Неандертальский параллакс. Трилогия

— Молитесь, братья и сёстры…

— Воистину достойно и праведно, должно и спасительно нам всегда и везде благодарить Тебя, Святой Отче, через Иисуса Христа, Сына Твоего Возлюбленного, посланного Тобою Спасителя нашего и Искупителя…

— Господь наш Отец, мы удалились далеко от Тебя, но через Сына Твоего вернул Ты нас…

— Поэтому молим Тебя: oсвяти эти дары силой Духа Твоего…

— Примите и вкусите от Него всё, ибо это есть тело Моё, которое за вас будет предано…

— Примите и пейте из неё все, ибо это есть чаша крови Моей нового и вечного завета, которая за вас и за многих прольётся во отпущение грехов…

Как Мэри хотела оказаться сейчас в церкви с прихожанами, принимающими причастие. Когда церемония закончилась, она снова перекрестилась и встала.

И только тогда заметила Понтера Боддета, который стоял в дверях и смотрел на неё с приоткрытым от удивления бородатым ртом.

Глава 33

— Что это было? — спросил Понтер.

— Как долго вы здесь стоите? — набросилась на него Мэри.

— Некоторое время.

— Почему вы ничего не сказали?

— Не хотел вас тревожить, — ответил Понтер. — Вы казались такой… поглощённой происходящим на экране.

Мэри подумала, что, в каком-то смысле, узурпировала его комнату — она сидела на диване, на котором он спал. Понтер вошёл в кабинет Рубена и шагнул к дивану, видимо, собираясь сесть рядом с ней. Мэри отодвинулась на дальний от него край и оперлась спиной о мягкий диванный валик.

— И всё же, — сказал Понтер, — что это было?

Мэри слегка приподняла плечи.

— Церковная служба.

Компаньон Понтера загудел.

— Церковь, — пояснила Мэри. — Место для, гм… поклонения.

Снова гудок.

— Религия. Поклонение Богу.

Хак заговорила собственным, женским голосом.

— Простите, Мэре. Я не знаю значения ни одного из этих слов.

— Богу, — повторила Мэри. — Существу, сотворившему вселенную.

Какую-то секунду лицо Понтера сохраняло нейтральное выражение. Но потом, видимо, после того, как Хак закончила переводить, его золотистые глаза округлились. Она заговорил на своём языке, и Хак перевела мужским голосом:

— Вселенную никто не сотворял. Она существовала всегда.

Мэри нахмурилась. Она подумала, что Луиза, которая как раз поднималась по лестнице, ведущей в подвал, с удовольствием объяснила бы Понтеру теорию большого взрыва. Мэри же ответила лишь:

— Мы верим в другое.

Понтер покачал головой, но, по-видимому, решил не вдаваться в подробности. Однако же и уходить от темы не спешил.

— Тот человек, — сказал он, указывая на телевизор, — говорил про «жизнь вечную». Ваш народ владеет секретом бессмертия? У нас есть специалисты по продлению жизни, и они давно пытаются найти способ…

— Нет, — сказала Мэри. — Нет-нет. Он говорит о Небесах. — Она подняла руку в предостерегающем жесте и успешно предотвратила очередной гудок Хак. — Небеса — это место, где мы предположительно будем существовать после смерти.

— Это оксюморон. — Мэри молча восхитилась мастерством Хак. Понтер на своём языке явно произнёс несколько слов, должно быть, что-то вроде «терминологическое противоречие», но компаньон сообразил, что в английском существует отсутствующий в неандертальском способ выразить эту мысль более коротко.

— Ну, — сказала Мэри, — не каждый человек на Земле — на этой Земле, понятное дело — верит в жизнь после смерти.

— Большинство?

— Ну… думаю, да.

— Вы?

Мэри нахмурилась, размышляя.

— Да. Полагаю, да.

— Основываясь на каких свидетельствах? — спросил Понтер. Тон его неандертальского голоса оставался нейтральным; он не насмехался.

— Ну, говорят, что… — она замолкла. Почему она верила в это? Она — учёный, рационалист, человек, мыслящий логически. Конечно, её религиозное индоктринирование произошло задолго до того, как она получила биологическое образование… В конце концов она просто пожала плечами, понимая, что любой объяснение будет неадекватным. — Так записано в Библии.

Хак загудела.

— Библия, — сказала Мэри. — Святое Писание. — Би-ип. — Священный текст. — Би-ип. — Почитаемая книга, содержащая моральное учение. Первая её часть — общая у моего народа, называемого «христиане», и у другой крупной религии — иудеев. Во вторую часть верят только христиане.

— Почему? — спросил Понтер. — Что описывает вторая часть?

— В ней изложена история Иисуса, сына Божьего.

— А, да. Тот человек говорил о нём. Так… так у этого… создателя вселенной был сын-человек? Значит, Бог — тоже человек?

— Нет, нет, он бесплотен. У него нет тела.

— Как такое может быть?

— Мать Иисуса была женщина, Дева Мария. — Она помолчала. — Моё имя происходит от её.

Понтер качнул головой.

— Прошу прощения. Хак проделала изумительную работу, но здесь явно не справляется. Мой компаньон перевёл что-то из сказанного вами как «не имеющая сексуального опыта».

— Дева, именно так, — сказала Мэри.

— Но как дева может стать матерью? — спросил Понтер. — Это снова… — и Мэри услышала, как он произносит те же слова, которые Хак ранее перевела как «оксюморон».

— Иисус был зачат без сексуального контакта. Бог будто бы просто поместил его в её чрево.

— А другая фракция — иудеи, так вы их назвали? — она отвергает эту историю?

— Да.

— Они, похоже, менее… легковерны, я бы сказал. — Он посмотрел на Мэри. — Вы в это верите? В историю об Иисусе?

— Я — христианка, — сказала Мэри, убеждая в этом не столько Понтера, сколько себя. — Последовательница Иисуса.

— Понимаю, — сказала Понтер. — И вы также верите в существование жизни после смерти?

— На самом деле я верю в то, что настоящим средоточием личности является душа, — би-ип, — бестелесная версия личности, и эта душа попадает после наше смерти в одно из двух мест, где продолжает существовать. Если это был хороший человек, то его душа попадает на Небеса — в рай, в присутствие Господа. Если же человек был плохой, то его душа попадёт в Ад, — би-ип, — где подвергается пыткам, — би-ип, — мучениям бесконечно долго.

В этот раз Понтер долго молчал; Мэри пыталась прочитать выражение его лица. Наконец, он сказал:

— Мы — мой народ — не верим в жизнь после смерти.

— И что же, по-вашему, происходит после смерти? — спросила Мэри.

— Для того, кто умирает, ничего не происходит. Он прекращает быть, полностью и безвозвратно. Всё, чем он был, утрачивается навсегда.

— Это так печально, — сказала Мэри.

— Разве? — удивился Понтер. — Почему?

— Потому что приходится жить дальше без них.

— А вы можете общаться с теми, кто обитает в этой вашей жизни после смерти?

— Нет. Я не могу. Есть люди, которые утверждают, что могут, но их утверждения ничем не подкреплены.

— И почему я не удивлён? — сказал Понтер; интересно, где Хак умудрилась подхватить это выражение? — Но если у вас нет способов контактировать с жизнью после смерти, с этой обителью мёртвых, то почему вы в неё верите?

— Я никогда не видела параллельный мир, из которого вы явились, — сказала Мэри, — но я верю в его реальность. Да и вы сами больше не можете его видеть — но всё ещё продолжаете в него верить.

Хак снова заработала высший балл.

— Туше́, — сказала она, подытожив полдюжины сказанных Понтером слов.

Но откровения Понтера заинтриговали Мэри.

— Мы считаем, что мораль возникает из религии: из веры в существование абсолютного добра и из, гмм, так сказать, страха перед проклятием — попаданием в Ад.

— Другими словами, — сказал Понтер, — люди вашего вида ведут себя хорошо только потому, что иначе им угрожает наказание?

Мэри согласно качнула головой.

— Это Пари Паскаля, — сказала она. — Если вы верите в Бога, но он не существует, то вы почти ничего не теряете. Но если вы не верите, а он существует, то вы рискуете подвергнуться вечным мукам. Учитывая вышесказанное, разумнее верить, чем не верить.