Искатель. 1963. Выпуск №2

IV

Капитан второго ранга Иванов стоял, заложив руки за спину, и смотрел на нас презрительно из-под полуприкрытых век.

— Салаги… — процедил он. — Грести не умеют, парус ставить не умеют, а тоже — в море!..

Мы вытянулись по стойке «смирно» между письменным столом и дверью кабинета, а смотрели кто куда: в пол, в потолок, в окно, на модель эсминца в застекленном шкафу. Глазам не прикажешь…

— Пацаны несчастные! — сказал Иванов. — Если бы вы приняли присягу, я бы должен был отдать вас под суд военного трибунала…

Мы молчали. Пол все-таки еще покачивался.

— Вы как хотели воевать? — отчеканил капитан второго ранга. — Сами по себе? Без выучки? Не мальчишки уже!

Лоб у меня под бескозыркой взмок, его щипало от пота.

— Не думал, что нашей школе так быстро понадобится гауптвахта, — сказал Иванов. — Но ничего, вы же ее и построите. И обновите… По десять суток — каждому!

— Есть! — пискнул Валька.

— Кру-гом! Привести себя в порядок и заходить по одному. Мы вышли в коридор.

— Пугает!.. — насмешливо сказал Заяц.

Леха поправил на голове новую бескозырку, проговорил негромко:

— Если бы мы пропали, под трибуналом был бы он…

Юрка молчал.

— Пойду! — решил Валька.

Он долго не возвращался. А когда вышел, у него, по-моему, не только нос — глаза тоже были красные. Я пошел последним. Шагнул в кабинет, вытянулся:

— Товарищ капитан второго ранга, юнга Савенков по вашему приказанию прибыл!

Иванов молча меня разглядывал. Потом негромко, но очень ясно произнес:

— Маменькин сынок…

— Я хотел быть летчиком!

— А будете радистом, — усмехнулся Иванов. — Отличная специальность!

— Знаю, — сказал я. — «Интеллигенция флота»…

— Пришейте хлястик, интеллигенция!.. Сумеете, надеюсь?

Иванов отогнул подкладку фуражки и достал иголку с ниткой. Пока я пришивал, он сидел напротив за письменным столом и смотрел на меня в упор — я чувствовал. Но хлястик пришил и положил иголку на край стола. Положено в таких случаях говорить капитану второго ранга «спасибо» или нет?

— Покажите руки! — приказал Иванов. — Ну, ясно… Мозоли натерли?

Если на то пошло, мозолями я гордился. Вернуться когда-нибудь домой с крепкими, огрубелыми руками — чем плохо?

— Мне говорили, что тут учат на морских летчиков! — соврал я, глядя на модель эсминца в шкафу.

— Не хотите учиться в школе?

Мне нельзя было отступать: пусть не считает меня маменькиным сынком.

— Я хотел быть летчиком!

Иванов устало вздохнул, пододвинул мне бумагу.

— Пишите рапорт! Вот ручка. — Капитан второго ранга поднялся из-за стола.

Краем глаза я видел, как Иванов шагает по кабинету. Встать бы и сказать, что ничего я писать не буду, что вообще он еще посмотрит, какой я маменькин сынок… «Пишите рапорт!» Ну и напишу — подумаешь!..

— Знаете ли вы, товарищ юнга? — Иванов остановился у окна, спиной ко мне. — Знаете ли вы, что писал Александр Васильевич Суворов адмиралу Ушакову после победы русского флота при Корфу? Что желал бы быть в том сражении под начальством Ушакова хотя бы мичманом! Суворов — и хотя бы мичманом!.. Впрочем, не только писал, но приехал на корабли Черноморского флота и экзамены на мичмана сдал…

Но тогда авиации не было… Я тоже смотрел в окно — на кусок чистого голубого неба над соснами (вот и солнца хоть отбавляй!).

Иванов обернулся.

— Первый залп Октябрьской революции — залп крейсера «Аврора», Именно матросам нередко доверял самое ответственное Владимир Ильич Ленин. И сейчас — Одесса, Севастополь, Ленинград… И там моряки!

— А через Северный полюс в Америку — кто? — сказал я. — Чкалов! А Талалихин, Гастелло?

— Да. — Иванов кивнул. — Правильно и это… — Усмехнулся. — Пишите, я продиктую. Начальнику школы юнг капитану второго ранга Иванову. От юнги Савенкова…

«Запомнил!» Я вытер вспотевшую ручку обшлагом шинели.

— Ввиду того, что я хотел быть летчиком, прошу списать меня…

Тут Иванов замолчал, и я испугался. Потом вспомнил про Юрку и Леху и еще больше испугался. А как же они? Их тоже отпускают? Или они не писали?

У меня дрожали руки. Значит, домой?

— Прошу списать меня, — повторил Иванов, снова отходя к окну.

«Но как же Леха и Юрка?»

— Прошу списать меня по окончании школы юнг в летную часть в качестве стрелка-радиста!.. Подпись и число. Все.

Я почувствовал почти на ощупь твердый взгляд, потом увидел тщательно выбритый подбородок, убийственно белый срез подворотничка…

Иванов подошел, взял у меня рапорт. Положил его в папку и тщательно завязал тесемочки. Щелкнул ключ в ящике стола.

Мне показалось, что во мне тоже что-то щелкнуло. И отлегло от сердца.

Я вскочил.

— Разрешите идти?

— Только Заяц и вы написали рапорты, — сказал Иванов. — Чудинов и Железнов отказались. Из этих ребят моряки получатся.

— Ну и что? — Я чувствовал, что лицо у меня горит. — Зато… в летную часть! Буду летать!

Но себя-то не обманешь. Думал, что отправляют домой? Думал. Хотел этого? В какую-то минуту да.

— Будете и летать, — усмехнулся Иванов. — Но для начала отсидите десять суток. А потом окончите школу юнг. Все. Можете идти!

Я хотел козырнуть и повернуться по всем правилам, лихо.

Не получилось…

V

Вязли в песке гладкие глыбы валунов. Ближе к воде их занесло толстым слоем водорослей, высохших, золотистых сверху. А те валуны, что сползли в воду, обнажались сейчас, тоже облепленные водорослями, но мокрыми — темно-бурыми.

Был час отлива.

Вода тихонько звенела и шлепалась о прибрежные камни. Дальше до горизонта лежала покойная гладь, высветленная белесым северным небом.

Теперь-то я знал, какая это гладь. Как говорится, «люблю море с берега»…

— Сбор через тридцать минут, — сказал старшина. — Задача: набить и зашить… Все ясно?

Каждому из нас еще утром выдали по две наволочки — для подушки и матраца. Надо было набить их водорослями.

— Только сухими, — предупредил старшина, — чтоб не прели!

Сегодня рота переселилась из палаток в кубрики. Мы с Юркой заняли койки на верхнем, третьем ярусе, а Леха — под нами, на среднем.

…Идти по водорослям было вязко, ноги утопали, как в ковре. Леха говорил:

— Это их во время шторма выбрасывает, я знаю. На Дальнем Востоке тоже так. У меня отец до войны служил в Приморье. Знаете, какая там тайга?

— И медведи есть? — рассеянно спросил Юрка.

— Конечно. Мы с отцом на охоту ходили. Тишина, снегом пахнет…

Железнов кивнул, не ответив, — смотрел на море.

— Значит, и медведи…

— Ну да! — сказал Леха. — Не веришь?

— Верю, почему же? — Юрка нагнулся. — Давайте собирать.

Мы разбрелись. Я прошел вперед. Потом оглянулся и увидел, что Юрка стоит и немного исподлобья, пристально смотрит на море.

На переносице у него прорезалась короткая упрямая складка. Откуда-то появился Сахаров. Мельком взглянул на меня и двинулся, растопырив руки, к Железнову.

— Кто кого?

Тот улыбнулся — складка исчезла. — Давай…

Через несколько секунд Юрка сидел сверху. Поднялся улыбаясь.

— Ну что?

— Нога подвернулась, — сказал Сахаров. — А ты ничего… Отъелся за десять суток! — Отошел и закричал: — Братцы, с кем покурим?

Юрка все улыбался, глядя ему вслед.

— Чудак!

— Жалеет, что сам не отсидел, — добавил Леха и усмехнулся. — Героем был бы.

Мы лежали на матрацах, набитых морской травой, хмелели от крепкого запаха водорослей и смотрели на море. Нет, не были мы героями, хоть и не каждый, может, решился бы… Закрутило нас оно, закружило!

— На Дальнем Востоке я первый раз и океан увидел, — задумчиво проговорил Леха. — И решил, что пойду на флот… А ты, Серега, не жалеешь?

— Нет, — ответил я.

В облаках появился просвет, выглянуло солнце. Море в одной стороне зарябило, заискрилось, а в другой чуть потемнело. Ветер очнулся и побежал к лесу.