Эпидемия FV (СИ)

Есть мнение, что гении помнят себя с трех лет. Обычные люди помнят себя с пяти, а отдельные особи не помнят, что они делали вчера. Теорию эту, кажется, активно пропагандировал граф Толстой, вероятно в первую очередь чтобы доказать всем свою гениальность. Но, согласитесь, далеко не каждый помнит всех тех, с кем учился в первом классе…

Аня помнила многое из своего трехгодовалого детства, и почти все из того, что произошло с ней в семь лет, в первом классе, не говоря уж о втором и третьем. И, пожалуй, отчетливее всего она помнила своего соседа по парте, с которым просидела целый год, и которого просто терпеть не могла! Звали его Женя Аникин…

У всех в детстве были свои «тараканы» и свои заскоки. Все дети развиваются по-разному, но в целом к семи годам они выравниваются и, в общем и целом, становятся похожими друг на друга. Ну а тот, кто по каким-то причинам выбивается из этой общности, автоматически становится или посмешищем в глазах остальных, или просто изгоем, с которым никто не хочет водиться… Кому-то родители не объяснили, что не вежливо ковыряться в носу, и он, начав делать это на перемене, вызывает дружный смех, за которым следуют неизбежные тычки и подножки. Кого-то родители забирают из школы, и он через пол года зарабатывает репутацию маменькиного сыночка… Кто-то наоборот щелкает примеры из учебника математики как орешки, и становится «самым умным», которому завидуют, а потому недолюбливают…

Женя был чем-то средним между всеми этими понятиями и ситуациями, ну а кроме того — еще и ужасно вредным и нахальным. Из школы его каждый день забирала мама, при этом он был не по годам развит, без особой радости вливался в игры со сверстниками, и всегда носил с собой в портфеле помимо обязательных учебников, еще и какую-нибудь книжку. Чтобы почитать ее на перемене, а то и на уроке. Книжки эти по единогласно высказанному мнению класса, были «взрослыми», что делало Женю в их глазах еще более странным.

Ко взрослым книжкам причислялись, например, Толкиеновский «Хоббит», «Капитан Сорвиголова» Буссенара и «Пленники черного метеорита» Бачило. Иными словами то, до чего остальные доросли спустя всего пару лет… Ну, точнее — кто-то — дорос до этих книг, а кто-то — до сигарет, которые впоследствии сменятся «косячками».

Если бы среди Жениных недостатков были только эти — наверное, уже к третьему классу Аня вполне могла дорасти до его увлечений, и они имели бы шансы стать хорошими друзьями. Но увы, главным его недостатком была патологическая вредность и озлобленность чуть ли не на весь мир. Откуда у него взялось такое отношение к миру, да еще и в раннем детстве, она не могла понять до сих пор, даже после года достаточно близкого знакомства с этим человеком.

В детстве сидеть с ним за одной партой было сущим кошмаром. Он был подобен самцу, оберегающему свои границы от посягательств любых других существ, и требовал, чтобы Анин локоть, не приведи Господь, не оказался на его половине парты! Если кто-то забывал дома учебник, его сосед с готовностью протягивал ему свой. Но не Женя! Если Аня забывала свой учебник, то это было сугубо ее проблемой, ибо сам Женя не забывал никогда и ничего. И заставить его позволить ей списать из учебника задание можно было только посредством вмешательства учительницы. В этом случае он получал втык «за то, что жадина», а сама Аня — замечание в дневнике, за то что забывает дома школьные принадлежности, так что такой вариант подходил только в том случае, если иначе Аня светила двойка за невыполненное задание.

Разумеется, она не оставалась в долгу… Женя сидел слева от нее, а значит один элегантный толчок левой рукой приводил к тому, что в Женина ручка срывалась со строчки, и описывала не слишком изящную дугу по всей тетради. А что такое неаккуратная тетрадь для первоклассника? Правильно, замечание от учительницы, а то и снижение оценки на балл, «за грязь»!

Такая месть сработала раза два или три, и каждый раз Аня делал добрые-добрые глаза и искренне просила у него прощения за то, что не только влезла локтем на его половину, но и из-за нее ему теперь переписывать целое предложение, а то и больше… Но однажды, также якобы ненароком резко двинув локтем, Аня напоролась на вытащенную на всю длину иголку от циркуля. Было ужасно больно, но еще больше — обидно!

Со злости Аня начиркала в его дневнике, и тем же днем обнаружила, что завязочки ее куртки на двадцать один узел привязаны к ножкам стула. Привязаны так, что проще их отрезать, чем развязывать…

Это была уже война, а значит пора было вводить тяжелую артиллерию. В этом качестве выступила кнопка, подложенная на стул. Разочарование было безграничным — дело было зимой, и Женя ходил в двух штанах, через которые укола кнопкой он просто не ощутил. Зато когда обнаружил ее, воткнувшейся в его невероятно толстые штаны — месть была скорой и страшной. На перемене Аня, вдруг, села мимо стула, который (она была точно в этом уверена!!!) должен был находиться в тот момент прямо под ней, но почему-то сместился на пол метра назад.

И снова она горько плакала, от боли и от обиды…

В общем, учитывая их взаимоотношения в детстве, было бы вовсе не удивительно, если бы Аня тут же забыла о его существовании. Скорее наоборот, было удивительно, что она ему написала. Правда написала-то просто так, интереса ради. «А я тебя знаю!» Коротко, ясно и по существу. Никаких «Помнишь, мы с тобой за одной партой сидели? Может встретимся, вспомним молодость?» — эту «молодость» она не имела ни малейшего желания вспоминать.

Просто написала и все тут, сама толком не понимая, зачем. Из любопытства, из интереса…

А он также из интереса ответил. Взял из контактов на сайте ее «Аську», и написал ей, при чем не коротко, а всерьез, действительно собираясь вспомнить молодость.

Сначала беседа шла вяло. Оба работали, и отвечали на сообщения друг друга в промежутках между разгребанием счетов на своем столе. Аня с первых же слов дала понять, что помнит его маленьким поганцем, здорово подпортившим ей жизнь, а он сразу с ходу дал понять что такое отношение его оскорбляет, что в детстве он действительно был изрядным поганцем, но время идет, люди меняются, и теперь он — респектабельный и перспективный молодой человек, который не дергает девушек за косички и не выдергивает из-под них стульев.

В общем, слово за слово, и они оба обнаружили в другом приятного и интересного собеседника, а к концу недели решили, что, пожалуй, было бы неплохо встретиться, посидеть в кафе и действительно вспомнить молодость. Детские обиды вроде исчирканной тетрадки и отбитой задницы оба теперь вспоминали с улыбкой.

Они посидели в кафе в субботу, сходили в кино в воскресенье, в понедельник Аня после работы отправилась к нему домой (Женя жил один, в подаренной родителями двухкомнатной квартире), а во вторник — он заночевал у нее, оставив у ее родителей только положительные впечатления.

Впрочем, многое в нем осталось от того восьмилетнего мальчика, не такого, как все. Патологическое (если не сказать параноидальное) стремление к порядку — к тому, чтобы все вокруг делалось по правилам и никак иначе. Увлечение «взрослыми» книжками, которых Аня никогда в жизни не купила бы. Прочитанный в детстве «Хоббит» повлек за собой «Властелина колец», которого Женя сейчас перечитывал раз на шестой (уверяя, что каждый раз открывает в этой книге что-то новое). А уж стоящих у него на полке книг Ломброзо, Фрейда и Хаббарда, по ее мнению и вовсе не должно быть в домашней библиотеке экономиста. Но нет, были…

Насколько она знала, Женя зарабатывал достаточно для того, чтобы купить себе машину, но не делал этого, можно сказать, из принципа. Дороги, начисто забитые пробками, сидящие в кустах ГАИшники, выскакивающие перед тобой на дорогу с радаром, блондинки за рулем, перестраивающиеся из третьего ряда прямо в первый, и даже не удосуживающиеся включить поворотник…

«Пока все это не исчезнет, — говорил он. — Я буду ездить на автобусе, или на электричке. Безопаснее… Да и нервы целее».

И вообще, кажется, нелюбовь ко всему человечеству, за исключением его близких друзей, ничуть не уменьшилась со школьной скамьи. Хотя теперь, Аня во многом понимала его отношение к миру, ибо сама нередко поражалась людской глупости и бессердечию. Разве что не принимала его настолько близко к сердцу…