Дэви
Дэви читать книгу онлайн
Edgar Pangborn. Davy. 1964.
Один из лучших романов из творческого наследия Эдгара Пенгборна.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Слушай, — сказала Нора Северн, — а разве человек, осознающий опасности автократии и следящий за собой, не будет лучшим правителем, чем тот, который знает себя хуже? Я, правда, не настаиваю на этом, мне больше нравится, когда ты — простой гражданин.
На ней не было ничего, кроме маленькой юбочки — большинство наших девушек ходит в таком виде. Глядя на нее, белокурую и прелестную, вы бы никогда не подумали, что она — опытная ткачиха и прядильщица, настолько искусная и одаренная богатым воображением, что многие более старшие женщины спрашивают у нее совета. На работе она не тратит ни секунды на лишнее движение, хотя каждый из ее проворных тонких пальцев, похоже, живет своей собственной жизнью. Она пробует свои силы и в скульптуре. И хотя заявляет, что достигла не слишком больших успехов, уже обошла весь остров в поисках подходящей глины.
— Некоторое время назад, — сказал Дион, — я боялся, что мне нравится быть милостью Божьей Его Превосходительством Регентом Сената в Нашем Теперешнем Чрезвычайном Положении — правда! Чрезвычайное положение растянулось на восемь лет и действовало бы до сих пор, если бы нас не вышвырнули вон. Думаю что термин «чрезвычайное положение» изначально имел смысл «до тех пор, пока милостью Божьей Его Превосходительство Морган Третий и Президент Сената Конфедерации не будет исключительно любезен сыграть в ящик». Но время шло и шло, и оно стало означать «этот период продлевается с того времени, когда ваше Превосходительство захапал этот пост, до того времени, когда ваше Превосходительство, милостью Божьей и Сената, не будет благополучно вытурен с него к черту на рога…»
Мы были вынуждены остаться в Ист-Перкунсвиле до похорон Джеда. Мало того, ради Вайлет мы должны были вешать всем лапшу на уши, поскольку у нас с Сэмом не было ничего подобного тем деньгам, которые требовались на все необходимые религиозные отправления. Как бы то ни было, нас считали аристократами, у которых все карманы набиты… Милый Джед объяснил бы, что все это вранье — наказание за ложь стражнику, у ворот, тем вечером. Вне всякого сомнения, религия возникла как раз для таких благородных и простодушных умов, и, пожалуй, им было бы столь же трудно обойтись без нее, чем мне смириться с нею… Впрочем, в котомке у Вайлет оказалось припрятано достаточно, чтобы покрыть все расходы, а теперь… Что ж, теперь Вайлет стала паломницей, и ей уже не нужны никакие деньги.
После долгого разговора наедине с отцом Фэем она вновь присоединилась к нам тем ужасным утром и передала моему новоиспеченному па сумму, в которую, по словам отца Дилуна, должна была обойтись приличная церемония, наш скромный способ показать Богу, что мы понимали и любили Джеда за то, что он был таким мучеником. Вайлет сказала нам, что отец Фэй принял ее в группу своих паломников, что когда-нибудь она сможет так очиститься, что получит возможность носить покрывало. Возможно, отец Фэй смог дать Вайлет утешение и спасти ее. В той же степени никто не оказал такой помощи, как отец Дилун, в моем вступлении на путь Ереси. Я хотел намекнуть ему, что коли Бог так всезнающ, он мог бы все понять и сам, безо всякой церковной церемонии. И если он действительно всезнающ, то почему бы не спросить его: на кой хрен сдалось мученичество Джеда нам всем, а в особенности — Джерри?.. Разумеется, я ничего не сказал, заботясь как о шее Сэма, так и о своей собственной, но конец моим религиозным чувствам наступил именно тогда. И я никогда не скучал по ним.
Когда Вайлет разговаривала с нами, я ощутил в ней совершенно незнакомое спокойствие. Я никогда не замечал скрытого существования спокойной грустной монахини в той симпатичной партнерше по совместным забавам, множество раз открывавшей мне свою теплую плоть. А теперь эта монахиня неудержимо проглядывалась в лице женщины, которая за последние несколько часов состарилась на двадцать лет. Не думаю, чтобы она спраши-вала нас с Сэмом, что мы собираемся делать. Время от времени она теряла нить своих слов, точно прислушивалась к разговору где-то в другой комнате. Возможно, отец Фэй велел ей носить власяницу — ее халат выглядел странно, а сама она двигалась осторожно, точно испытывая физическую боль. Ее левый глаз дергался в тике, которого я раньше не видел. Паломники устроили молебен за ее скорое посвящение — после которого, по ее словам, до окончания епитимьи [23] она не должна разговаривать ни с одним мужчиной, кроме отца Фэя. Расставаясь с нами, она расцеловала меня в обе щеки и велела быть хорошим мальчиком.
Я видел ее еще раз, одетую в белое, с остальными паломниками, на похоронах, через два дня. Если она и знала, где мы сидим, то сочла за лучшее не смотреть на нас… Сейчас мне кажется, что я очень любил ее — может быть, так же, как Кэрон, возможно, уже умершую.
Я вспоминаю указ, который произнес с того трона на ступенях президентского дворца. Вечер продолжался. Принесли терпкое вино, которое ударило нам в голову. Я приказал, чтобы все без исключения с этого вечера и впредь жили счастливо — почему-то мне показалось, что лучшего указа Королю Дураков и выдумать нельзя.
19
После похорон — они оказались достаточно угнетающими, но наш Джед счел бы их намного лучшими, чем он заслуживал — мы с Сэмом не стали ждать экипажа, который должен был появиться в субботу, но решили отважиться пройти пешком хотя бы до Хамбер-Тауна.
После несчастья я не слышал в Ист-Перкунсвиле ни слова о тигре, ни одного мимолетного упоминания о его возможном возвращении. Деревенский Проводник привел свою группу только на следующий день — они расстроились и рассердились, услышав новости, — а уже в полдень люди вышли за ограду, чтобы заняться полями, без какой-либо защиты, за исключением двух лучников. В ту ночь они так же оставались за оградой, поддерживая огонь в кострах — не против тигра, а чтобы отогнать от своих хлебов жвачных животных. Охотники, старухи и прочие источники абсолютной мудрости сходились во мнении, что даже старый и больной тигр нападает на какую-нибудь деревню, только раз в сезон, а потом уходит. Это даже могло оказаться правдой, хотя я лично в этом сомневаюсь.
Бессмысленная случайность всего происшедшего — вот что потрясло и ошеломило меня тогда. Сэм оказывал мне поддержку: мы не слишком много разговаривали; он просто был рядом, позволяя мне оставаться в его присутствии наедине с собой. Ники — единственная из всех, кого я знал, кто тоже умеет делать это [24]. Когда похороны закончились и мы снова отправились в путь, я начал понимать, что если и есть какой-либо порядок, значение или цель человеческих обстоятельств, люди должны создавать их сами.
Мы вышли рано утром. В такое летнее утро — когда с холмов дует западный ветер, солнце еще не окончательно поднялось, все вокруг дышит свежестью, звучат птичьи трели, а под сенью леса мелькает белохвостый олень, — истиной становятся тепло настоящего и буйная жизнь твоей собственной крови. И разве может быть иначе?
Хамбер-Таун — оживленное и претенциозное место, слишком маленькое для города, но чересчур большое для деревни. Скажем, примерно шесть-семь тысяч человек населения… По дороге мы с Сэмом обдумывали кое-какие планы, но так ничего и не решили. Я все еще бредил Леванноном и кораблями. Однако уже заметил, что планы часто так и остаются воздушными замками. Сэм заявил, что мог бы наняться плотником или каменщиком — он знал оба эти ремесла — в Хамбер-Тауне. Тогда мы сможем поправить наши дела. Он сказал, что безопаснее всего было бы отложить путешествие в Леваннон, если война все еще не закончится к тому времени, когда мы дойдем до Олбани на Гудзоновом море. В Ист-Перкунсвиле слышали, что, якобы, произошли две битвы: одна — при Ченго, на западе; другая — на побережье Гудзонова моря, немного к северу от Кингстона, неподалеку от территории Катскила.