Собрание сочинений в 10 томах. Том 1. Ларец Марии Медичи

Но это так, заметки на полях, между прочим…

Замысел возник случайно, словно со стороны, и долго созревал, ожидая воплощения в образах. Роман «Сны фараона» тоже пережил подобный инкубационный период, хотя здесь-то я точно знаю, откуда пришел первоначальный толчок.

В 1954 году в песках на плато Гизе, рядом с великой пирамидой, отрыли погребальную ладью фараона Хеопса, правившего в 2582–2551 годах до н. э. На таком же примерно весельном судне, выгнутом лунным серпом, мне выпало счастье пересечь Нил. С Востока на Запад. От Луксора, Города ста ворот, с его уникальным храмом Амона, в Долину Царей, в страну мертвых. Красноватая охра скал с фиолетовыми натеками марганцевых солей, бесплодный щебень, убийственный зной, тишина. На другом берегу пальмы, оживленные улицы, магазины, здесь — ни травинки, ни ветерка. Лишь куцые тени в ложбинах, где замурованы потаенные лазы в подземные усыпальницы фараонов. Точнее — были замурованы и завалены скальными обломками. Хитроумно устроенные, с ловушками и ложными ходами, но так и не уберегшие вечный сон богов. То, что не досталось грабителям, извлекли на свет божий археологи. Добыча, скажем прямо, превзошла самые смелые ожидания. Предметы, извлеченные из знаменитой гробницы Тутанхамона, заняли целый этаж в Каирском музее археологии. Семь саркофагов с мумией и всемирно знаменитой золотой маской были выставлены на всеобщее обозрение. Лишь восьмой, самый большой саркофаг остался здесь, в мертвой пустыне, в погребальной камере, заботливо оборудованной электропроводкой и чуткими приборами, регистрирующими температуру и влажность.

Нил у Луксора, где прежде были Фивы, столица Египта, не столь уж широк, и путешествие по воде заняло минут двадцать или того менее. Но ни временем, ни расстоянием не измерить дорогу в лабиринты небытия. Не месяц плывет по небесному Нилу, но корабль мертвых. Можно верить в загробное существование, можно не верить. Но нельзя не думать о тех, миллионах и миллионах, чьи скорбные мысли проследовали этим надмирным путем. Явственно ощущалось присутствие иной, эзотерической реальности, текущей, как бы параллельно нашему миру. Словом, я почти верил в существование Небесного Нила египетской мифологии. И даже видел его отражение в мутных струях великой реки. Это ощущение не оставляло меня в течение всей поездки. Временами казалось, что я угадал то, может быть, самое главное, что по сей день одухотворяет неповторимые творения жреческой мысли. С двойственным чувством смотрел я на запеленутые мумии, расписанные священными знаками вечной жизни. И на пустые саркофаги с иероглифами, обозначающими предметы заупокойного культа. Иные из них «читаются» без малейшего усилия. Не надо быть Шамполионом, чтобы понять значение такого, например, рисунка, как пара сандалий. Тутанхамона щедро снабдили обувью, как, впрочем, и всем прочим. Расшитые золотом и драгоценными камнями сандалии могли бы еще долго служить не одному поколению фараонов. И не в них суть. Подобно душе человека (ка, ба и прочие астральные двойники), иероглифы как бы отражают сущность вещей. Иначе зачем столь скрупулезное и реалистически точное дублирование? Ладьи и чаши, флакон с благовониями и опахала из павлиньих перьев, скамеечка для ног и колесница, копья, кинжалы — вся погребальная утварь повторена на внутренней поверхности саркофага. Словно реестр, предназначенный для потусторонней таможни. В навязчивом, почти маниакальном стремлении выразить в знаке любые, даже самые незначительные реалии бытия, возможно, и кроется уникальная особенность могучей культуры Египта. Запечатлеть предмет, охранить его магическим обрядом записи от всеобщего уничтожения — это ли не сверхзадача?

Остается лишь благодарно восхищаться тем немыслимым обстоятельством, что все так и сложилось, хотя и не совсем по воле бритоголовых жрецов. Немеркнущие краски по-прежнему ярко горят на неподвластной времени белизне алебастра. Бросив вызов времени, они по крайней мере здесь, в гробницах, обошли его неумолимые жернова.

Не оттого ли и жаль посмертно ограбленных фараонов? Их опеленутых мумий, выставленных на публичное обозрение, разлученных со скарабеями — ответчиками загробных путей. Но всего более — распечатанных погребальных камер, ибо душа, тень, двойник потомка Осириса мог длить свое призрачное существование только здесь, где все вещи стояли на предназначенных им местах, заколдованные от перемен священными письменами.

И ничто не уберегло: ни изощренная магия, ни маскировка, ни ложные камеры, ни обманные, никуда не ведущие коридоры. Из шестидесяти семи известных на сегодня захоронений только могила Тутанхамона дошла до наших времен в первозданной целостности. Грозные заклинания, стерегущие кладбищенский сон кобры, даже стометровая подчас глубина равно не устояли перед всепожирающим молохом алчности. Местные жители, впрочем, уверены, что в Долине Царей сохранилось еще много подземных склепов, забытых людьми, сокрытых камнем и временем, перемалывающим камни в песок.

Долгий спуск по каменным лестницам в подземный склеп. В электрическом освещении первозданной свежестью лучатся краски, что были погружены в непроглядную мглу три с лишним тысячи лет. Собственно, так и назначено было: оставаться во мгле до скончания мира, ибо тень усопшего бога не нуждается в свете. Она и так отыщет боевое оружие и знаки верховной власти, победную колесницу и выгнутую лунным серпом ладью, драгоценные кубки, ложа в виде гепардов и грифов, сундуки, черные ковчеги с золотыми змеями, алебастровые сосуды, леопардовую шкуру жреческого наряда, сиденья из красного дерева и слоновой кости, туалетный столик, посохи, трости, систры — короче все, вплоть до букетов цветов и яств для загробного пира. Иное зрение, иные чувства, иное пространство — время, втиснутое в скальную камеру. Здесь, Как в квартире Берлиоза, что распахнулась навстречу Вальпургиевой ночи, стены лишь внешняя видимость. Нам, покуда живущим, неe увидеть, как тени проходят сквозь толщу земли. Не подстеречь мгновения перемены в остановленном кадре. Обманчива неподвижность и безмолвие мнимо. Скарабеи на сердце мумии отвечают подземным судьям, только нам не дано услышать вопрос и отклик. Деревянные фигурки «ушебти» — «те, кто отвечают», мертвы для нашего зрения. Их уста неподвижны. Лишь золотые искры мерцают в черноте зрачков. Кощунственное вторжение электричества (кабель от щита тянется черной змеей вдоль магических росписей), противоестественное пересечение несопрягаемых миров.

Обо всем этом — увиденном, пережитом, осмысленном — я написал в книге «Кольца Змея», самой значительной по объему и, не скрою, близкой сердцу. Но мысль о душе — или частице души? — длящей призрачное существование в погребальной камере, не оставляла меня. Она тревожила воображение и крепла день ото дня, пока не попросилась на бумагу. Роман «Сны фараона» писался, словно под диктовку. Загробные миры египтян, ацтеков, хеттов, греков слились в единой проекции архетипа во вне. Остальное, как говорится, было делом техники. Уже закончив работу, я поймал Себя на мысли, что все еще ищу ответ на вопрос, поставленный в «Проснись в Фамагусте». Возможно, мне вообще не вырваться из этого беличьего колеса…

Не знаю, кому могут быть интересны подобные откровения. Остается лишь вновь повторить, что печатное слово живет самостоятельной жизнью. Меньше всего я хочу дать своего рода «путеводитель» по пронумерованным томикам и едва ли на такое способен.

Мысли по поводу. Объяснение побудительных причин.

В нижеследующем случае они — причины — предельно ясны.

Действие романа «Секта», в равной степени фантастического, детективного, мистического и сугубо злободневно реалистического происходит здесь и сейчас. Это отклик на гримасы современности.

Существуют индикаторные сигналы, которыми не стоит пренебрегать. Страх перед концом света, пожалуй, наиболее характерный признак. Если проследить резонансные пики болезни, то они неизбежно совпадают с переломными моментами. Так было в канун французской революции, так было в России после поражения революции 1905–1907 годов и перед семнадцатым годом, так было и в веймарской Германии. Сходство всем известных симптомов лишь увеличивает тревогу.