Искатель. 1980. Выпуск №4

— Идут каждый о двуконь, — продолжал дозорный. — Днем спят, скачут только ночью. Опередили мы их не больше чем на два перехода.

— Где ждать их? — нетерпеливо спросил сотник.

— От Гнилого ручья на Литву две дороги. Когда станет ясно, какую они выберут, наши еще гонца пришлют. Они сейчас за степняками по следу идут.

— Не упустим?

— Никто лучше нас не знает этих мест, — улыбнулся Дорош. — Мы здесь хозяева. Так что готовь своих кольчужников. Но радость атамана была преждевременной. Около полуночи перед ним стоял еще один дозорный.

— Атаман, в одном переходе от тебя конники Ягайлы, — еле переведя дух и не соскочив даже с коня, залпом выпалил он. — Пятьсот мечей, держат путь в степь, ведут их три проводника-крымца.

Дорош нахмурился, зло дернул свой длинный ус.

— Что скажете, други? — спросил он, глядя на сотников. — Зачем пожаловали литовцы в наши края, что им здесь понадобилось?

— Неужели идут по нашему следу? — предположил Григорий.

— Мне сдается, что не из-за вас Ягайло погнал в степь своих латников, — задумчиво проговорил атаман. — И будь я проклят, если эта полутысяча не идет навстречу нашему гонцу из Орды.

— Сколько бы ни было литовцев и степняков, а грамоту мы должны добыть, — проговорил Андрей. — Не тебе объяснять, что она для Руси значит.

— Есть у меня думка, как оставить их в дураках, — усмехнулся Дорош.

Он подозвал к себе одного из ватажников, приказал сейчас же разыскать и привести к нему сотника Ярему. Через минуту сотник в полном снаряжении стоял перед Дорошем.

— Знаю, Ярема, что хитер ты как ведьмак, а потому умри, разорвись, а задержи литовцев хотя бы на день. Дразни их, не давай ночью отдыха, выматывай их коней, но задержи. Не подведешь, друже?

Скуластое, с плутоватыми глазками лицо сотника расплылось в улыбке.

— Ярема может черта за хвост поймать, а Ягайловых кобыл с галопа сбить ему все одно что по ветру плюнуть.

— Выступишь с рассветом, а сейчас отдыхай.

Когда сотник ушел, Дорош повернулся к Андрею и Григорию.

— И вам, други, советую то же, что и Яреме. Идите и ложитесь, потому что с солнцем поскачем и мы с вами. Пока Ярема будет морочить голову латникам, мы должны отбить грамоту…

5

Когда первые лучи солнца коснулись земли, степной курган был уже пуст. Лишь сиротливо торчала на его вершине одинокая сторожевая вышка да едва дымился потушенный наскоро костер…

Оба сотника скакали рядом с Дорошем, за ними растянулись ватажники атамана и дружинники Андрея. Они не проскакали и половины пути, как высланный вперед дозор вернулся обратно. Вместе с дозорными были и два неизвестных всадника. Один из них подъехал сразу к Дорошу, и они запросто похлопали друг друга по плечам, обнялись.

— Чем порадуешь, сотник? — спросил у него Дорош.

— Не знаю, атаман, порадую тебя или опечалю, да только залегли басурманы в спячку, как медведи. То скакали как угорелые, а вот уже день и две ночи сидят возле одного болотца и носа оттуда не показывают. Ждут, видать.

— Говоришь, в спячку ударились? — усмехнулся Дорош и весело подмигнул Андрею. — Пускай отдыхают, нам не жалко. Навалимся все разом — ни один не уйдет. И сделаем это в самую жару, когда всякую тварь в сон клонит…

В полдень они бесшумно сняли татарский секрет, ползком подобрались к ордынскому лагерю и по команде Дороша выпустили тучу стрел.

Андрей первым ворвался в единственный небольшой шатер, стоявший на берегу, принял на щит удар сабли прыгнувшей на него из полутьмы фигуры в полосатом халате, нанес удар мечом сам. И тотчас шатер затрещал под дружным напором снаружи, в него с разбега влетели Дорош и Григорий, на входе с копьем в руках встал сотник, встретивший их в пути.

— Их мурза, — кивнул он на лежавшую в шатре неподвижную фигуру в халате. — Для него одного и шатер везли, он в нем на всех привалах один от солнца прятался. Видать, важная птица.

— Да, птица важная, гонец самого золотоордынского хана, — сказал Дорош, выпрямляясь над трупом и держа в руках пергаментный свиток. — На грамоте печать самого Мамая.

Он протянул грамоту Григорию, сконфуженно улыбнулся.

— Держи, сотник. А то я три десятка годов за спиной оставил, а в грамоте ни черта не смыслю.

Григорий бросил меч в ножны, принял от Дороша грамоту. Сорвав с нее печать, он развернул свиток. Какое-то время молча смотрел на пергамент, затем нахмурился, зло заскрипел зубами.

— Тайнопись, одна цифирь. Без ключа ничего не поймешь.

Через его плечо в свиток заглянул Андрей, недоуменно передернул плечами.

— Читаю по-русски и литовски, понимаю письмо фряжское и татарское, а такого еще не видывал. Ни одного слова, ни одной буквы, одна арифметика.

— Тайнопись это, — повторил Григорий, сворачивая пергамент. — Каждая цифирь — это буква, а вот какая — для этого ключ знать надобно.

— Боярин Боброк все знает, — уверенно сказал Дорош. — Князь Данило не разговорил, что Дмитрий Волынец всем хитростям обучен и все науки превзошел. А раз так, то грамоту быстрей к нему надо…

Но атаман переоценил способности Боброка. Получив грамоту и оставшись наедине с князем Данилой, Боброк долго смотрел на столбцы цифр, затем отложил пергамент в сторону.

— Что, боярин, зря охотились мы за этой писулькой? — спросил князь, кивнув на грамоту.

— Нет, князь. Знал я, что будет грамота с хитростью, и захватил с собой из Москвы одного ученого грека-схимника. Уж он действительно все тайны сущего постиг. Он и займется этой грамотой и цифирью.

— А если не осилит ордынского да литовского секрета?

— Тоже не беда. Такую же грамоту послали из Орды и рязанскому князю. А в Рязани у меня есть немало верных людей.

Они ее слово в слово князю Дмитрию в Москву передадут. У нас с тобой сейчас другая забота: доставить эту грамоту тому, кому она и предназначалась. У князя Данилы от удивления округлились глаза.

— Вернуть грамоту Ягайле? Тек зачем мы ее тогда отбивали?

— Отвечу, князь. Отбивая грамоту, мы узнали маршрут и систему связи между Ордой и Литвой. А через время, дай бог, мысумеем прочитать и их тайнопись. А раз так, то мы, пере хватив нужного нам гонца, узнаем самые важные для нас новости. Не за самой грамотой мы сейчас охотились, князь, а за тайной ордынского письма. Так что самая главная ордынская грамота у нас с тобой, князь, еще впереди. Понимаешь, меня?

— Понимаю, боярин.

— А раз так, то поймешь меня и дальше. Но чтобы Ягайло не заподозрил ничего неладного и не изменил свою тайнопись, нам и надо вернуть ему эту грамоту. И сделать это так, чтобы у него не возникло подозрений, что она побывала в наших руках.

— Но как это сделать, боярин? Посольство все перебито, гонец без головы, печать с грамоты сорвана.

Боброк усмехнулся.

— Предоставь эту заботу мне, князь. Лучше скажи, есть ли у тебя человек, которому ты верил бы, как себе? Хочу послать его на опасное дело. Могут ждать его смерть и пытки, а потому и нельзя в нем ошибиться.

— Есть, боярин. Тот атаман, что отбил грамоту.

В глазах Боброка мелькнуло удивление.

— Ты говоришь о Дороше? Но что связывает тебя, родовитого русского князя, с безродным степным ватажником? Почему он у тебя в такой чести?

Князь Данило задумчиво потер переносицу.

— Ладно, боярин, слушай. Давно это было, пожалуй, десяток лет назад. Настигли раз в лесу мои слуги беглого холопа. Ловок был, крепко отбивался, двоих или троих рогатиной зацепил. Да только скрутили его мои молодцы и привели ко мне на расправу. Молчал он, волком на всех смотрел, да нам и не нужны были его слова. Потому что еще два дня тому назад были у нас люди боярина Векши и рассказали, что один их холоп из-за своей опозоренной невесты подстерег ее обидчика, молодого паныча, и хотел его жизни решить. Да только сумел тот, раненный, от него ускакать. За кровь моих слуг я мог сам этого холопа насмерть забить или дать псам порвать. А мог вернуть его на расправу к бывшему хозяину, боярину Векше. Да только не сделал я ни того, ни другого. Велел накормить, спрятать подальше от чужих глаз. А потом темной ночью дал ему коня, саблю, харчей на дорогу и проводил до степного порубежья. Не забыл он той встречи, боярин, однажды и меня от лихой беды спас. С тех пор и держимся мы друг друга, всегда на помощь один другому приходим. И если нужен тебе верный человек, положись на него смело.