Планета Скарсида

— Какой же дурак придумал такой хрупкий биоценоз?!

Цицерон укоряюще посмотрел на друга.

— Ты, что ли?! — поразился тот.

— Нет, конечно. Просто мне однажды попался в спутники сумасшедший биолог, который мечтал создать абсолютно идеальную экологическую систему.

В долине меж тем что-то стало происходить. В глубокой тени, где едва угадывались под светом звёзд отблески воды, стали собираться крохотные искорки. Они стекались в пятна, потом в ручейки, и те начали медленно тянуться в разных направлениях. Долина покрылась тонкой золотой сеткой, которая шевелилась и подрагивала.

— Выходят. — зачарованно проговорил осёл. — Они будут двигаться ночью, а днём будут отсиживаться в зарослях, под листьями, в трещинах камней. Всё время миграции они не будут купаться и пить воды, чтобы секрет спинных желёз достиг нужной концентрации.

Решительно ничего в голову Заннату не приходило: как решить столь непростой вопрос? С тем они и встретили рассвет, когда бледно-зелёное неяркое солнце взошло на переливающемся перламутровыми полосами горизонте.

Местность, открывшаяся глазам путешественников, была чарующе прекрасна. Долина-селение квабаджей оказалась не то озером, не то болотом, но вся она была пересечена чем-то вроде мелких дамб, отчего напоминала неровные соты. Это были жилища квабаджи, созданные трудами многих поколений из ила, замешанного на слюне. Множество таких шариков скреплялись особенным составом — из них состояли стены с отверстиями входов, мостики, подводные пещерки, хранилища пищи и многое другое. Днём селение выглядело необитаемым, потому что лягушки уходили в свои жилища. Со всех сторон это странно прекрасное городище окаймлялось невысокими горами, среди которых имелись проходы — туда и ушли юные невесты. Через два дня в этом месте будут праздновать встречу молодых самок, пришедших издалека, чтобы сочетаться браком с молодыми местными самцами. Это был чудесный и древний обычай, в который без всякого права вторгались всякие инопланетные авантюристы.

Людей нигде не было видно — ни контрабандистов, ни инспекторов, и двое путешественников решили спуститься вниз. Пока это безопасно, потому что яд молодых самок квабаджи ещё не достиг нужной концентрации и, следовательно, не мог воздействовать на нервную систему. Но, по мере приближения к долине, Заннат всё сильнее ощущал необычное воздействие.

— Послушай, Цицерон, — тихо спросил он, поскольку на этой планете шуметь было нельзя. — У тебя голова не плывёт?

— Конечно, плывёт. — ответил тот. — Это слабое действие яда. Оно не опасно для нас, к нему не привыкают. Просто всё вокруг пропитано им. В малых дозах вызывает эйфорию, а в больших — подавляет волю. Вот почему эти типы одеты в скафандры.

Теперь понятно, отчего фигуры на тропинке казались в темноте неуклюжими — люди старались избежать воздействия этого естественного эйфориака. Гулять в бикини по этой чудной планете было небезопасно. Местные виды привыкли к малым дозам яда, а на время миграции квабаджи просто уходили подальше от их поселений.

— А мы с тобой не забалдеем? — с тихим смехом спросил Заннат. — пошатываясь на тропинке.

— Уже забалдели. — хихикнул осёл, заплетаясь задними ногами.

— Цицерон, негодяй, почему же ты не сказал, что… — не сумел досказать мысль Ньоро.

— И что?.. — спросил тот, широко и блаженно улыбаясь.

— Что эта штука так забирает! — счастливо ответил ему напарник.

— Да мы сейчас выйдем из долины и…

— И что? — засмеялся, как над анекдотом, Заннат.

— Ха-ха-ха! На свежий ветерок попадём! И там — ой не могу! — немного протрезвеем!

Два приятеля, пошатываясь и весело смеясь, выбрались из болотного селения, взойдя по узкой тропке меж двух каменных стен. Низенькие горки, поросшие травой и кустарником, скоро кончились, и далее перед глазами путешественников раскинулась плоская равнина, зелёная и прекрасная. В мягком свете зелёного солнца она казалась сказочной страной. К далёким группам холмов тянулись извилистые тропинки, по бокам которых росли пышные кусты с большими листьями и высокими соцветиями.

— Вот посмотри. — чуть заикаясь, проговорил осёл, откинув копытом один широкий лист. — Тут они и пережидают дневное время. Под солнцем идти нельзя, иначе слишком быстро высохнет яд.

Под широким влажным листом действительно сидело огромное земноводное яркой расцветки — зелёно-жёлто-красной. Его красные, как рубины, глаза смотрели в никуда — животное как будто грезило, только широкие бока медленно раздувались. Спина лягушки блестела, словно смазанная маслом. Приглядевшись, Заннат увидел, как из красных пятен и полос сочится густая желтая субстанция. Тут голова у него резко закружилась, и он упал бы, если бы Цицерон не оттащил его.

— Фу, ты понимаешь, что это за штука, если даже в слабой концентрации так задирает?! — с чувством произнёс осёл.

— Твой биолог случаем был не наркоман?

— Совершенно в точку: он был наркоман. — признался Спутник. — Такого двинутого Спящего у меня не было. Было дико интересно видеть его творческую кухню.

— Да уж! — с чувством ответил Заннат. — Планета-наркотик — надо же!

— Он налепил тут таких глюков — увидишь, свалишься! — с азартом предавался воспоминаниям осёл.

— А у меня такой зверский аппетит появился после этой лягушки! — весело признался товарищ.

— И у меня! — в восторге ответил Цицерон.

— Что тут съедобного растёт?! — оживлённо осмотрелся Заннат, шагая по тропинке. Он чувствовал себя превосходно, даже очень замечательно.

— Да ты с ума сошёл! — залился смехом Цицерон. — Здесь ничего есть нельзя! И пить нельзя! Здесь же всё пропитано ядом квабаджи!

— Вот здорово-то! — обрадовался Заннат.

Они шли по тропе, хохоча и спотыкаясь. Оказалось, что осёл помнил множество анекдотов, так что поводов для смеха было хоть отбавляй. Одно было плохо — есть хотелось всё больше и больше. Возможно, это побочный эффект от вдыхания яда квабаджи.

— И долго нас будет так нести? — вытирая слёзы, спросил Заннат.

— Пока не свалим отсюда. — ответил Спутник.

— Теперь мне понятно, почему ты мне сказал, что ты сумасшедший! — ухохатывался партнёр.

— Почему? — радостно ржал осёл.

— Потому что ни один нормальный Спутник сюда не сунулся бы!

— Точно! — в восторге отвечал Цицерон.

— К тому же мы так и не придумали… — прервал начатую мысль Заннат. Он сорвал с куста большой лист, со странным интересом осмотрел его и собрался сунуть в рот.

— Даже и не думай! — захохотал осёл, отнимая лист.

— Ты скотина, Пач. — безмятежно признался Заннат, тут же забыв про лист.

Они двинули дальше по тропе, которая блуждала среди низких зарослей. Под каждым листом сидела лягушка и таращила в пространство свои рубиновые глаза.

— М-мечтает о прекрасном принце. — выговорил Цицерон, которого это зрелище приводило в состояние умопомрачительного веселья. — Н-надо убираться, Заннат.

— А ч-чего мы вообще сюда попёрлись? — поинтересовался тот.

— Й-я х-хотел прррркратить этто бзбразие. — доверчиво признался Цицерон.

— И ч-чего добил-ся?

Тут оба туриста остановились и вытаращились на нечто, что не вписывалось в умопомрачительный пейзаж.

— М-меня глючит. — сказал Заннат.

— Не, это они. — помотал головой осёл. — Жжждут.

За пышным кустом неведомого растения стоял высокий полукруглый купол маскирующей раскраски. Это была палатка. Людей вокруг не было видно — похоже, все они скрывались внутри.

— Вот в таких геррррметицких палат-ках они пержидают вермя. — сообщил осёл. — Всё вермя же в скарфане не походишь, а тут и поссспать и пожжжрать тебе…

— Мне? — удивился Заннат.

Он направился к ближайшему куполу и постучал в ткань.

— Тук-тук, это мы!

— Они тебя не понамают! — расхохотался осёл.

— Пустите нас в домик! — не унимался Ньоро. — Пач, они нас не пускают!

Он достал из кармана ножик и проделал в плотной ткани длинный разрез. За первым слоем ткани оказался второй слой — металлизированный, и его постигла та же участь.