Русская фантастика 2010

— Ладно, Антон, ты человек занятой, я тоже. Благодарности оставим для официальной части. Я тебя позвал две новости рассказать. Первая хорошая. Вторая так себе. Начну с хорошей. Нам увеличивают финансирование. Почти в три раза.

— Это хорошая новость, правда. Прямо аттракцион неслыханной щедрости.

— Не такой уж неслыханной, Антоша. Если ты телевизор не смотришь, газет не читаешь, я тебе скажу. Бюджет на всех нас увеличен на триста процентов по сравнению с прошлым годом. Распил, конечно, тоже нешуточный, сам понимаешь. Но столько денег, даже если постараться, не распилить.

«И в прошлом году было увеличение. И в позапрошлом», — Антон слышал второй голос. Второй, не первый. Все, что говорил Астафьев, было важно. Крайне важно.

— Вторая новость, Антон, пока, что называется, не для распространения. Я тебя прошу, даже Саше не надо.

«О-па».

— Жене хоть можно? — криво усмехнулся Антон.

— Жене как раз можно. В ближайшее время наш комплекс со всем основным составом будет переброшен. Куда и когда — государственная тайна. Рассказывая тебе, я буквально нарушаю подписку. Но ты один из ключевых людей, у тебя семья. Считаю — обязан предупредить. Место назвать не могу, но рекомендую приобрести повышенно теплые вещи.

— Товарищ Астафьев, а отказаться я могу? Знаете, холод плохо переношу. Кирилла срывать на новое место, Ната только на новую работу устроилась…

Астафьев наклонился вперед. Его немигающие глаза сверлили зрачки Антона.

— Нет, Антон, — сказал он. — Отказаться ты не можешь. И никто не может. Такое время пришло — говорят, надо делать. Понял?

— Понял.

— Тогда иди. Коньяк только допей, примета плохая. Врагу оставлять…

Такси он остановил за квартал от дома. Надо было пройтись, привести мысли в порядок. Последние полчаса говорил исключительно второй голос. И от того, что он говорил, делалось по-настоящему страшно.

Антон шел мимо седых тополей, высаженных вдоль линии домов. Куда бы он в жизни ни переезжал, всюду были тополя. Тополиная карма.

В детстве он насмотрелся передач про ядерную войну, и ему приснился сон. Почему-то летающая тарелка висела перед его домом и золотым лучом жгла тополя. Они вспыхивали ярко, как куча пуха, в которую кинули спичку. Тарелка выстрелила лучом в Антона, и он обнаружил себя висящим в абсолютной пустоте: исчезли дом, родители, красные польские обои, ковер и тумбочка. Потом исчез и он сам, и стало ничего-ничего.

Проснувшись, он долго стоял у окна. Смотрел на кивающие кроны тополей. Оба голоса в его голове потерянно молчали.

На телефон пришла SMS от Саши. «Купила фруктов и вина, жду тебя дома. Скажешь, что позвали праздновать в лаборатории». Антон стер сообщение, но телефон прятать не стал.

Перебрав список имен, он набрал Гришу Томина.

Гриша, конечно, обрадовался.

— Слушай, ну ты совсем охамел, — сказал он. — Я уже решил на тебя обидеться. Год не звонил, нормально?

— Гриня, ты бы знал, что это был за год…

— Все, уже обижаюсь!

— Гриня, Гриня, бро, ну ты извини. Я чего звоню — завтра я буду пролетом у вас, в Питере.

— Да ну! Ты и в Питере! Ты что, уволился?

— У нас не увольняются. Лечу на конференцию, микробиология, скукотища. Хочу вас обнять по дороге.

— Слушай, да какие вопросы! Томка обрадуется. Я ее даже разбужу, чтобы обрадовать. Давай мы тебя встретим!

— Нет, встречать не надо. И Томку будить не надо, ты чего. Блин, так рад тебя слышать.

— И я тебя. Сколько мы не виделись?

Антон закрыл глаза. Вдруг стало тяжело дышать, скомкало живот.

— Пять лет, — сказал он. И повторил тихо, как будто не веря: — Пять лет.

Наташе он ничего не сказал про успех сегодняшнего эксперимента. Рассказать, в чем суть, он не мог — подписка. А рассказывать в общем Антон не умел, мешала унаследованная от деда-академика педантичность. Поэтому знания Наты о делах комплекса ограничивались жалобами Антона на скудное финансирование и мимолетным знакомством с Зайцевым, завозившим как-то документы. Что в свете появления Саши было в немалой степени удобно.

Второй голос замечал, что Нату никогда особенно не интересовала микробиология. Ученого из нее не получилось, зато она нашла себя на ниве косметолога. В годы, когда комплекс едва оплачивал счета за электричество, это здорово помогло им и малышу. Антон был Наташе благодарен, а она, как подозревал второй голос, так и не простила ему до конца отказ от приглашения калифорнийского Института Омоложения.

Ей всегда хотелось чуть большего, чем у нее было. Это хотение наполняло кипучей энергией ее миниатюрное ладное тело и уравновешивало спокойный темперамент Антона.

— Представляешь, — говорила она, не переставая щелкать каналами телевизора, — Кирилл мне говорит, мама, на гимнастику я больше не пойду. Знаешь почему?

— Ему никогда не нравилось на гимнастике, — Антон был противником принуждения. Грустное эхо детства.

— Потому что мы не купили ему штаны «Найки». — Наташе не нужен был собеседник сегодня. Ей нужен был чуткий слушатель, способный сопереживать. — Ты понял, Шестопалов? Те желтые штаны, из-за которых он устраивал истерику. Оказывается, без них он не чувствует себя полноценным спортсменом.

— Я думаю, что у других ребят такие штаны. Это нормально, Ната. Социализация в обществе потребления. Давай купим ему штаны.

— Антон, воспитание, по-твоему, это «давай делать все, что он хочет»?

— Нет. Но и не «давай отказывать ему по всякому поводу». У нас от штанов не убудет. А у Кирилла исчезнет повод отказываться от гимнастики.

Ната помолчала.

— Логично, — признала она. — Логика, Шестопалов, это твоя сильная сторона. Выкладывай деньги на штаны. И мне на курс питательных масок.

Антон удивился:

— Слушай, ты работаешь в SPA-салоне! Тебе эти маски полагаются бесплатно.

— Во-первых, не полагаются. Во-вторых, у нас это слишком дорого. В-третьих, это специальные тайские маски, предотвращающие старость.

Антон забрал пульт у Наты из рук, придвинулся к ней и запустил обе руки под ее халат.

— Тебе не надо предотвращать старость, — сказал он. — Честно-честно. Ого, а у тебя под халатом ничего нет?

— Я все жду, когда ты заметишь, — сказала Ната с прорезавшейся хрипотцой. — Пойдем в спальню, Шестопалов. От тебя так приятно пахнет алкоголем, что я готова с тобой прямо на столе.

Антон начал целовать ее в шею, поднял и посадил на стол. Распахнул халат, огладил грудь, положил руку на лобок.

— Телевизор сделай громче, — прошептала Ната, целуя его ухо. — Я буду кричать.

— Завтра лечу в Питер, — сказал он ей. — На конференцию. Буду там пару дней.

Они лежали в постели, Ната щекой у него на груди. Ее волосы пахли жимолостью.

— Увидишь наших, передавай приветы.

— Увижу. — Он смотрел в потолок, на покачивающиеся в уличном свете тени тополей. — Томиных увижу точно. Гриша звонил на днях, звал повидаться.

— Ну, все понятно с твоей конференцией, Шестопалов.

— Чего?

— Да ты как Томку увидишь, забудешь свои нуклеотиды. Что я тебя, не знаю?

Леру со второго курса все звали Томка. По фамилии Гриши. Он ухаживал тогда за ней изо всех сил и через три года добился результата. У них, можно сказать, тоже не было выхода — молва поженила их задолго до того, как Лера сделал окончательный выбор в пользу надежного и верного Грини.

— Слушай, не начинай только, — попросил Антон.

— Да я не начинаю, — Ната потерлась о его бок. — Давно уже смирилась с тем, что ты Лерку любишь всю жизнь. Это как типа наступление зимы. Холод ненавижу, а сделать ничего не могу.

«Холод ненавижу». Сегодняшний разговор с Астафьевым. Ната, Натка, что же мне делать?

— Если я Лерку люблю, почему на тебе женился?

— А вы такие сложные оба. Замороченные. Сложным людям нужны простые. Тебе — я, Лерке — Гриня.

— Ты же не простая, Ната. Ты же притворяешься только.