Нелинейная фантастика

Стало быть, все, что требуется: вложи в клетки нужные гены, и будет у тебя новое существо.

Строение некоторых генов уже известно. Кое-какие удалось синтезировать. Уже получила название, в будущем разовьется специальная наука — генная инженерия. Генетики будут проектировать гены, вставлять их в клетки.

С бактериями это уже получается. Со временем дойдут и до людей.

«Мамаша, какого ребенка вы хотите: мальчика, девочку, черненькую, беленькую, с музыкальными способностями или с математическими?»

Но вот, проиграв эту идею на своих ППП и ПП, Инфант высказал сомнение. Имеем ли мы право навязывать свои вкусы следующему поколению? Имеем ли моральное право проектировать собственных детей, определяя их внешность, способности, влечения? Запроектируешь дочку по своему вкусу, а потом она же претензии предъявит: «Напортачил ты, папочка, в таком теле жить невозможно. Навязал свои старомодные взгляды, теперь совсем другая мода, страдаю я из-за тебя».

Так что получается, что генетическое проектирование потомков — сомнительное достижение.

Удобнее было бы, если бы люди сами себя переделывали. Не понравилось, перелицевал лицо.

Волетворцами назвал я людей будущего, формирующих себя по собственной воле.

Возможно, волетворчество разовьется из генной инженерии. Недовольные собой отправятся в генное ателье. Генные модельеры предложат им эскизы нового тела, генные химики спроектируют гены, генные инженеры их изготовят, генные медики введут в клетки. Как? Так же, как проникает в клетку вирус, — генный инженер-подрывник, изготовленный природой.

Но Инфант предпочитает иной, еще более заманчивый вариант. Я описал его в статье, которая так и называлась: «Волетворцы — наши наследники», а потом в рассказе «Глотайте хирурга».

Суть в том, что у нашего организма пять систем управления: сознательная воля, чувства, нервы, железы и гены. Вообще-то они связаны между собой, но связь эта не жесткая, многоступенчатая. Воля командует чувствами, а чувства брыкаются, восстают, не слушаются.

Но представьте себе, что мы наладили жесткую дисциплину. Воля отдает приказ воображению, воображение мобилизует нервы и железы, железы посылают нужные ферменты и… клетки растут или подсыхают по приказу.

Именно этот вариант и будет проигрываться в Инфанте.

«КРОЛИКИ» ИНФАНТА

Научное изложено, фантастическое изложено. Пора, давно пора уже переходить к литературному: к сюжету и героям.

События происходят в научном институте. Фантастику такого рода в свое время я окрестил лабораторной. Сюжеты у нее бывают двух сортов: с узнаванием и без оного.

Сюжет без узнавания взрослее. Это просто психологический роман об ученых. Дан институт, научная тематика сообщается сразу же, не засекречивается; читателя не интригуют. Например, дан институт, идущий на грозу. Среди научных работников есть смелые, честные, бескорыстные; есть и корыстные, бессовестные карьеристы. Идет борьба. Честные побеждают, конечно, и в результате побеждают грозу.

Бывает такое в подлинных институтах. Бывает, к сожалению, и другое: честные и бесчестные бьются-бьются, колеблющиеся колеблются, равнодушные стоят в сторонке, беспринципные переходят со стороны на сторону. Наконец добродетель торжествует, а гроза не поддается. Равнодушна к морали равнодушная природа.

Сюжет с узнаванием занимательнее. Читатель не сразу узнает, какие чудеса «варятся» в НИИ, в первых главах автор о грозе помалкивает. Не знает этого и герой. Он посторонний. Самое убогое — корреспондент, и прескверный, не ведающий, куда его послали. Или же заблудившийся турист, или пронырливый мальчишка, перемахнувший через забор, или родственник уборщицы, или же несчастная жертва злоумышленных ученых, или отважный разведчик. Герой ничего не знает, ловит намеки, складывает догадки, читатель гадает вместе с ним. Только в эпилоге узнает: «Ух ты, на грозу идут! Ну и ну!»

Инфант настойчиво толкает меня на сюжет с узнаванием. Институт должен узнать, как чувствуют себя люди в фантастических условиях. Условия эти условны, созданы ППП. Эффект присутствия мнимый, разыгран ПП. Предпочтительнее, чтобы испытуемые не ведали, что проводится испытание, воспринимали свое присутствие всерьез.

Значит, они не сотрудники института. Они посторонние. Они не специалисты, люди без квалификации. Специалисты не поедут в некий невнятный НИИ в качестве подопытных кроликов. Но малограмотные нежелательны. Малограмотные не сумеют рассказать о своих ощущениях.

Ну вот и сузился круг выбора. Максимальная грамотность без квалификации. Очевидно, окончили десятилетку, а в институт не поступили. Свободны, немного растерянны, молоды, склонны нырнуть в неведомое. Лет семнадцать-восемнадцать.

Я долго подбирал имя главному герою. Это не так просто. Употребительных имен у нас немного, примерно сотня мужских, полсотни женских. Притом в литературе они приобрели смысловую окраску. Ваня — это простота, чистосердечие или же маска опрощения. Вася — бойкий ушлый малый, проворный и не слишком честный от прыткости. Андрей и Сергей — символы твердой правильности. Эдики — отрицательные пошляки, любители заграничных дисков и соблазнители. Валентины — из старой потомственной интеллигенции. Валерки в большинстве названы в честь Чкалова, родились перед войной, для Инфанта они староваты. Митя? «Митькой звали» — комично. Витя? Или Виталий, может быть? Не очень затасканное городское имя. Ну пусть будет Виталий. Все равно, в книге он — Я.

Он — я, не потому что он — я. От его имени идет повествование. Я, автор, предпочитаю эту лирическую форму, потому что она позволяет отвлекаться в сторону, рассуждать о том о сем, что в голову взбредет. Конечно, Виталий не я. Как-никак, сорок лет разницы. Но все равно сходства не избежать. Как и я, Виталий с детства хотел стать писателем. Он склонен наблюдать жизнь, наблюдать, а не активно действовать. А главное, как и меня, его восхищает сложность этого мира (а иначе я не поручил бы ему вести рассказ), радует возможность найти трудно объяснимое и объяснить все-таки. Он не слишком самостоятелен в действиях, но мыслит самостоятельно, даже (в отличие от меня) — самонадеянно. Есть тут и мальчишеская бравада, стремление отстоять от взрослых независимость своего Я. Мальчишеская бравада, конечно, к автору не имеет отношения.

В школе независимость Виталия похваливали, в институте на приемном экзамене он получил тройку за сочинение. Рецензент написал на полях: «Не разобрался в теме, не раскрыл творческий облик писателя».

В полном тексте книги я приведу это сочинение. Виталий сравнивал Чехова с Достоевским. Известно, что Чехов Достоевского не любил. И Виталию, начинающему наблюдателю жизни, позиция великого диагноста была ближе, чем позиция великого страстотерпца.

Сейчас даже трудно припомнить, откуда пришли ко мне другие герои. Большинство встречал в жизни, некоторых продиктовал сюжет. Десяток набрался их постепенно: семь парней, три девушки, целая учебная группа «кроликов».

Илья — математик. Лохматый, неряшливо одетый, неумеренно талантливый абстрактный мыслитель, с корявыми неумелыми руками. Из сочетания таланта с неприспособленностью иногда рождаются заносчивые, иногда растерянные. Илья добродушен, и неспособность кажется ему важнее прирожденных способностей. Он старательно подражает умелым. В общем, «кролики» любят его.

Филипп — обязательный в каждой компании балагур. Именно балагур, а не злой насмешник. Он очень общителен, потому что в душе не уверен в себе. Смешит, чтобы быть в центре внимания, в этом его самоутверждение. Готов даже жертвовать собой, пусть над ним смеются, лишь бы не забывали. Наедине с собой теряется, впадает в уныние, не умеет работать в одиночестве, потому и провалился на экзамене. В компании же парень дельный и исполнительный.

Павел — душа группы, самый взрослый духовно. Старший брат в многодетной семье, смолоду работник и добытчик. Не слишком способен, возможно, не успел развить ум чтением, некогда было. Зато превосходный организатор. Привык командовать братишками и подавать им пример, прежде всего. И тут он берется за дело первый, делает лучше всех и самое нужное.