Лейтесь слезы... (Пролейтесь слезы) (др. перевод)

— Когда мы здесь его допрашивали, у него с собой была куча денег. И он дал Кати Нельсон чертовски приличную сумму. Помните?

— Да. Кати сообщила об этом Макнульти; я помню из его отчета. — Бакман задумался, в то же время механически теребя край ксерокопии. И вдруг пальцы его замерли.

— В чем дело? — спросил Герб.

— Это же ксерокопия. Само досье из Центральной базы данных никогда не изымается. Рассылают только ксерокопии.

— Но чтобы отксерить, его изымают, — возразил Герб.

— Ага, — согласился Бакман. — Изымают. Секунд на пять.

— Не знаю, — сказал Герб. — Не просите меня это объяснить. И я не знаю, сколько у них там уходит на ксерокопирование.

— Прекрасно знаете. Мы все это знаем. Тысячу раз видели, как это делается. Стандартная процедура.

— Стало быть, ошибка компьютера.

— Хорошо, — сказал Бакман. — Никаких политических связей у Тавернера не было, тут он абсолютно чист. К счастью для него. — Он принялся листать досье Дальше. — Имел недолгие контакты с Синдикатом. Носил пистолет, но имел на то разрешение. Преследовался в судебном порядке одним из зрителей, заявившим, что реприза с провалом памяти была карикатурой на него. Неким Артемусом Франком, проживающим в Мойне. Адвокаты Тавернера выиграли дело. — Бакман читал вразброс, не ища ничего конкретного, просто изумляясь. — Сорок пятая запись Тавернера, «Нигде никакой кутерьмы», которая также у него и последняя, была распродана в двух миллионах экземпляров. Слышали такую?

— Не знаю, — отозвался Герб.

Бакман какое-то время пристально на него смотрел.

— А вот я никогда ее не слышал. Вот в чем разница между мной и вами, Майм. Вы не уверены. А я уверен.

— Вы правы, — сказал Герб. — Но сейчас я правда не знаю. По-моему, тут страшная путаница, а ведь у нас есть и другие дела. Нам нужно подумать про Алайс и про доклад коронера. Нужно как можно скорее с ним переговорить. Наверное, он все еще в вашем доме; я позвоню ему, и вы сможете…

— А ведь Тавернер, — произнес Бакман, — был там, когда она умерла.

— Да, нам это известно. Чансер так сказал. Вы тогда решили, что это неважно. Но я на самом деле считаю, что хотя бы ради галочки нам следует привлечь его и допросить. Посмотрим, что он расскажет.

— А могла Алайс знать его раньше? — спросил Бакман. И подумал: «Да, ей всегда нравились сексты, особенно те, что заняты в шоу-бизнесе. Такие как Хильда Харт. С этой Харт у нее в позапрошлом году был трехмесячный роман — связь, о которой даже я почти ничего не услышал. Они на славу постарались чтобы ее скрыть.

Пожалуй, это был один из немногих случаев, когда Алайс держала рот на замке».

Тут он заметил, что в досье Ясона Тавернера есть упоминание о Хильде Харт; его глаза как раз замерли на ее имени, стоило ему о ней подумать. Хильда Харт уже около года была любовницей Тавернера.

— В конце концов, — пробормотал Бакман, — они оба сексты.

— Тавернер и кто?

— Хильда Харт. Певица. Досье доведено до сего дня; здесь сказано, что Хильда Харт появлялась в шоу Ясона Тавернера на этой неделе. Была там специальной гостьей. — Он бросил досье на стол и принялся рыться в карманах плаща в поисках сигарет.

— Вот, возьмите. — Герб протянул ему свою пачку.

Бакман потер подбородок, затем сказал:

— Давайте-ка привлечем сюда и эту самую Харт. Вместе с Тавернером.

— Хорошо. — Кивнув, Герб сделал об этом заметку в своем неизменном карманном блокнотике.

— А ведь как раз Ясон Тавернер, — тихо проговорил Бакман, словно бы для себя, — Алайс-то и убил. Из ревности. Он узнал про ее связь с Хильдой Харт.

Герб Майм вздрогнул.

— Что, разве не так? — Некоторое время Бакман пристально смотрел на Герба Майма.

— Да, хорошо, — произнес затем Герб Майм.

— Итак, мотив. Благоприятная возможность. Свидетель: Чансер, который подтвердит, что Тавернер с подозрительной поспешностью покинул дом и попытался завладеть ключами от шустреца Алайс. А потом, когда Чансер зашел в дом выяснить, как и что, Тавернер побежал и скрылся. Чансер же тем времени стрелял ему поверх головы, предлагая остановиться.

Герб кивнул. Молча.

— Вот так-то, — сказал Бакман.

— Хотите, чтобы его прямо сейчас взяли?

— Как можно скорее.

— Мы оповестим все блок-посты. Передадим его словесный портрет. Если Тавернер все еще в Лос-Анджелесе, мы, возможно, сумеем поймать его путем проекции ЭЭГ с вертолета. Путем сличения образцов, как это уже начинают делать в Нью-Йорке. Собственно говоря, мы даже можем специально для этого затребовать нью-йоркский полицейский вертолет.

— Отлично, — сказал Бакман.

— Станем мы говорить, что Тавернер участвовал в ее оргиях?

— Не было никаких оргий, — отрезал Бакман.

— Гольбейн и его сподвижники заявят…

— Пусть сперва докажут, — перебил Бакман. — Здесь, в суде штата Калифорния. Над которым у нас есть юрисдикция.

— А почему именно Тавернер?

— Должен же это быть кто-то, — ответил Бакман, отчасти убеждая самого себя. Положив руки на крышку своего громадного дубового стола, он переплел пальцы и судорожно их сжимал, напрягаясь изо всех сил, плотно прижимая ладони друг к другу. — Всегда, — продолжил он, — всегда это должен быть кто-то. Кроме того, Тавернер — важная персона. Как раз из таких, которые ей нравились. По сути, именно потому он там и оказался — Алайс предпочитала такой тип знаменитостей. И потом… — Бакман поднял взгляд, — почему нет? Тавернер отлично подойдет. — И в самом деле, почему нет? — мрачно подумал он, продолжая все крепче и крепче сжимать побелевшие от напряжения пальцы над своим дубовым столом.

Глава 26

Бредя по тротуару прочь от домика Мари-Анн, Ясон Тавернер сказал себе: «Удача вновь повернулась ко мне лицом. Все возвращается — все, что я на время утратил. И слава богу!»

Я самый счастливый человек в этом паскудном мире, сказал он себе. Сегодня величайший день в моей жизни. И еще подумал: «Никогда по-настоящему не оценишь, пока не потеряешь, пока внезапно не лишишься. Что ж, я на двое суток что-то потерял, а теперь оно вернулось, и я могу это оценить».

Сжимая в руках коробку, где лежала сработанная Мари-Анн ваза, он поспешил помахать рукой проезжавшему мимо такси.

— Куда, мистер? — спросило такси, едва дверца отъехала в сторону.

Задыхаясь от усталости, Ясон забрался в кабину и вручную закрыл дверцу.

— Норден-Лейн, 803, — сказал он, — В Беверли-Хиллз. — Адрес Хильды Харт. В конце концов Ясон к ней возвращался. Причем самим собой, а не тем, кем она его вообразила в те жуткие двое суток.

Такси взвилось в небо, а Ясон благодарно отвалился на спинку сиденья, чувствуя еще большую усталость, чем в квартире у Мари-Анн. А как же с Алайс Бакман, задумался он. Не следует ли снова попытаться связаться с генералом Бакманом. Теперь он уже наверняка все знает. И мне надо бы держаться подальше. Звезде телевидения и грамзаписи не следует влипать во всякие скандальные делишки, сообразил Ясон. Желтая пресса, подумал он, всегда готова в полный рост это раскрутить.

Но я кое-чем обязан Алайс, подумал затем Ясон. Она срезала с меня все электронные устройства, которые развесили на мне полы, прежде чем выпустить из здания Полицейской академии.

Но теперь меня уже не будут искать. Я получил назад свой УД; меня знает вся планета. Тридцать миллионов телезрителей могут подтвердить мое законное физическое существование.

Никогда мне уже не придется бояться выборочной проверки на блок-посту, заверил себя Ясон и закрыл глаза в легкой дремоте.

— Приехали, сэр, — вдруг сказало такси. Ясон распахнул глаза и сел прямо. Уже? Выглянув наружу, он увидел квартирный комплекс, где у Хильды Харт было свое гнездышко на Западном побережье.

— Да-да, — пробормотал он, роясь в карманах плаща в поисках пачки банкнот. Наконец Ясон расплатился с такси, и оно открыло дверцу, чтобы его выпустить. Снова обретая хорошее настроение, он спросил:

— А если б я не заплатил за проезд, вы бы открыли мне дверцу?