Прыжок леопарда (СИ)

- Но ведь люди разумны. Неужели никто ни о чем не догадывается?

- Кхе, - дед кашлянул, а может быть, засмеялся. Он старательно раскурил, погасшую было, папироску. Потом почему-то выплюнул и достал из пачки другую. - Человек слаб. Он мнит себя главной фигурой. Эпицентром, вокруг которого свершается то, что действительно достойно внимания. Ну, скажи, о чем они могут догадываться, если даже Последний Хранитель Сокровенного Звездного Знания так до их пор и не понял, почему он сейчас не с мамой, а здесь?

Это был удар ниже пояса. Я обиделся, хотел даже заплакать.

- Не журись, - успокоил дед, - сегодня ты сам все поймешь. В каждой жизни есть внешняя логика и внутренний стержень. Различить их порой невозможно. Вот, например, одному из Великих, для каких-то далеких целей однажды потребуется, чтобы Колька Петряк, стал главным редактором на краевом радио.

Я засмеялся в голос:

- Ничего у него не получится. Колька хочет стать космонавтом.

- А кто его будет спрашивать, если другого Великого такой вариант тоже устраивает? Уж поверь мне, найдется способ. Влюбится Колька в Таньку Митрохину, и поедет с ней за компанию, поступать в институт. Что, невозможно такое?

Я понял, что крыть нечем. За Танькой из соседнего дома я и сам готов хоть на край света.

- Уж поверь мне, Антон, мечты очень редко сбываются. Если это написано на роду - Колька редактором будет. Хоть ненадолго, но будет. После целого ряда "случайностей", "совпадений" и "неувязок", которые одновременно являются и звеньями каких-то других комбинаций, он получает образование, устроится на работу, будет расти по служебной лестнице. Разве он может догадываться, что вся его прошлая жизнь - всего лишь прелюдия к данности. А нужен он, по большому счету, ради одного-единственного часа.

Когда этот час придет, он даже его не заметит. Все будет обыденно, буднично. Он будет сидеть в кабинете у телефона и грустить. А в другом конце города одинокая женщина, единственная из тысяч, вдруг вспомнит, что завтра ее подруга будет отмечать юбилей. К этому ее подведут другие цепи воздействия. Она тоже будет уверена, что телефонный звонок в редакцию - это не ее прихоть.

Круг замкнулся. Дальше можно моделировать все что угодно: встречу, прогулку, свадьбу. Но и это еще не все. Что-то неуловимое в голосе этой женщины заставит нашего Кольку подумать о Таньке Митрохиной, в которую был безнадежно влюблен. Он вспомнит выпускной бал, и звуки школьного вальса. И опять-таки будет уверен, что это его личные, никому не доступные воспоминания. Посчитает, что такой же пасмурный день, аромат духов, мимолетно дохнувший из прошлого и этот тревожащий голос - опять-таки следствие, не причина. Не нужно быть великим провидцем, чтобы предсказать дальнейшие Колькины действия. Конечно же, он позвонит в дискотеку и попросит доставить к нему нужную запись или пластинку. Потом пару раз для души прослушает "Школьный вальс" и включит его в одну из ближайших программ. Да еще и подумает про себя: "Своя рука - владыка". А уже кто-то третий, услышав песню по радио, пойдет на работу другой дорогой и не попадет под автобус... Ситуация, которую я развернул, - одна из тончайших паутин величайшей сети причинно-следственных связей, многократно дублирующих друг друга. Ты хоть понял, насколько все это сложно?

Вот это я точно понял.

- Пошли что ли? - дед тяжело поднялся на ноги, и болезненно морщась, принялся растирать раненую ногу.

- Значит, это не мы идем на рыбалку, а нас туда кто-то ведет? - разочарованно выдавил я сквозь надутые губы.

- Никто никого никуда не ведет, - усмехнулся дед, - если не хочешь, можешь остаться тут. Он обнял меня за плечи и провел по щеке шершавой ладонью. - Ты шибко, внучок, не расстраивайся. Все что я рассказал, нас с тобой не касается. Мы ведь тоже... в какой-то степени игроки. Не гении конечно, но кое-чему научены.

- А можно вопрос?

- Можно. Если только один.

- Ты сам за добро или зло?

- Гм-м, - дед почему-то замялся, - видишь ли... пока что мы сами за себя.

- Это не ответ!

- Понимаешь, Антон, есть еще третий, самый великий игрок. Но он сейчас... скажем так, отдыхает. Ведь еще не закончилась ночь.

- Это Сварог? - легко догадался я.

- Сварог - только лишь имя. Одно из имен.

- Но кто же тогда, кто? - я в нетерпении топнул ногой. - Что еще может быть, помимо добра и зла? Пока не ответишь - никуда не пойду!

- Правь!

- Правь? Скажи, что такое правь?

- Ну, ладно. Если по сути: добро считает, что день это хорошо, а ночь - плохо. Зло утверждает, что ничего кроме ночи и быть не должно. А правь хорошо знает, что за ночью должен приходить день. А если этот круг разрывается, то все в этом мире не так. Понял? Пошли, почемучка. Обещаю, что больше никогда ты не будешь задавать таких глупых вопросов...

***

Перевернув последнюю страницу, адмирал поймал себя на мысли, что делает это с большим сожалением.

- Кто бы ты ни был, - прошептал он в неизвестность, - но я искренне желаю тебе удачи!

Глава 3

Предчувствие надвигающейся беды пришло ко мне нежданно-негаданно. Чувства тоже материальны. Они, как и все в этом мире, изменяются во времени и пространстве. Всколыхнется душа на трагической ноте, войдет в резонанс на уровне атомов и частиц... и понеслась!

Я прошел в радиорубку через палубный тамбур, поелозил сапожищами по влажной тряпке и включил передатчик. Пока на табло не погасла надпись "ждать", закурил ритуальную сигаретку и потянулся к вахтенному журналу...

Знакомый, давно позабытый звон, заложил уши. Последний раз я слышал его в том незабвенном возрасте, когда нет-нет, да ложил в штаны. В легкие хлынул поток кислорода, тело на вздохе оцепенело, а нутро растворилось в воздухе.

Я вцепился глазами в какую-то точку, стиснул зубы и ждал. Но огненный шар из моих детских кошмаров почему-то не появился. Звон постепенно сошел на нет, как будто, его и не было. Я вытер холодный пот. Попробовал отдышаться.

Ну да, рядом Исландия. Это они, горы, великие и непознанные в своем первородном величии. Время для них движется по шкале, приближенной к вечности. Их час - мой век. Они наблюдают окружающий мир в виде серых медленных волн, замкнутых в четырехмерном пространстве. Что я для них в этом мире? - едва различимое уплотнение с частотой резонанса, приближенной к их восприятию. Вот они и пытаются со мной пообщаться на древнем, как Род языке, который мной безвозвратно забыт. Что им нужно, и нужно ли это мне?

В палубном тамбуре кто-то о чем-то спорил. Уборка шла полным ходом. Пахло хлоркой и жидким мылом. Потихонечку отпустило. Я тряхнул головой, огляделся. Окружающие предметы стали приобретать привычные очертания. Но в тот же самый момент, душа поперхнулась таким неподъемным комом безысходности и тоски, что я чуть не взвыл. И все повторилось сначала. Потом еще и еще: приступ сменял приступ с беспощадной холодной цикличностью. Я больше не жил, а вычеркивал часы и минуты из жизни.

Потом я заметил, что влияние гор становится все слабей. Оклемался глубокой ночью. Ничего уже не хотелось, ничего больше не радовало. Больше суток я просидел за столом, мучая передатчик и телетайп. Как не сломался, как сумел пересилить себя. чтобы перешагнуть через это огромное "не могу"?

С той самой ночи я окунулся в далекое прошлое. Перелопачивал события, факты, слова. Народ, указывая на меня, молча крутил пальцами у виска. Ну, еще бы! Я перестал играть в карты, ни разу не прикоснулся к своей серебристой тачке. Все остальные счастливые обладатели импортного металлолома драили их до зеркального блеска.

Им это дело казалось особенно странным. Делегатом от общества прислали ко мне электромеханика Вовку Орлова.