Тайна одной находки

Сонгху, расположившийся на низеньком китайском диванчике, без особых колебаний рассказал, не утаивая, все то, что ему было известно.

Упавшую с неба «святыню» принесли в монастырь с гор Ньенчен-Тангла паломники в год «Огненной свиньи» (1947 по нашему летоисчислению). Доставили они ее незадолго до разразившегося в этот год восстания лам монастырей Сэра и Гандан против лхасского правительства. Борьба с этим восстанием, появление в скором времени в Тибете и самой Лхасе английских, а позже и американских агентов, поднятая ими заваруха — все это отвлекло внимание от «святыни». Бурные земные дела заслоняли дела небесные, и святыня, почти забытая всеми, лежала в храме неподалеку от статуи Будды среди драгоценной утвари и свитков со священным писанием. Вспомнили о «святыне» лишь тогда, когда она исчезла вместе с сокровищами. Как описал ее Сонгху и даже показал рукам, по размерам она равнялась приблизительно большой бутыли — четверти, но была немного потоньше и представляла собой округлый, с гладкой синевато-черной поверхностью предмет, правильно, симметрично заостренный к одному из концов. Хотя лама и видел паломников, принесших «святыню» в монастырь, но не беседовал с ними и, конечно, ничего не мог знать о подробностях падения ее с неба.

Я подумал: «Теперь не осталось никаких сомнений в том, что наш «метеорит»- творение рук человеческих. Как можно было говорить о метеоритной природе «святыни»?»

Погрузившись в свои мысли, я не обращал больше внимания на ламу, почти не заметил, как ушел он.

— Как вы представляете все это? — услыхал я вопрос Ван Сина, когда он, проводив Сонгху, вернулся ко мне.

— Гм!.. Я полагаю, что нам нужно решительно отбросить версию о метеорите. Разве бывают метеориты, имеющие правильную форму и гладкую поверхность снаряда? Разве не мог этот предмет быть сброшенным, окажем, с пролетавшего над горами самолета? Ведь это же могли быть неразорвавшаяся авиабомба, снаряд, может быть, какой-нибудь вымпел. Согласитесь сами, Ван Син, не с Луны же прилетел обточенный на станке стальной цилиндр с заостренным концом.

Ван Син с улыбкой кивал головой.

— Я согласен с вами, — ответил он. — Вполне допустимо, что в те годы мог пролетать над горами самолет чанкайшистской авиации, авиации Народной Китайской армии, наконец, английской или американской. Он мог лететь на большой высоте, может быть, ночью… Меня только смущает непонятная твердость…

— А-а, ерунда! Какая-нибудь особо высококачественная сталь… Раздосадованный до крайности, я торопливо поднялся и простился с Ван Сином. Мне стало стыдно, в каком, в конце концов, глупейшем положении оказались мы с Алексеем перед людьми. Как посмеются над двумя великовозрастными болванами Кай Фынь, пекинские астрономы! Приехать в Тибет по командировке Министерства геологии, заниматься серьезным и необходимым трудом пo разведке полезных ископаемых в дружественней нам стране и чуть ли не свихнуться на записях американского авантюриста, интриговать занятых людей… из-за вывалившегося из самолета стального футляра или неразорвавшейся авиабомбы!

До самой весны мы больше не возвращались к загадке. Мое отношение к ней окончательно определилось. Что думал тогда Алексей, мне трудно сказать.

Прошла холодная тибетская зима с бушующими ветрами, метелями, капризными переменами погоды. Отшумели февральские новогодние праздники — пляски разряженных в фантастические маски лам на площади перед Поталой, танцы женщин с колокольчиками, фейерверки. Но вот погасли алтари, рабочие разобрали и увезли шатры, кончились новогодние праздники.

К весне открылись в городе новые государственные магазины и начался ремонт электростанции, вышедшей из строя несколько лет тому назад. Уже почти к самой Лхасе подходило Сикан-Тибетское шоссе, и все чаще встречались на улицах машины. Приехала, кажется, первая в Лхасе кинопередвижка, и толпа на площади, цепенея от удивления и восторга, смотрела китайский киножурнал. Повеяли теплые ветры, забурлила, пошла водоворотами Кичу.

…Кай Фынь! Он появился теплым апрельским днем в том же полушубке, тех же ватных брюках и сапогах, в каких мы провожали его полгода назад.

С ним прибыли двое молодых пекинских астрономов — сухощавый, подвижной Чжэн Фу и крепыш со спортивной выправкой Тин Ли. Познакомив нас с астрономами, Кай Фьгнь выслушал наш краткий отчет о работе в зимнее время, а потом заговорил о загадке.

Как выяснил он, никому из сведущих в метеоритах людей, а также специалистам-металловедам никогда не приходилось слышать о столь необычайной твердости небесного камня. В какое-то сравнение с ним могли идти лишь победитовые резцы советской марки и кое-какие сорта американской инструментальной стали новейших образцов. Но все это противоречило тем записям, которые частично удалось прочитать в блокноте Джонсона после сложной обработки размытых страниц в лаборатории криминалистики. Вот что было записано на фотокопии, которую передал нам Кай Фынь:

— Последующий текст, насколько оказалось возможным прочитать его, — пояснил Кай Фынь, — не имеет никакого отношения к «святыне» и совершенно незначителен.

— Какая-то сказка! — вырвалось у Алексея.

Я сейчас же изложил до мелочей все то, о чем услышал пять месяцев тому назад из уст Сонгху. После моего рассказа мы молча сидели несколько минут, уставившись друг на друга. Если Кай Фынь и астрономы ошеломили нас, то не меньше поразил их я своими сведениями о таинственном предмете. Все это никак не укладывалось в наших головах.

Чжэн Фу первым нарушил молчание:

— Прилетел ли этот предмет из мирового пространства или упал с самолета, мы окончательно узнаем лишь, когда разыщем его. Не будем сейчас строить никаких гипотез о том, что же это такое: межпланетный снаряд или изделие земной лаборатории сверхпрочных сплавов. Достаточно с нас неслыханной твердости этого «нечто», чтобы не щадить сил на его поиски.

— Во всяком случае, — заключил Кай Фынь, — я полагаю, мои уважаемые коллеги — Василий Кузнецов и Алексей Гордеев, отправляющиеся через несколько дней в новую экспедицию в Западный Тибет, помогут астрономам в поисках…

…И снова Западный Тибет. Снова безбрежные равнины, взметнувшиеся ввысь снежные купола Ган-дис-ри, провалы озер, вой ветра, пыль, солнце. Свежая майская зелень ковров, вытканных золотом лютиков, лазурью генциан, розовым крапом гвоздик, сменяется тоскливыми галечниками и песками.

Вот и знакомые гранитные скалы, зеленовато-серые и желтые осыпи, обрызганные молодой листвой кустарники, прозелень мятликов и осок. Шуршит под ногами песок, звенит о борта вездеходов бросаемая ветром щебенка. Вот остатки самолета. Однако запомнившаяся мне хвостовая часть фюзеляжа уже почему-то не торчит кверху, а валяется на боку. Что-то новое встречает глаз дальше: обломки поредели, исчезло шасси…

Астрономы, мы с Алексеем, переводчик Ли Сяо, рабочие, геологи, водители медленно обходили место аварии. Да, сомнений нет: здесь кто-то побывал после нас. Не видно многих кусков дюраля, нет валявшегося в прошлом году около камня обломка пропеллера на валу. Неподалеку — зола костров, обглоданные бараньи кости, рогатый череп яка — явные следы стоянки кочевников.

С лихорадочной торопливостью мы принялись за работу. Обшарили чуть ли не каждый сантиметр земли вокруг, взбирались на скалы, перелопатили весь песок и щебенку, заглянули под каждый «кустик. С утра до вечера вся наша партия, от руководителей до шоферов, и оба астронома перевернули буквально все на площади в несколько квадратных километров. Мы нашли четыре алмазика, откопали черепки знакомой нам нефритовой вазы и бирюзовое ожерелье, наткнулись на человеческие кости, нам попались также заржавленные ручные часы швейцарской марки, мелкие обломки самолета, полуистлевшие клочья одежды и даже портсигар, но не было только самого главного: таинственного цилиндра.