Тест

Поражало и то, что бывших своих друзей он словно перестал узнавать: со всеми был ровным, официальным и даже в дружеских разговорах не выходил за рамки производства.

— Ты что, помешался на своем оборудовании, а, Роман Михайлович? — в шутку заметил заместитель главного инженера предприятия Бальчук.— Дома не бываешь. Мне вот вчера Наташа звонила, спрашивала о тебе, ругала: гробите человека. Я понимаю: производство — это важно. Очень важно. Но нельзя же так.

— Какая Наташа? — спросил,

— Да у тебя и впрямь короткое замыкание в башке.

Роман Михайлович постоял несколько секунд, казалось, уйдя в себя. Потом ответил:

— Все в полном порядке. Замыкания нет. Наташа сказала: «Все отменяется»,— и пошагал в цех.

— Чудак! — только и промолвил Бальчук.— Но производство поднял. В считанные дни. Молодец, ничего не скажешь. На орден тянет.

*

Секретарь Таня была в трансе. Сегодня Роман Михайлович вызвал ее в кабинет во время обеденного перерыва л строго спросил:

— Что такое целовать?

Девушка стушевалась.

— Такое придумаете…— начала она.

— Ты умеешь целовать? — спросил еще строже.

— Умею…— покраснела.— Не совсем, не очень.

— Покажи.

— Роман Михайлович! Разве можно?

— Приказываю. Приказ № 87.

Она подошла к нему, несмело чмокнула в щеку и, раскрасневшись, выбежала из кабинета.

— Целовать — значит касаться лица губами в этом квадрате,— ткнул себя пальцем в щеку Роман Михайлович и пошел осматривать главный конвейер.

На столе осталось лежать письмо от сестры: «…Брось все и сегодня же вечером после работы пойди к Наташе. Обними, поцелуй и она тебя простит. Разве можно так поступать, Роман? У тебя же семья, дети. Прошу тебя, нет, приказываю: иди и помирись!..»

«Здравствуй, дорогая Леночка!

Теперь я убедилась окончательно: Рома сошел с ума. Наконец явился. Заявляет прямо с порога: «Получил приказ сестры прибыть домой и помириться. Я должен тебя обнять и поцеловать». Такой серьезный, знаешь, стоит. Ну, думаю, к шутке все сводит, неловко ему, стесняется. Подошел, сгреб меня — и откуда у него столько силы взялось? Поцеловал неумело как-то, словно мальчишка впервые. Спрашивает: «Ты простила?» «Простила,— отвечаю со вздохом.— Иди детьми займись, забыли уже, какой у них отец». «Сколько?» «Сколько захотят. Если вообще захотят».

И началось. Приходит вечером домой. Сгребает в объятия, целует. Играет с детьми. Как только засыпают — бежит на работу. Прибегает в семь утра, тащит Димку в садик. Есть не хочет абсолютно, ни под каким предлогом. «Нет надобности»,— говорит. Спать тоже нет ему, видишь ли, надобности. Ни слезы, ни уговоры не помогают. Тычу ему завтрак. А сегодня, знаешь, что обнаружила? Он, оказывается, выбрасывает мной приготовленное в ящик для мусора, прямо возле подъезда. Представляешь?! Я бы и не знала, так дворничиха сказала: «Что это ваш муж каждый день свертки с едой выбрасывает? Кошек приучил к ящикам, прямо спасу от них нет!» Вечером Димка заявляет: «Надо папу на подзарядку поставить. Мы с Олей высасываем у него энергию до предела, еле дойти до работы хватает». Что твой братан с ребенком делает! Ужас какой-то и все. Мальчику сколько слов вбил в головку! Электроэнергия, фактаж, оборудование, автоматическая линия, нейтринные связи…

Прошу тебя, приедь, поговори с братом. Может, одумается? У меня уж сил нет терпеть такое.

Остальное у нас все хорошо. Никто не болеет. Ольга много читает, боюсь, чтоб глаза не испортила. Димка стихи декламирует, поет песню «В лесу родилась елочка» — готовится к новогоднему утреннику в садике. Приезжайте в гости, будем рады (тебя жду-не дождусь особенно, надеюсь, понимаешь). Тогда и поговорим подробнее.

До свидания. Наташа. 21 декабря 20… года».

*

Таня подала заявление с просьбой уволить по собственному желанию на следующий день после принудительного, как считала, поцелуя. Мастер Рябчиков попросил уволить через несколько дней после того, как схлопотал второй (теперь уже строгий) выговор за нарушение производственной дисциплины — два десятка деталей превысили допуск точности после шлифовки на несколько десятков микронов.

— Раньше допуск едва ни полумиллиметром на этом вале измерялся, а теперь микронами. Поймай их, эти микроны! — жаловался коллегам.— За тем станком молодой стоит, три дня как из ПТУ к нам пришел. И за что я попал в немилость к Михалычу?

— Нынче он всех давит. Беспощадно. Словно подменили человека. Раньше такой сердечный был, внимательный,— сочувствовал Захарчиков.

— То раньше,— вторил Валько.— Мог и накричать за дело — никто не обижался. Из себя мог выйти, особенно после взбучки у директора. Сейчас стал ровным, спокойным, как запрограммированный. И — зверь. Тоже вскорости буду расчитываться. Зачем мне начальник, который по-человечески не понимает? Сидит филином в кабинете. И днюет и ночует там.

— Да он почти не спит. Рассказывают, с женой поссорился. До развода дело доходит.

— Тогда ясно. На нас зло сгоняет.

— И откуда у него эта дурацкая принципиальность взялась?

— Принципиальность — черта отменная,— подвел итог волне возмущения Захарчиков,— если она от души идет. Не понимаем разве — надо производство подтягивать. Но одно дело, когда тебя за человека считают, и другое, когда машине уподобляют. Так и свихнуться можно. Я вчера (видимое ли дело?) на прием к нему записался. Зашел, говорю, посоветоваться. На релейном участке ребята рацуху кинули. Отличное предложение — эффект несколько сотен тысяч рублей должен составить. Поверьте, говорю, сам загорелся, как мальчишка. Но чтобы проверить все, надо на несколько часов остановить производство. Потом это, несомненно, окупится. Выслушал Михалыч суховато как-то, официально.

— Не имею,— отвечает,— права производство останавливать. Надо выполнять программу.

Захарчиков с горечью развел руками:

— Раньше, я уверен в этом, поддержал бы подобное Михалыч. На риск бы пошел, невзирая на конец года. Помните, совсем недавно сам носился с идеей биоробота, мучился, что не разрешают экспериментировать. А сейчас, видите ли, не имеет права. И какая его муха укусила? Подошел я к нему с другой стороны. Предложил в выходной день поработать. Ребята, говорю, останутся, пожертвуют личным временем.

— Не разрешаю,— отвечает.— Перерасход энергии недопустим. Износ оборудования в нерабочее время тоже. Нет приказа.

— Какого приказа? — взбеленился я.

— Свыше. Время вашей аудиенции закончилось. Следующий.

— Вот так,— закончил рассказ Захарчиков.— Завтра пойду к директору завода. Иного выхода нет. Неужели и там не поймут?

*

«Здравствуй, Леночка!

Мне больно писать, но жить с Ромой нет больше сил. Наверное, буду подавать на развод. Он действительно, словно заведенный. Ужасно стал однообразен. Но с этим еще могла смириться. А вчера сотворил такое, уму непостижимо. Я силой заставила его остаться дома, когда дети уснули. Просидел всю ночь на кухне. Что там делал, не знаю, во всяком случае шума не было. Но под утро во всем доме — представляешь?! — погорела электропроводка. Инспектор из горэнерго пришел требовать объяснений. Я как-то ненарочно посмотрела на электросчетчик, совсем недавно платила за электричество. И о ужас! За ночь намотал почти на 200 рублей! Инспектор спрашивает: что у вас в квартире творится? Я к Роману. Тут зазвонил телефон: его вызывали на работу. «Никуда ты не пойдешь,— кричу на него,— пока не объяснишь, в чем дело! И инспектору тоже. Запрещаю тебе открывать дверь». И что? Он выпрыгнул через балкон. С нашего четвертого этажа! Едва разрыв сердца не получила. К счастью, не разбился — помчался во всю прыть в свой проклятый цех. Инспектор от страха потерял сознание.

День прошел как на иголках. Вечером слышу, кто-то стучится на балконе. Подхожу — Рома. И как он туда залез? Впустила молча, не разговариваю. Начал играть с детьми. Вдруг слышу: дикий рев. Прибегает ко мне Димка, весь в слезах, слова вымолвить не может. «Что случилось?» — спрашиваю. А он мне, всхлипывая: «Пап-па, пап-па…» Тут подходит Оля, объясняет. Оказывается Димка начал рассказывать твоему братцу-истукану о Деде Морозе, какие тот принесет подарки к Новому году. А тот в ответ: «Факты (представляешь?! факты) свидетельствуют: Деда Мороза не существует в природе. Объект науке неизвестен. Лицо вымышленное. Фактам надо верить».