Лик в бездне(сборник фантастических романов)

Теперь Созидатели снов следовали один за другими, и греза за грезой разворачивались на сплетенной из лучей паутине.

Некоторые зачаровали Грейдона, он смотрел, не в силах оторвать глаз.

От других он содрогался до глубины души и искал убежища в объятиях Кона.

Некоторые — их было немного — отличались превосходившей все на свете красотой: миры джиннов, вышедших прямо из «Тысячи и одной ночи». Среди них — мир чистых красок, ненаселенный мир.

Краски сами из себя создавали гигантские симфонии, громадные гармонические последовательности, тот мир не вызывал большого одобрения мужчин и женщин, чье песнопение создавало интерлюдию в промежутках между грезами.

А были грезы — резня и жестокость, чертовщина, разврат и осквернение, чудовищные оргии, шабаш. Зрителей возбуждали лишь отвратительные фантазии, по сравнению с которыми самый черный ад Данте казался раем.

Грейдон услышал приглушенный шепот, его покрыл голос Ластру, высокомерный голос, вибрировавший от ликующего предвкушения.

На фоне серебряного светила появилась голова женщины. В красоте ее лица было что–то неприятное, какая–то еле уловимая порча, будто в жилах женщины струилась сладостная гниль. Когда ее голова растворилась в туманных очертаниях диска, Грейдон понял, что видел, как закрытые ее глаза открылись на мгновение. Фиолетовые, источавшие зло глаза, дославшие быстро какой–то сигнал туда, где похвалялся ЛаструПослав этот сигнал, они закрылись.

Впервые за все время на амфитеатр пала абсолютная тишина, тишина ожидания, тишина тревоги и упования.

Под ударом мчавшейся с огромной скоростью мысли женщины занавес дрогнул, но паутина не исчезла, как прежде.

Вместо этого по ней расползлась тонкая пленка. Пленка ползла, на ней менялись оттенки. Так расползается масло по прозрачной поверхности пруда. Пленка быстро уплотнялась, быстрее делалась на ней игра красок.

Сквозь пленку быстро поползли темные тени. Они наползали друг на друга, стремясь к одной точке и останавливаясь там, на краю сплетенной из лучей паутины. Они все быстрее ползли одна за другой со всех концов занавеса, собирались вместе, делались все плотнее и обретали форму.

Они не только обретали форму, они становились материальными!

На паутине образовалась человеческая фигура, темный гигант ростом в добрых десять футов. Его фигуру обрамляли медленно текущие краски. Уже не тень, нет, нечто материальное.

Над краем амфитеатра вырос широкий и яркий красочный луч. Он шел по направлению от пещер. Луч ударил в темную фигуру и размазался по ней, придав ей ржаво–красную окраску.

Красный луч укреплял, подпитывал фигуру человека. Из луча посыпался град черных частиц. Фигура всасывала их, вбирала в себя их вещество. Она уже не была просто призраком.

Это было тело, не имевшее черт лица, но — тело. Оно висело в паутине, удерживаемое там силой красного луча.

Вслед за черными частичками луч принес Тень!

Она двигалась медленно, осторожно плыла вдоль луча, как будто не была слишком уверена в своем успехе. Она ползла, вытянув вперед безликую голову. Невидимые глаза, не отрываясь, смотрели на свою цель. Последние несколько ярдов, отделявшие ее от висевшей в паутине фигуры, Тень покрыла одним молниеносным прыжком.

Там, где висело черное тело, заклубился туман. Облаченную Мещанину простреливали стремительно несущиеся темно–красные частицы.

Что–то похожее на ослепительную, раскаленную добела искру коснулось клубившейся мешанины тумана и было поглощено им. Грейдону показалось, что искра прилетела извне, со стороны, противоположной источнику красного луча, из Дворца.

Туман сконцентрировался и исчез. Тело провисело еще мгновение, а затем скатилось сквозь паутину на землю.

Это уже не было человеческое тело.

Это было припавшее к земле бесформенное, деформированное существо, чем–то похожее на гигантскую жабу.

На ее плечах была голова Нимира!

Грейдону почудилось, что он слышит смех Женщины–Змеи.

Бледно–голубые глаза Нимира светились радостью. Властное лицо Люцифера излучало торжество. Он закричал с триумфом, разорвав замороженную тишину, сковавшую тех, кто смотрел на него.

Он подпрыгивал на гротескных, расползающихся в разные стороны ногах и кричал на забытом языке, ревел с торжеством и вызовом.

Красный луч мигнул и погас. Из–за озера выстрелило в небеса яркое и неровное темно–красное пламя.

Отвратительное подпрыгивающее существо замерло. Его лицо павшего ангела уставилось в направлении вспышки.

Взгляд существа передвинулся и упал на его тело. Грейдон, каждый нерв которого был напряжен до отказа, увидел, как неправдоподобно изменилось лицо Нимира.

На нем бушевала поистине демоническая ярость.

Глаза сверкали адским голубым пламенем, широко и квадратно открылся рот, из которого капала слюна. Лицо корчилось, сделалось маской Медузы–Горгоны.

Нимир медленно обратил свой взгляд на ту, таившую зло Созидательницу снов, которая была орудием его и Ластру.

Полностью пробужденная, она стояла в нише на фоне серебряного светила.

Нимир широко раскинул чудовищные руки и прыгнул. Женщина завизжала, качнулась и вывалилась из ниши. Далеко внизу, под тем местом, где она стояла, на полу амфитеатра какое–то мгновение шевелилась слабо белая масса. И затихла.

Нимир медленно отвел от нее взгляд.

Взгляд скользил, искал что–то вдоль пустых ярусов, все ближе к нему, к Грейдону!

Глава 23. ПЛЕНЕНИЕ СУАРРЫ

Грейдон упал плашмя за парапетом и, пряча лицо, укрылся там. Его охватил такой страх, какого он никогда прежде не знал, не знал даже в красной пещере. Душа его умирала, он ждал звука мягко шлепающих шагов, идущих схватить его.

Он поднял руку и уставил взгляд на фиолетовые камни браслета Женщины–Змеи.

Блеск камней придал ему сил.

Отчаянным усилием он выбросил из своего разума все, кроме образа Матери.

Он вцепился в этот образ, как падающий альпинист цепляется за корень, который остановит его падение в пропасть. Он заполнил свой разум этим образом до отказа и закрыл свои уши, закрыл свой мозг для всего, кроме этого образа.

Как долго лежал он так, скорчившись, Грейдон не знал. Пробудило его мягкое похлопывание маленьких рук Кона. Грейдон поднял голову и огляделся. Его окружила полутьма. Луна миновала свой зенит. Лучи ее уже не сияли на стене раковины за спиной Грейдона. Блеск опала потускнел, сплетенная из лучей паутина исчезла.

Амфитеатр был пуст.

Вскоре Грейдон поборол свою слабость, и они с человеком–пауком, держась в тени, спустились по широкому, соединяющему ярусы проходу на мостовую. Никем не замеченные, они проскользнули сквозь створки входа и оказались под прикрытием деревьев.

Они добрались до Дворца. С помощью Кона Грейдон поднялся на тот самый балкон, откуда отправился на праздник.

Грейдон пристально смотрел вниз на город.

Весь город пылал огнями, город кишел людьми, город ревел!

Грейдон колебался, не зная, что делать. В это время раздвинулись в сторону занавески. Во главе вооруженного луками и копьями отряда в комнату вошел Ригер. Лицо его осунулось. Не сказав ни слова Грейдону, он поставил индейцев в караул возле Двери.

Он защелкал, обращаясь к Кону, и минуту–две Кон и Ригер вели быстрый разговор.

Ригер отдал какое–то приказание. Человек–паук посмотрел на Грейдона. В его глазах светилось нечто большее, чем обычная Меланхолия. Он бочком выбрался из комнаты.

— Пойдем! — Ригер коснулся плеча Грейдона. — Мать хочет видеть тебя.

Мрачное предчувствие ознобом проникло в тело Грейдона. Не тревожь его так нечистая совесть, он бы немедленно разразился градом вопросов. Но он без слов последовал за Ригером Наружный коридор был заполнен индейцами и воинами. Некоторых Грейдон узнал. Это были члены Братства, остатки спасшихся людей Хаона.

Они приветствовали его, Грейдон понял, что в их глазах — алость.

— Ригер, — сказал он, — случилось что–то плохое. Что?