Чудесное око

конусоподобными выступами медленно уходил в воду.

Кириллов закурил папиросу. Азорес на палубе траулера также. Испанец стоял возле борта. Гинзбург наклонился над бортом и смотрел в воду. На траулере прозвенел звонок. Кириллов подошел к столу Борина и начал писать. Вошла Мишина тетя и подала ему конверт. Письмо прислал товарищ, отправившийся на Памир.

Наверное, интересное письмо, но читать некогда. Звуки Атлантического океана словно провалились в пропасть молчания. И сразу стал слышнее неумолкающий шум Москвы. На экране мигнул дымок сигары Азореса. Погас и экран...

Что там случилось?

И вдруг Миша увидел Протчева. Он сидел в своей люльке, которая висела в зеленоватой мгле океана. Веревки уходили ввысь.

Теперь Протчев, наверное, не ощущает тяжести своего костюма. Прекрасно! Летит "между небом и землей" и любуется подводным миром. В лучах подводного прожектора отчетливо видно, как из воздушного патрубка на медной голове поднимаются воздушные пузыри, похожие на капельки ртути. Это Протчев "травит воздух", нажимая головой на "головной золотник".

- Протчев, ты слышишь меня? - взволнованно спросил Миша.

- Слышу, - звучит бас Протчева.

- Зачем ты спустился под воду?

- Иголка потерялась, ищу ее.

- А телеоко зачем?

- Одно око - хорошо, два - лучше, а три - еще лучше. Разве не так? отвечает Протчев. - У меня поле зрения шире, но глаз привычен. Телеоку еще учиться надо смотреть по-водолазному, - шутит Протчев.

В этой шутке Миша слышит определенное недоверие к новинкам.

- Что ты видишь?

- Пока что карасей, не знаю, как по-здешнему их величают. Сейчас и ты увидишь то же, что и я. Ну, где твой пузырь? - Эта фраза касается уже Гинзбурга.

- Подвожу, смотри левее! - отвечает Мотя.

Медный шлем Протчева слепяще блестит. Миша видит сквозь стекло широкое монгольское лицо водолаза. Наверное, прожектор совсем близко. Протчев протягивает левую руку и что-то ловит. Его рука надвигается на экран, растет, закрывает все поле зрения... Зеленая муть... Сильный сноп света, и в нем - табун рыб. Медленно проплывает большая красивая медуза... Золотой сноп идет вглубь океана, постепенно слабея, рассеиваясь. И там, внизу, видны смутные очертания гор. Да, это горы и даже покрытые растительностью.

Горная вершина словно растет и идет навстречу... Нет больше Москвы, кабинета, постели. Не сам ли Миша висит в люльке и смотрит на подводный мир? Нет, он лежит в гондоле подводного "аэростата" над горным краем. Подводный Кавказ, но без ледников, горных рек и водопадов. Нет рек в краю, где "воздушное пространство" - вода.

Вновь палуба, ослепительно освещенная солнцем. Гремит лебедка. Слышно, как шумят волны, ударяясь о борт траулера. Гинзбург обернулся. Блеснули белые зубы...

- Ну, что там? - слышен голос. - Чей?

Миша не сразу догадался. Ах, это "говорит Москва".

Кириллов отходит от стола и смотрит на экран.

Палуба исчезла. Муть... Миша живет в "трех планах": под водой, на палубе траулера и в Москве.

Ничего