Олаф, сын Улафа

Но чем закончилось удивительное путешествие Гюды, ухитрившегося зимой добраться до Исландии и к лету возвратиться в Норвегию, конунгу Улафу не довелось узнать. Огонь оказался слишком силен, и висевший над ним с вывернутыми руками раб загорелся как полено. Волк повелел закопать останки и держать языки за зубами, дабы Сольвейг не дозналась о происшествии. Впрочем, самое главное он узнать успел - кровник его жив. Не сказать, что это сильно испугало Улафа. К тому времени пророчество Тора как-то потускнело от времени и забот, болезни не касались маленького Олафа и хотелось верить, что все было дурным сном от ветров в животе. Как ни в чем не бывало, вернулся он домой и через несколько дней выступил с дружиной в поход.

Как и было уговорено встретились все в Великом фьорде. Ярлы собрались в шатре у Улафа и единогласно избрали его главным. Всего в поход выступило две сотни больших кораблей. На берегу принесли жертву Тору и колдун по бараньим мозгам предсказал удачу во всем. И вправду, начало было благоприятным - попутный ветер и спокойное море. В Бирке к ним присоединились еще пять десятков кораблей ярла Грольфа.

Великий поход, о котором потом будут слагать легенды победители и страшные сказки побежденные, начался. Волны Балтики милостиво плескались о борта кораблей, лизали весла, словно веселые щенки, а ветер поселился в туго натянутых больших парусах. Все обозримое пространство покрывала флотилия Улафа, в изгибах облаков виделись чудесные башни Константинополя, а каждый закат и рассвет по всем признакам обещал много крови и столько же поживы.

Улаф вспоминал как много-много лет назад вместе с отцом приехал в их края странный человек с коричневым лицом, стриженными волосами и бородой, черными как ночь. Был то мавр из далекой Кордовы, называвший себя ибн-Рустах. В обмен на золото и странную статуэтку сидящего бога с закрытыми глазами и задумчивой улыбкой мавр старательно записывал на пергаменте все сведения о жизни викингов, о торговых путях, о городах и поселках, о ветрах и течениях. Улаф прекрасно помнил как поразил его ибн-Рустах тем, что вырисовывал на больших кусках кожи замысловатую вязь узоров, и казалось ему, что чужестранец не рассказ записывал словоохотливого отца, а делал сложное украшение.

Мавр провел у них две зимы, а затем отправился с торговцами в Новый город, своими глазами желая увидеть Русь, а если Аллах (так он на свой манер именовал Одина) будет благосклонен к нему, то и спуститься по рекам к граду Киеву. Хитрый был мавр, думал алчность викинга застелет тому глаза, лишит разума и понимания - что по-настоящему делал в Норвегии шпион, но не учел того, что алчность не имеет предела, что ее не утолить мешочком монет, что невольно показал он новый источник золота и направление новых набегов - богатые испанские города, где драгоценностями выкладывают мостовые.

Улыбающийся бог с вывернутыми ногами сидел на полке, дожидаясь своего часа, как напоминание о далеких теплых морях, о горячем солнце, что плавит смолу в кораблях и купцам необходимо часто обливать палубу водой, дабы кнорр не рассыпался от ударов волн. Один щедрой рукой обсыпал мир золотом, серебром, драгоценными камнями, но на Норвегию ему уже не хватило богатств. Да и зачем воину бесполезные камни в земле? Разве одобрил бы Тор, если бы викинг сменил меч на лопату и стал копать ямы в поисках сокровищ? Дело землепашца сеять и собирать урожай, дело скотовода пасти коров, дело воина - совершать набеги и отбирать то, что ему понравилось. Мир устроен мудро и у каждого в нем свое местечко.

Балтика милостиво пропустила корабли в Ладогу, а оттуда викинги спустились к Новгороду. Никогда еще русы не видели столько кораблей у своих стен и великий страх поселился в их сердцах, когда грозные морды носовых драконов мрачно взглянули на торговый град. Однако Улаф не остановился здесь, а направил корабли дальше, где на острове стояла крепость. Владел той землей Рагнер и с распростертыми объятиями встретил конунга. Владения Рагнера издавна служили пристанищем для его соплеменников на их длинном пути на восток или на юг. Славилось место обилием веселых мест, где хмельных напитков наливали без меры, где танцевали и ластились гибкие красотки, и где каждый мог испытать свою удачу в игре на кости.

Рагнер Хитрец пытался отговорить конунга и ярлов от похода в Черное море и предлагал совершить набег на славный и богатый город Булгар на Итиль-реке. Странные слухи доходили до него из Константинополя о вере христианской и что русы уже склоняются к ее принятию, ни во что не ставя собственных грозовых богов. Квельдвульф пил вино, хлопал по заду аппетитную толстушку и хохотал во все горло. Он и представить себе не мог, что же такое должно случиться для его обращения или кого-то из его дружины - вряд ли бы Одноглазый или Молотобоец смогли силой заставить викинга отказаться от хмельных напитков и женщин. Рагнер только качал головой. Однако задерживаться дружину Улафа не призывал, так как такого количества соплеменников не выдерживали и его запасы.

В предвкушении поживы воины проигрывали громадные суммы денег, а когда ростовщики намекали на то, что неплохо бы и расплатиться, то тут же хватались за мечи. Народу невинного побили и порезали без меры. Хитрец готов был уже сам молить страшного христианского бога, дабы тот принял под свою руку эту пьяную и похотливую ораву.

Флотилия растянулась на многие тысячи локтей, спускаясь по узким рекам и протокам, таким, что борта скребли берега, а под плоскими днищами перекатывались камни. Паруса и мачты были убраны, дни и ночи дружина гребла веслами, попеременно сменяя друг друга. Запасов и воды было предостаточно, а кто желал чего свежего, тот всегда мог спрыгнуть за борт и поохотиться на непуганых зверей в темных и безлюдных лесах.

Русь была обширна и пуста. Редкие поселения встречались на их пути, но к тому времени как лодки подходили к деревянным укреплениям, за ними уже никого не оставалось - о викингах впереди катилась дурная слава и население таких поселков предпочитало прятаться в лесу со всем своим скотом и простым скарбом. Некоторые нетерпеливые воины обыскивали пустынные крепости в поисках поживы, вызывая взрывы хохота своих товарищей захваченной добычей - тощей козой или женской драной юбкой.

Солнце вставало все выше, становилось жарче. Река Ловать мелела, сквозь прозрачную воду прорастали темные камни, пока окончательно не преградили путь кораблям. Начинались пороги, за которыми водный путь полностью иссякал и до истоков Днепра необходимо было перетаскивать суда волоком. Но Тор все еще благосклонно смотрел на это дерзкое предприятие, и через десяток дней корабли были сняты с бревен и снова подставили свои крутые борта теперь уже днепровской воде. Впереди лежали Гнездово и Киев.

Гнездово встретил их кипучей деятельностью, гулом торга и родной речью. Народ здесь, разбавленный воинственной кровью норманнов, был не робкий и не давал спуска оскорблениям. Истомленная путешествием, а еще больше - ожиданием схватки и поживы, дружина с жадной тоской поглядывала на ювелирные лавки, связки пушнины, рулоны тканей и груды оружия. Волк читал в их глаза желание с воем броситься на все это богатство. Но их ждали Киев и Вытечев. К тому времени короткое лето уже подходило к концу. Предстояло обустроиться на зимовку и на совете ярлов решили выбрать для этого Витахольм - давнее пристанище северных народов недалеко от Киева, где еще в свое время Энгль воздвиг рунный камень в память о своем сыне Торальде.

Осень приносила запахи богатого города, лежащего где-то там, всего в каких-то шести неделях пути от Гарада и Устахольма, но зима не давала никаких шансов добраться до него в этот год. Днепр покрылся льдом, снег укрыл вытащенные на берег лодки. Викинги погрузились в печаль от вынужденного безделья.

Несколько раз за зиму и весну Улаф побывал в Киеве, погостил у старого Энгля, который отказался покинуть могилу сына, и выспрашивал у старика все подробности о его походе в Константинополь. Но Энгль теперь мало чем мог помочь конунгу - он бормотал что-то невнятное и спрашивал у того не видал ли он где Торальда Могучего.