Что я не видела

Потом я подняла ствол своей винтовки. Это движение повернуло глаза самца на меня. Он встал. Он был крупнее, чем я могла когда-либо вообразить. На обветренной коже его лица я увидела изумление, любопытство, осторожность. И что-то еще вдобавок. Что-то такое человеческое, что заставило меня ощущать себя голой старухой. Я могла бы застрелить его просто за это, но я понимала, что это будет неправильно - убивать его всего лишь за то, что он более человекоподобен, чем я ожидала. Он заколотил себя в грудь ритмическими ударами, заставив женщин взглянут на себя. Он показал мне зубы. Потом он повернулся и повел своих женщин прочь.

Я следила за всем этим через прицел своей винтовки. Я могла бы попасть в него несколько раз - спасти этих женщин, освободить этих женщин. Но я не видела, что они хотят освободиться, а Эдди говорил мне никогда не стрелять в гневе. Гориллы ушли с луга. Потом я замерзла и пошла за своей одеждой.

Рассел обогнал меня в этом. Он стоял с двумя нашими проводниками, глядя вниз на аккуратно сложенные брюки. Совсем легко - дойти до них, поднять брюки, стряхнуть с них муравьев и надеть. Он повернулся спиной, пока я одевалась, и не смог вымолвить ни слова. Я была еще в большем смущении. "Эдди, должно быть, неистовствует", сказала я, чтобы преодолеть неловкое молчание.

"Да мы все совершенно вне себя. Вы обнаружили хоть какие-то ее следы?"

Вот так я и узнала, что исчезла Беверли.

***

Мы оказались ближе к лагерю, чем я страшилась, но все же дальше, чем я надеялась. Пока мы шли, я по возможности точно передавала Расселу свой последний разговор с Беверли. Я, очевидно, оказалась последней, кто видел ее. Игра в карты прервалась вскоре после моего ухода и мужчины разошлись каждый сам по себе. Пару часов спустя Мерион начал разыскивать Беверли, которой больше не было в ее палатке. Поначалу никто особо не встревожился, но теперь забеспокоились все.

Мне пришлось повторять все что она сказала снова и снова и отвечать на все расспросы, хотя в этом не было ничего полезного, и вскоре я начала чувствовать, словно сама придумала каждое слово. Арчер попросил наших проводников осмотреть землю вокруг пруда и вокруг ее палатки. Предполагаю, к него в голове крутились какие-то ковбойские сцены, о дикаре, который сможет прочесть сломанную веточку, отпечаток ступни, кусочек меха, и сложить все это вместе. Наши проводники осмотрели все с величайшей серьезностью, но не нашли ничего. Мы искали, звали, делали сигнальные выстрелы до тех пор, пока нас не накрыла ночь.

"Ее забрали гориллы", говорил нам Мерион. "Именно, как я говорил." Я пыталась прочесть по его лицу в красных отблесках костра, но ничего не прочитала. По тону его голоса тоже.

"Никаких следов", повторял наш главный проводник. "Никаких знаков."

Тем вечером наш повар отказался готовить обед. Местные много толковали между собой, но говорили очень тихо. С нами они разговаривали как можно меньше. Арчер потребовал объяснения, но не добился ничего, кроме уверток и уклонений.

"Они напуганы", сказал Эдди, однако я этого не видела.

Ночь была еще более резкой, чем предыдущая, а Беверли не была для нее правильно одета. Утром носильщики пришли к Арчеру сказать, что они возвращаются. Никакие меры уговорить их, пригрозить или подкупить, не изменили их намерений. Мы можем уйти с ними или остаться, как выберем; было очевидно, что им на это наплевать. Мне, конечно, не дали выбора, кроме как быть отосланной обратно в миссию с остальным оборудованием, кроме того, что мужчины оставили при себе.

В Луленге один из носильщиков попытался поговорить со мной. Он не знал английского и я не поняла ни слова, если не считать имени Беверли. Я сказала ему, чтобы он подождал, пока я пойду и найду одного из отцов-настоятелей для перевода, но он то ли не понял, то ли отказался. Когда мы вернулись, он уже ушел и я его никогда больше не видела.

Мужчины оставались на горе Микено еще восемь дней, но обнаружили только браслет.

***

Из-за того, что я женщина, я не была там для тех частей истории, которые вы больше всего хотите услышать. Ждать и ничего не знать было, с моей точки зрения, так же тяжело или еще тяжелее, чем заниматься поисками, однако из ожидания занимательного рассказа не сделаешь. Что-то случилось с Беверли, но я не могу рассказать вам что. Что-то произошло на горе после того, как я ее покинула, что-то, что вернуло мне Эдди таким изменившимся в душе, что я едва его узнала, но меня там не было, чтобы увидеть самой, что же это было. Эдди и я немедленно покинули Африку, причем не в компании других мужчин нашего отряда. Мы даже не упаковали всех своих пауков.

В течении многих последующих месяцев я хотела поговорить о Беверли, сложив вместе ту возможность и эту, и остановиться на чем-то, с чем я могла бы жить. Эту необходимость я сильнее всего ощущала по ночам. Но Эдди не мог слышать ее имя. Он глубоко ушел в себя и редко выглядывал наружу. Он перестал спать и время от времени плакал, и эти вещи пытался по возможности лучше скрыть от меня. Я пробовала заговорить с ним об этом, я пыталась быть терпеливой и любящей, я старалась быть доброй. Я потерпела неудачу во всем.

Прошел год-другой и он начал снова становиться похожим на себя, но никогда не стал собой полностью Мой полный, истинный Эдди так никогда и не вернулся из джунглей.

Потом однажды за завтраком, когда ничего специально этого не вызвало, он рассказал мне, что там произошла резня. Что после того, как я покинула Луленгу, мужчины провели несколько дней охотясь и убивая горилл. Он совсем не описывал мне это, однако картинка ярко и ужасно вспрыгнула в моем сознании - моя маленькая семейная группа, лежащая в собственной крови на райском лугу.

Сорок с лишним, сказал Эдди. Вероятно, больше. За несколько дней. Детенышей тоже. Они даже не привезли тела; казалось неправильным заниматься коллекционированием, когда исчезла Беверли. Они убивали горилл, словно это были коровы.

Эдди был в своем старом твидовом халате, седые волосы висели непричесанными клоками, он плакал над своей яичницей. Я молчала, но он заткнул уши руками на случай, если я заговорю. Он весь трясся от плача, голова дрожала на шее. "Это было похоже на убийство", говорил он. "В точности, как убийство."

Я убрала его руки с головы и крепко их держала. "Думаю, в основном это делал Мерион."

"Нет", ответил он. "В основном это делал я."

***

Поначалу, рассказал мне Эдди, Мерион был уверен, что Беверли забрали гориллы. Но позднее он начал комментировать странное поведение носильщиков. Как они не хотели говорить с нами, но перешептывались между собой. Как они слишком быстро удалились. "Я испугался", говорил мне Эдди. "Так расстроился по поводу Беверли, а потом ужасно испугался. Рассел и Мерион были в таком гневе, что я просто чуял его носом. Я подумал, что в любой момент один из них может сказать что-то, что потом не замолчишь, что дойдет до бельгийцев. И тогда я больше не смогу это остановить. Поэтому я продолжал придерживаться версии горилл. Я продолжал настраивать нас против них. Я продолжал поддерживать наш гнев, пока мы не убили их столько и все были так пристыжены, что возврата уже не было и обвинить кого-то другого было уже нельзя."

Я все еще не вполне понимала. "Ты думаешь, что один из носильщиков убил Беверли?" Эта возможность мне тоже приходила в голову, я признаю.

"Нет", ответил Эдди. "Такова моя точка зрения. Но ты же видела, как к черным относились там, в Луленге. Ты видела и цепи, и побои. Я не мог позволить, чтобы подозрение пало на них." Голос его был такой сдавленный, что я едва могла различить слова. "Мне нужно, чтобы ты сказала мне, что я поступил правильно."

И я так и сказала ему. Я сказала, что он самый лучший человек из тех, кого я знаю. "Благодарю тебя", сказал он. И с этим он стряхнул мои руки, вытер глаза и покинул стол.

Той ночью я снова попыталась поговорить с ним. Я попыталась сказать, что нет ничего, что он мог бы сделать, и что я не смогла бы простить. "Ты всегда так милостива ко мне", ответил он. И в следующий раз, когда я подняла эту тему: "Если ты меня любишь, мы больше никогда не будем об этом говорить."