Журнал «Если», 2006 № 10

— Откуда ты знаешь, что легко?

— Ну…

«А в самом деле, откуда я знаю? — виновато спохватился Грин. — Я просто трус. Или этот… как его… неврастеник». А Лыш вдруг заговорил тоном усталого взрослого:

— Напрасно ты думаешь, будто один Витя охотился за твоей ампулой.

— А кто еще… — пробормотал Грин.

Лыш сказал:

— Я. Ты ведь уже слышал о шарах? Про игру, и про Пустошь, и… про то, что не всегда это игра. И не всегда сны…

— Конечно, — сказал Грин с легким обмиранием.

— Ну вот… Я недавно во сне опустил такой шар в Пирамиду и попросил… линию… по которой можно по времени туда-сюда…

Грин слушал без капли недоверия. В Инске возможно все.

— Я попробовал попасть по этой линии назад. На несколько дней. Чтобы ухватить там эту ампулу и принести тебе… А меня как шарахнуло…

— Почему? — испугался Грин. Не за ампулу, не за себя, только за Лыша!

— Не знаю… Наверное, это нельзя, соваться в прошлое. По крайней мере, если не умеешь… Вон, до сих пор ссадина, — Лыш потрогал подбородок.

Грин молчал, погружаясь в смесь виноватости и тепла. А Лыш проговорил:

— Хорошо, что Витя успел. Теперь-то все в порядке…

— Лыш… — сказал Грин.

— Что? — он отвернулся и концом откусанного провода стегнул себя по сандалии.

«Ты тоже мой брат», — хотел сказать Грин. И вместо этого спросил:

— А почему тебя зовут Лыш?

— Дело было в первом классе. Зимой выпал большой снег, и мы слепили снеговика. Он был маленький, и его назвали Малыш. Потом мы на уроке физкультуры катались на лыжах с горок и Малыша тоже поставили на лыжи. Но он все время падал. Пришлось оставить у забора… А назавтра Нина Петровна сказала, чтобы мы сочинили стихи про зимний день. И я написал:

— Хорошо сочинил…

— Нина Петровна тоже сказала, что хорошо. Только подчеркнула последнее слово. Говорит, что на конце нужна буква «жэ». А я стал спорить. Потому что, если «жэ», то получается нескладно. Спорил изо всех сил. Я свое, а она свое…

— И что? Снизила оценку?

— Нет, поставила пятерку. Засмеялась и говорит: «Ну, хорошо. Только в контрольном диктанте или сочинении, когда подвернется это слово, пиши все же по правилам». Я сказал, что ладно. Тогда все тоже стали смеяться: «Лыш, не падай с лыш-ш…» Так и приклеилось.

— Не обидно? — осторожно спросил Грин.

— Не-а. Это же не дразнилка, а как второе имя. Даже лучше, чем первое. Константинов на Земле полно, а Лыш один-единственный…

Они часто гуляли по Инску, открывали город Грину. Он радовался инским чудесам, загадочности старых улиц, путанице лестниц, струям шумных фонтанов, где барахталась малышня, белизне стоявших близко друг от друга колоколен и башен и все больше впитывал в себя ощущение, что это его город…

Из Кукушкиного сада вышли на Капитанский спуск, а оттуда на Вторую Раздельную. Пошли вниз, мимо редакции «Почтовой ромашки», в которую Грин больше так ни разу не заглянул (сейчас вдруг что-то царапнуло, но не сильно, на миг). По Кленовому переулку и Оборонной дошагали до крепостной стены.

Май предложил забраться на башню и посмотреть, не пасутся ли на Пустоши неутомимые Гретины следопыты. Идею одобрили. По прижавшимся к башне кирпичным ступенькам поднялись на площадку с разрушенными зубцами. Здесь росли кустики осота с желтыми цветами и пахло нагретым камнем. Солнце жарило с высоты. Май, Толя и Грин стянули футболки.

Пятнисто-зеленая Пустошь с проблесками лужиц широко раскинулась в три стороны. Далеко за ней громоздились корпуса города, который в основном был уже Ново-Заторском (хотя кто в этом разберется до конца!). Далеко от Крепости, посреди Пустоши, желтели ребячьи рубашки. Отсюда они казались мелкими лютиками.

— Во, унесло их нынче… — сказала Света. — Туда и ядра-то наверняка не долетали.

— Они ищут Большой Круг, — напомнил всезнающий Толя.

— Что за круг? — Грин почему-то ощутил нервный укол.

Толя повернулся к нему.

— Грета говорит, что когда-то через Пустошь проходила рельсовая линия… Ее следопыты нашли в старых архивах схему. На схеме — рельсы, которые ведут к поворотному кругу… Это такие специальные круги на станциях, на них загоняют вагоны и локомотивы, когда их надо развернуть… И в схеме было написано, что от Круга начинается Дорога. С большой буквы… Говорят, что у Дороги масса загадочных свойств и что она спасает от всяких бед, хотя это еще не доказано…

— Говорят, что вот-вот найдут, — вставила Поля.

— И тогда усвищут вообще неизвестно куда, — недовольно заметила Светка. — По открывшейся Дороге. Генриетту только помани новым маршрутом…

— По Дороге нельзя усвистать, — негромко объяснил Май. — По ней уходят всерьез. Или насовсем, или очень надолго.

— Откуда ты знаешь? — опасливо спросила Света.

Май шевельнул колючим, уже загоревшим плечом.

— Говорят…

Они спустились с башни и двинулись к реке.

День был самый «купальный», на пляже оказалось немало народа. Ребячьи визги и брызги. Но рядом с остатками песочного собора — никого. Май покопался в «руинах», достал янтарный шарик (в нем горела искра). Подышал на него, вытер о намотанную вокруг пояса футболку. Посмотрел сквозь него на свет, улыбнулся, протянул на ладони Грину.

— Возьми. Насовсем.

— А почему… мне? — пробормотал Грин.

— Просто так. На счастье.

— Спасибо… — И Грин зачем-то, как и Май, подышал на шарик.

Искупались, пожарились на солнышке, искупались опять. Побросали в воду с размаху, за руки и за ноги, орущих от радости Толь-Поли. Съели яблоки, запили лимонадом. И наконец двинулись обратно.

Толь-Поли в своих ярко-зеленых костюмчиках шагали впереди. Толя вдруг заспешил. На бугристом, проросшем подорожниками асфальте блестела коричневым лаком вещица — то ли игрушечный заводной жук, то ли компьютерная «мышка» с оборванным проводом. Толя сверху вниз ударил по находке подошвой. Потом схватил «мышь» за хвост-обрывок, раскрутил и швырнул за дощатый забор.

— Зачем ты? — поморщилась Света.

— Это же шпион! — звонко объяснил Толя.

— Все равно он уже дохлый, — брезгливо сказал Май.

Толя не поверил:

— С чего ты взял?

— Ну, чувствуется же…

Грин, конечно, сразу вспомнил электронную модельку и Тюнчика. И Пузырька. И новая тревога (а с ней и неуверенность) шевельнулась в нем.

— Неужели эти паразиты пролезают и в Инск? — спросил он, стараясь говорить небрежно.

— Иногда, — отозвался Май. — Да они здесь не опасны, дохнут почти сразу.

Ворота, за которыми стоял в глубине двора дом Веткиных, были удивительные. Грин не уставал любоваться ими. Створки покрывал накладной деревянный узор из корабликов, солнышек, звезд, улыбчивых рыб и похожих на водоросли переплетений с цветами. Столбы украшены были фигурами русалок и добродушных пиратов. Анатолий Андреевич Веткин поставил ворота недавно, весной, и с них еще не сошла светлая желтизна. Грину казалось даже, что узоры пахнут свежим деревом.

Такой же запах чудился Грину и внутри дома — от некрашеных дощатых стеллажей, от веселых резных масок под потолком, от узорчатых рам с большими фотографиями старинных городов, где у пристаней стояли крутобокие корабли с фигурами рыцарей, султанов и греческих богинь… Анатолий Андреевич иногда говорил, что если бы он жил в прежние времена в каком-нибудь приморском городе, то наверняка стал бы одним из мастеров, которые делали деревянные скульптуры для кораблей…

Когда Анатолий Андреевич узнал, что у Грина в начале июля день рождения, он пообещал приготовить для него подарок — деревянную фигурку Бегущей по волнам, укрепленную на форштевне. Это потому, что он видел не раз, как Грин устраивается в уголке с книжкой, в которой были роман «Бегущая по волнам» и повесть «Алые паруса». Этот синий томик с кораблем на обложке Грин нашел на полках среди множества других книг (расставленных, кстати, в изрядном беспорядке).