вы имеете в виду? - снова выкрикнули из зала.

- Тейа!!!

- Что??? - люди замолчали, снова не понимая его. Но теперь было страшно слушать и смотреть на этого странного человека.

- Мы забираем Тейю с траектории давности, - четко произнес он, - одалживаем ее у космоса и времени с того самого момента, как она уже побывала здесь, и даем ей возможность повторить свой полет.

И тут на мгновение все замолчали.

- Вы сошли с ума? – наконец воскликнул Генри. - Вы хотите повторить падение и уничтожить все?

Писатель помолчал какую-то долю секунды, понимая, что от следующих слов будет зависеть все. Зависеть от того – поймут ли его…

- И да, и нет. Мы возвращаем Тейю всего на какой-то промежуток времени, даем ей возможность подлететь поближе, показать себя в убийственной близости, а затем отправляем ее назад…

Мертвая тишина повисла в воздухе. От предчувствия этого зрелища у всех перехватило дыхание, и слышен был только нежный щебет каких-то птиц, поневоле ставших свидетелями этого демонического плана.

- Такого еще никто никогда не мог себе представить, не то чтобы воплотить, - нарушив тишину, воскликнул кто-то.

- Утопия! - добавил старый Уилсон.

- Почему? - азартно возразил физик. - Просто нужно подумать, как это сделать! - теперь он был готов на все.

- Вы серьезно? - спросил его Генри.

- Думаю, да, - сказал Леонид. - А у нас есть выбор?

- Зло во благо... Или благо во зло... - произнес Ричард.

- Гениально! - тихо шептал Генри, представляя себе это... - Вы сумасшедший... Это просто гениально!...

- Зеркало!... Тейа! …. - теперь зал гудел, словно его пробудили от долгой спячки. Люди вскакивали с мест, что-то говорили, перебивая друг друга, кричали. Все продолжалось, пока их ропот не прервал громкий голос Генри.

- Вы слышали, что предложил мистер Нестеров? Думайте! Думайте и решайте. От вашего решения сейчас зависит все! Кто согласен?...

Яркое солнце освещало трибуны и лица этих людей, воздух не шевелился, ни дуновения, ни ветерка, ни одна птица не издавала своего щебета. Гигантские ветви папоротника нависали над краями этого амфитеатра, словно боясь спугнуть тишину, и тоже застыли в каком-то оцепенении. Казалось, океан, небо и все вокруг на какое-то мгновение замерло, затаив дыхание, и остановилось. И теперь все ждали, что скажут они - эта ничтожная горстка людей на трибунах, которая сейчас решала все… Наконец, словно вздох, пронесся в тишине:

- Да!... Да!... Да!…

Люди медленно вставали со своих мест, сознавая то, что они делают, говорили свое "да", и не осталось ни единого, кто был бы против.

- Чудовищный план! Принято! - произнес Генри и восхищенно посмотрел на писателя. А тот уже поднимался к своему ряду, занимая место рядом с Леонидом, с человеком, которому и предстояло все это осуществить.

Спустя какое-то время после этого совета уже там, внизу, писателя догнал старый Ричард:

- Скажите, Юрий... Скажите честно, вы уже дописали эту главу?

Писатель сразу понял его и, подумав, ответил:

- Сказать по правде – нет.

- Что же мешает сделать это? – жестко спросил его Ричард. Юрий задумался и честно ему ответил:

- Я не вижу конца. Я не чувствую его... Только верю в него... Но, наверное, это немало?

- Да, немало, - ответил Ричард. Они пожали друг другу руки и разошлись.

- Вот и я не вижу, - бормотал Уилсон, шагая по острову то же самое думая про себя...

- 52 –

До конца оставалось две недели - ровно четырнадцать дней. И за это время нужно было успеть сделать то, что не удавалось за предыдущие два года, за все тысячелетия, с тех пор, как на небе чьей-то безжалостной рукою были начертаны те цифры, которые и обозначили этот день. Иногда Юрию казалось, что они взяли на себя полномочия, на которые имеет право только создатель. Но механизм был запущен, и теперь люди в нетерпении ожидали чудесного спасения. И если оставался этот шанс, нужно было идти до конца, каким бы он ни был. Это слово – конец теперь висело в воздухе, и никакой ураган не мог сдвинуть его с места и разогнать черную тучу, которая затмевала почти весь горизонт там, "наверху", а значит, и здесь, в сердцах людей, в их мыслях и их мольбах.

Они не спали трое суток. Так... иногда роняли тяжелые головы на рабочие столы между приборами и пультами, где и забывались на мгновение, но потом снова и снова искали и ругались, просчитывали и начинали все сначала. Леониду теперь было легче - работа не давала ему возможность непрерывно думать о Валери, но оставляла надежду, и сейчас он был готов на все. А какой-то внутренний голос словно подсказывал, что нужно делать. Вилли понимал его, но совсем не жалел - жалость иногда убивает, а сейчас нужно было собрать всю волю в кулак и бороться с тяжелой задачей, и с самим собой. Такая жестокость коллеги и друга иногда помогает и не дает возможность эмоциям победить здравый смысл. Это такие разные плоскости - наши чувства и наш разум, как разные измерения жизни. Но если хватит ума не давать волю своим чувствам, тогда и победит разум, как бы ни было тяжело. И поэтому сейчас он сутками напролет, в изнеможении, но с надеждой и верой в успех, проводил время здесь, в лаборатории. Наконец, решение приняло свои очертания, и оставалось лишь придать ему конечную форму.

Они сидели на совете у Генри и объясняли принцип действия их нового механизма. До этого физики имели дело с тоннелеобразной “кротовой норой”. Их работа сводилась к тому, чтобы заполнить ее экзотической материей и сделать проходимой. Мощный источник энергии шаровой молнии поддерживал стабильность канала и не давал ему “схлопываться”, вернее закрываться…

Говорил Вилли. Генри слушал его, пытаясь понять. Когда-то он был математиком, но чтобы понять такое, нужно быть Вилли или Леонидом, а это пока не дано никому.

- Проще, Вилли, проще! – нервно произнес Генри.

- Схлопываться – закрываться! – пояснил Вилли, - так будет понятнее...

- Если проще, - перебил его Леонид, – есть другие способы перехода в иное пространство. Допустим, существует две разные временные плоскости, и они могут находиться бесконечно далеко друг от друга или быть совсем рядом... Это неважно... Короче, такие плоскости имеют общее тонкое кольцо и диск, этим кольцом ограниченный. Этот диск и соединяет наши плоскости.

- Назовем его "зеркало", - перебил Вилли.

- Зеркало? - переспросил Леонид. – Хорошо, "зеркало" - сути дела не меняет, - согласился он. - И стоит через него пройти, мы попадаем в другую плоскость, где и находится другое время. Если еще раз переступить или шагнуть в него с любой стороны, мы возвращаемся назад.