Один из многих на дорогах тьмы

Меня это встревожило, Торкас. Род Ранасов не любили в Ланнеране. Они - бродяги и храбрецы, и городу трусов они непонятны. Коль Ланнеран готов породнится с Рансалой, значит, беда действительно велика.

Я захотел увидеть Энраса - и увидел. Я не мог с ним говорить, но я слушал, что он говорит другим. И я понял: с чем бы он не пришел - это не сказки.

- Не все сторонятся лжи, отец!

- Он не нуждался в лжи. Телом он был могуч, лицом приятен, нравом спокоен и разумен речью. Я решил, что задержусь в Ланнеране, чтобы спросить его самого.

- Ну?

Он покачал головой.

- Не прошло и двух дней, как грянула новая весть. Энрас в руках блюстителей и будет казнен. Лодас сам выдал зятя Черным.

- Ну? - опять хрипло выдохнул Торкас.

Он не весело усмехнулся.

- Ланнеран обезумел, сынок. Уши слышали, а языки разнесли то, что Энрас сказал Лодасу, когда его уводили. "Несчастный, - сказал он будто бы, - теперь ты всех погубил." Эти трусы мычали от страха и ждали казни, но никто не посмел напасть на тюрьму. - Поглядел на Торкаса и сказал угрюмо. - Со мной было десять воинов, Торкас, Такема не может воевать с Ланнераном.

- И ты дождался конца?

- Да, - ответил он так же жестоко. - Я хотел узнать и узнал.

- Что?

- Мир погибнет, - сказал он просто. - Я сам видел, ка Энрас сделался богом. Пока он был человеком, он был снисходителен к людям, а теперь он их презирал. Он смеялся над ними, когда уходил. Он дал убить свое смертное тело, глумясь над теми, что сами сгубили себя.

- А мать?

- Один из моих людей заметил ее в толпе. Я не думал ее забирать. Хотел найти ей укромный дом и женщину, чтобы за ней ходила. Но когда к ней вернулся разум и она сказала, что носит дитя... Нет, - сказал он, - я не солгу: не ради нее и не ради ребенка. Чтоб заслужить милость того, кто ушел от нас в гневе, и защитить Такему. Но я награжден сторицей, Торкас, потому что у меня есть ты.

- А родичи... Энраса из Рансалы?

- Была война, - неохотно ответил он. - Ланнерану пришлось выплатить виру. А потом... Рансалы нет, Торкас, она умерла. Море ушло от Рансалы, и Ранасы ушли вслед за морем. Говорят, они построили множество кораблей, сели на них и уплыли.

И - тишина. Он молча глядит на обрывок света, на жалкий, чахнущий огонек. Будь мой соперник жив, я бы сразился с ним. Силой рук или силой ума, но я мог бы с ним сразиться. Но что я могу, если он не вытащит меч и не скажет в ответ ни слова? Он забирает Торкаса, как когда-то забрал Аэну...

- Ты не прав, отец, - сказал Торкас не громко, и он поглядел на него. Поглядел - и отвел взгляд. Потому что не Торкаса это были глаза, совсем чужие глаза, словно кто-то глядит через его лицо. Твердая теплая темнота, мрак Начала, что все вмещает в себя, но сам непрогляден для смертного взора. Уже?

- Ты неправ, отец, - мягко сказал ему Торкас. - Мне нужен ты, а не он. Я не знаю, как человек становится богом, но мне не нравится, когда презирают слабых, и смеются над тем, кто не может себя защитить. Мне нет дела до Энраса, но я хочу знать. Жизнь моей матери и моя... Это глупо если не знаешь, из-за чего... Если ты позволишь, я съезжу в Рансалу, когда минуют трудные дни.

- Ты волен ехать, куда захочешь, но в Рансале нет людей.

- Кто-то да есть! - сказал Торкас нетерпеливо. - Я возьму с собой пятерых и вернусь до начала Суши.

- Не загадывай, - устало ответил Вастас. - И не вздумай заглядывать в Ланнеран. Там тебя сразу сделают богом.

5. РАНСАЛА

На третье утро они оторвались от гор и рысью поехали между холмами.

Еще не началась сушь и не спалила траву. Короткая серая шестерка на спинах холмов и серая даль, и тяжелая тишина. Как тускл и безрадостен мир и как безлюден! И в этом пустующем мире мы еще убиваем друг друга?

Два дня в безопасности опустевшего края - и начали попадаться пустые селенья. Не разоренные - просто люди ушли, когда в последнем колодце иссякла вода. Они старались держаться подальше: в пустых домах обычно селится нечисть. Опасные порождения Великой Суши, которым почти не нужна вода. И все равно эти твари напали ночью, хоть мы и разбили лагерь вдали от домов. Колючие, безглазые, черные твари, они прорывались сквозь пламя и тучу стрел. Людей защитили плащи и кольчуги, но искусанный дорм околел к утру.

А к середине дня, в самую духоту, они увидели, наконец, башни Рансалы. На сером выжженном берегу, над серой гладью бывшего моря она возникла, словно из сна, веселым легким скопищем башен. И так не хватало за ними моря...

Безлюдье и зной, лишь звенит тишина, но гладки и прочны стены Рансалы, закрыты окованные ворота - Торкас сроду не видел столько железа, сколько было на створах огромных ворот.

Он поднял рог и протрубил сигнал: "Я - путник, я прошу приюта", - и звук без эха сгинул в темноте. Тайд осторожно тронул за плечо, и Торкас поглядел ему в глаза. Он знал: придут и отворят. Его здесь ждала судьба.

Пришли и отворили. Огромный человек, немного выше Торкаса и много шире в плечах. И темное широкое лицо, которое ничто не прикрывает, так странно, так тревожно знакомо...

- Я - Торкас из рода Вастасов прошу у тебя приюта для себя и своих людей.

- А я Даггар из рода Ранасов, седьмой брат по старшинству, изгнанный из рода. Коль тебя это не страшит, добро пожаловать в мои руины!

Веселый зычный голос - прогремел и тоже сгинул без эха.

- Спасибо, - сдержанно ответил Торкас. Даггар посторонился. Они проехали сквозь мрак прохода в огромный гулкий двор.

Величье даже в запустенье. Я думал: замок Вастасов величав, а тут я понял он убог и тесен.

Даггар направил нас к громадине крытых стойл. Здесь были сотни дормов, а теперь лишь наши.

- Вода есть, - сказал Даггар, - мы, Ранасы, умеем добывать воду из камня. Вот с кормом худо - мы скотины не держим.

- Ты тут не один?

- Со мной жена и трое слуг - те, кто меня не оставил.

- Корм у нас есть, а вода кончается.

Даггар усмехнулся. Умно и насмешливо он усмехнулся, отошел от дверей сдвинул огромный камень. Нам бы не сдвинуть его втроем. В темной скважине тускло блеснула вода.

- Подземное хранилище?

- Да, - лениво ответил Даггар. - Ночи прохладны, а море, - слава богам! - еще не совсем пересохло.

Для Торкаса не было смысла в этих словах, но что-то в нем знало, что это значит, и он стиснул зубы, досадуя на себя. Нельзя быть тем, и другим. Или я - или...