Факторизация человечности (ЛП)

Они договорились встретиться в девять. До девяти ещё оставалось много времени, и Хизер решила, что сможет сама приготовить ужин для них обоих, так что она неуверенно предложила Кайлу поужинать дома. Он явно удивился, но сказал, что без проблем. Она также попросила у него их видеокамеру. Он отпустил какую-то глупую шутку — почему мужчины считают, что видеокамерой обязательно воспользуются с какой-нибудь похабной целью? — но сказал, что принесёт её.

И вот Кайл и Хизер сидят на противоположных концах гигантского обеденного стола. По бокам пустые стулья: один у окна, где всегда сидела Бекки; с другой стороны — они за всё это время так и не убрали оттуда стул — обычно сидела Мэри. Хизер приготовила запеканку из макаронов с овощами. Не самое любимое блюдо Кайла — это было бы слишком, послало бы ему ложный сигнал. Но это было блюдо, против которого, как она знала, он не станет возражать. Она подала запеканку с французским батоном, который купила по пути домой.

— Как на работе? — спросила она.

Кайл проглотил кусок запеканки, прежде чем ответить.

— Неплохо, — сказал он.

— Было что-нибудь необычное? — спросила Хизер, пытаясь сделать вид, что ею движет праздное любопытство.

Кайл отложил вилку и посмотрел на неё. Он был привычен к формальным вопросам о работе — Хизер задавала их бесчисленное число раз за прошедшие годы. Но второй вопрос явно его озадачил.

— Нет, — ответил он, наконец. — Ничего необычного. — Он секунду помедлил, потом, как будто такой странный вопрос требовал более развёрнутого ответа, добавил: — Семинар вроде нормально прошёл. Я плохо помню — голова болела.

Голова болела, продумала Хизер.

Может быть, это эффект её вмешательства?

— Сочувствую, — сказала она. Немного помолчала, раздумывая, не привлекут ли дальнейшие расспросы ненужного внимания. Но ей нужно знать, может ли она исследовать его память дальше и глубже и оставаться незамеченной.

— А у тебя часто на работе болит голова?

— Иногда. Столько пялиться в монитор… — Он пожал плечами. — А у тебя как день прошёл?

Ей не хотелось лгать, но что она могла сказать? Что она провела весь день, бороздя психопространство? Что влезала к нему в голову?

— Нормально, — ответила она, не глядя ему в глаза.

На следующий день, в субботу, 12 августа, Хизер явилась в свой офис спозаранку.

Она принесла с собой видеокамеру и установила её на пустующем столе Омара Амира. Наконец-то она узнает, что происходит снаружи, когда гиперкуб сворачивается.

Хизер влезла в центральный куб, поставила дверь на место и коснулась кнопки старта.

И немедленно оказалась в голове Кайла — он сегодня тоже работал в своей лаборатории в Маллин-холле, пытаясь решить текущие проблемы со своим квантовым компьютером.

Она снова попыталась мысленно кричать «Ребекка», в то же время представляя себе различные её образы.

Ничего.

Неужели он полностью закрыл воспоминания о ней?

Она попыталась вызвать воспоминания Кайла о его брате Йоне. Это удалось сразу же.

Почему же она не может достучаться до его мыслей о Бекки?

Бекки! Не Ребекка. Бекки. Может быть, уменьшительная форма имени послужит ключом? Она попробовала снова.

Где-то у него памяти должны находиться бесчисленные воспоминание о его дочери: о её младенчестве, первых шагах, как он водил её садик, свою маленькую тыковку…

Тыковка!

Она попробовала этот ключ, имя в комплекте с ментальным образом: Тыковка.

И: Тыковка!

И: Ты-ков-ка!

И вот он, чёткий образ её дочери: улыбающейся, юной, счастливой.

Вот оно. У неё получилось.

Однако найти конкретные воспоминания всё равно не так просто. Она может потратить годы, наугад тыкаясь в архив всей его жизни.

Ей нужны воспоминания о Кайле наедине с Бекки. Она не знала, как их отыскать — пока не знала. Ей нужно начать откуда-то ещё, с чего-то, в чём она сама принимала участие. С чего-то простого, что можно легко отыскать.

Семейный ужин во времена до смерти Мэри, до того, как Кайл и Бекки стали жить отдельно?

Это не может быть что-то слишком общее, как постер на стене кухни с изображением разных сортов пасты или чёрно-зелёный декор их столовой. Это не связано с конкретными воспоминаниями; скорее, они служат фоном тысячам различных событий.

Нет, ей нужно что-то характерное для конкретного ужина. Что они ели: курицу — куриные грудки, запечёные с соусом барбекю, который нравился Кайлу. И один из его обычных салатов: нашинкованный латук, морковь, порезанная маленькими дисками, рублёный сельдерей, обезжиренная моцарелла, и всё это посыпано молотым жареным арахисом, полито винным соусом и подано в большой корелловской [29] салатнице.

Но они сто раз это ели. Её нужно что-то уникальное.

Какой-нибудь предмет его одежды — майка «Торонто Рэпторс» [30] с ведущим мяч динозавром на груди. Но что могло быть надето на ней, когда на нём была эта майка? Посмотрим: обычно она надевает на работу брючный костюм, но когда приходит домой, то переодевается в джинсы и — что? — зелёную блузку. Или нет — в тёмно-синюю блузку. Она вспомнила, что однажды выбрала её, потому что она хорошо сочеталась с майкой Кайла — для него это ничего не значило, а вот для неё…

Столовая. Те блюда. Блузка.

Внезапно всё со щелчком встало на место. Она вызвала воспоминания об этом самом ужине.

— …не очень приятная встреча с Дейонгом, — голос Кайла, или, по крайней мере, воспоминание о его словах. Дейонг был университетским финансовым аудитором. — Нам придётся снова уменьшить финансирование проекта ПРИМАТ.

На мгновение Хизер показалось, что чего-то не хватает — она не помнила этого разговора.

Да, она наверняка тут же забыла о нём — Кайл постоянно жаловался на урезание бюджета. Хизер почувствовала себя пристыженной — эта тема была важна для него, а она пропускала её мимо ушей. Однако через какое-то время Кайл заговорил о проблемах Дейонга с женой, и Хизер припомнила тот разговор. Неужели она настолько пустоголова, что не обращает внимания на серьёзные вещи, но всегда готова посплетничать?

Было неожиданно увидеть себя такой, какой её видит Кайл. Во-первых, она выглядела лет на десять моложе, чем на самом деле; та блузка у неё появилась не так давно, он не мог видеть её в ней десять лет назад.

Пришла Бекки и уселась за стол. Волосы у неё тогда были гораздо длиннее, до середины спины.

— Приветик, Тыковка, — сказал Кайл.

Бекки улыбнулась.

Тогда они ещё были семьёй. Было мучительно вспоминать о том, что они потеряли.

Однако теперь у неё был образ Бекки, на котором можно было сосредоточиться. Она использует его как отправную точку для исследования воспоминаний мужа о Бекки. Она, конечно, могла бы прыгнуть в разум Бекки прямо отюда, но что ей это даст? Хотя вторжение в личную жизнь Кайла тоже было неправильно — она это знала и ненавидела себя за то, что делает — но для этого у неё была причина. Однако вторгаться в мысли Бекки…

Нет, нет, она этого не сделает — в особенности потому, что она не знает, есть ли способ отличить истинные воспоминания от ложных. Она продолжит свой поиск, свои раскопки здесь, в голове Кайла. Сейчас он — предмет разбирательства.

Она продолжила, не зная, каков может быть приговор.

В понедельник утром Кайл объявился в лаборатории рано. Выйдя из лифта на третьем этаже и пройдя по изгибу коридора, он почувствовал, как у него подпрыгнуло сердце. Женщина азиатской внешности стояла, оперевшись на перила, опоясывающие атриум.

— Доброе утро, доктор Могилл.

— Э-э, доброе утро… гм…

— Шикамацу.

— Да, конечно, миз Шикамацу. — Тёмно-серый костюм выглядел ещё более дорогим, чем тот, в котором она была в прошлый раз.

— Вы мне не перезвонили и не отвечали на мои е-мэйлы.