Сквозь пространство и время

– Я жду. – Голос Черити прервал его воспоминания.

– Ах да. – Решив воспользоваться тем же доказательством, что и в случае с Диланом, Старбак сконцентрировал все свои силы на переносе тела в другую часть комнаты.

Но не тут-то было. Как он ни пытался, ему не удавалось развить необходимую энергию.

– О Боже! – Черити уставилась на мерцающие частицы вещества в форме человека, повисшие над тем самым местом, где секунду назад находился Старбак. – Не могу поверить!

– Я тоже. – Старбак оставил свои попытки и воссоздался заново. На лбу и над верхней губой блестел пот. Рубашка промокла. – На такое расстояние способен перенестись даже сарнианин четвертого уровня. А для меня это оказалось невозможно. Очень неприятно.

– Ты именно так оказался рядом со мной, не оставив на снегу никаких следов?

– Да. Только тогда проблем у меня не возникло, – размышлял он, скрестив на груди руки. – Не понимаю.

Он задумчиво потер ладонью решительный подбородок.

– Возможно, тогда сработал адреналин, – сказал он. – Я ясно видел, что кто-то пытается причинить тебе вред. И понял, что нужно спешить.

– Адреналин, говорят, творит чудеса, – согласилась Черити. – Я читала, что бывали случаи, когда женщины поднимали машины, чтобы спасти своих детей.

– Наверное, так оно и есть, – рассеянно отозвался Старбак.

Его мучила страшная мысль. Если он не в состоянии перенестись через комнату, то каким же образом он вернется домой? Даже с поддержкой ускорителя и телепорта, создание которого они с Диланом наконец завершили вчера вечером, ему потребуется вся возможная энергия.

– Так ты действительно с другой планеты?

Она выбросила из головы все эти рассказы об НЛО как досужие домыслы, вызванные вспышками на солнце. А доказательство находилось прямо здесь, в ее комнате, в какой-нибудь паре футов от нее.

– Да. Только я не трех футов ростом и совсем не зеленый. И не в костюме из фольги Рейнолдса. – Он взглянул на нее с любопытством. – А что такое фольга Рейнолдса?

– Ну, такая металлическая бумага. Знаешь, серебристая и блестящая. Мы в нее заворачиваем всякие остатки еды.

– А! Тинаниум, – кивнул Старбак. – Кухарка моей мамы делает то же самое. Только вечно забывает надписать, что где.

– На Земле такое тоже случается.

Короткое, полное значения молчание повисло в комнате.

– Старбак?

– Да?

Она смотрела на него снизу вверх. Ее лицо выражало наивное восхищение и… желание.

– Я вижу, что ты не зеленый и не серебристый и что лицо у тебя ни капельки не похоже на шланг от пылесоса, но ты еще сказал, что только наполовину сарнианин и что у тебя, как и у твоей матери, абсолютно земное тело. Это значит?..

Краска залила ее щеки, и она умолкла.

– Ладно, не обращай внимания. – Совершенно сконфуженная, она отвернулась.

Ему вовсе не нужно было вторгаться в ее мысли, чтобы понять, о чем она подумала. Желание по-женски мягким блеском светилось в ее глазах.

Приблизившись к ней неспешным шагом, Старбак снова присел на край кровати.

– Ты хотела спросить, могу ли я заниматься любовью так же, как мужчины, с которыми ты спала?

– Да. – Она смотрела на него во все глаза. Молча. Вопросительно. Желая его больше, чем кого-либо на свете.

– Но я не знаю, насколько я похож на тех мужчин, – напомнил он. – И, полагаю, есть лишь один способ это выяснить.

Ее губы изогнулись в легкой усмешке.

– Я очень надеялась, что ты придешь именно к такому выводу.

Нет, это нечестно с его стороны. Он хочет ее, всеми фибрами своего существа. И что еще более удивительно: он любит Черити Прескотт куда больше, чем хочет ее физически.

Но он не может остаться. И ясно как день, что он не может взять ее с собой. Так что же им делать?

Неизвестно, мрачно решил Старбак. Абсолютно неизвестно.

– Черити. – В его голосе звучала мука. – Я не могу лгать тебе, любимая. Это ни к чему не приведет.

Ее била дрожь. Такого томления она никогда еще не испытывала. Каждая клеточка ее тела взывала к этому человеку.

– Слишком поздно, – сказала она, и ее нервный, прерывистый смех был под стать разве что ее пульсу.

Обхватив его за шею, она притянула его к себе и прижалась к нему губами. Очень крепко.

Старбак хотел, чтобы это происходило медленно. Осторожно. И не только ради нее, понял он. Но и ради себя самого. Он хотел насладиться этим мгновением, увековечить его, чтобы память о нем объединяла бы их сквозь века, сквозь многие и многие мили Вселенной, которые так скоро разлучат их.

Ее губы были мягкими и дрожащими, но одновременно горячими и требовательными. И сладкими. Ах, какими сладкими!

Аромат. Удивительно – у любви свой аромат. Он поднимался от ее теплой кожи, окружал его густым душистым облаком. Старбак вдохнул пьянящий запах ее волос и понял, что до конца жизни при взгляде на цветы будет вспоминать эту женщину.

Вкус. Поразительно – у любви свой вкус. Вкус меда на ее губах, вкус солнца и влаги на ее теплой коже. Они – и бесчисленное множество других соблазнительных приправ – обжигали ему язык, затуманивали сознание.

Чувства, ощущения хлынули на него таким потоком, что он едва не тонул в них.

– Мне все это снилось, – прошептала она, скользнув ладонями под его свитер, проводя пальцами по спине. – В распутных, грешных, восхитительных снах.

Это признание, сорвавшееся с ее губ, привело его в восторг. Он запутался пальцами в ее волосах и приник к ней долгим, жадным поцелуем. Желание щедрым потоком текло от него к ней. Любовь стремительной рекой впадала из нее в него.

Тело Черити под ним было мягким и гибким, но он угадывал в нем и силу. Черити Прескотт – это закаленная сталь в переливающихся складках шелка. Старбак понял, что ему не устоять.

Пятнадцать из своих тридцати лет Старбак считал освобождение от одежды всего лишь прелюдией к сексу. Но сейчас, принимаясь расстегивать ее синюю форменную рубашку – пуговичку за пуговичкой, – он осознал, что ритуал раздевания Черити нисколько не уступает в чувственности их поцелуям.

Дрожащими – чуть сильнее, чем ему хотелось бы, – пальцами он протолкнул каждую пуговицу в прорезь, а потом медленно, нежно распахнул рубашку. На его губах заиграла улыбка, когда он увидел на ней белье цвета персика, какое должно было быть на ней в ее эротическом сне.