Разные рассказы

По дороге Жулька трижды встретила мальчиков, хорошо помнивших её. Мальчики предлагали ей сигареты, но Жулька отказывалась. Мальчики громко удивлялись - в тринадцать лет ум ещё не способен понять, что от сигареты можно отказаться. А в самом конце улицы Жулька встретила знакомую девочку и девочка повесила ей на уши прищепки. Жулька посмотрела с таким выражением, как будто говорила: "Спасибо, не за что".

Потом Жулька долго шла в сторону парка. Проезжающие легковушки притормаживали, чтобы успеть полюбоваться на чудо природы. Один раз ей бросили из машины кусочек колбасы Салями. Жулька остановилась, подумала, но наклоняться не стала.

- Смотри, как она смотрит, - сказал мальчик, сидящий в машине, совсем как человек.

Мужчина, сидящий за рулем, задумался. "Совсем как человек, - подумал он, - когда-то я читал что-то подобное. Очень давно."

- Совсем как человек, - сказал мальчик, - а знаешь, папа, у меня в книжке об этом написано.

Он взял книгу с заднего сиденья и прочел: "Когда бьют животное, его глаза смотрят, как человеческие. Сколько же нужно выстрадать, чтобы стать человеком?"

- Что это за книга? - спросил отец.

- Карел Чапек.

- Чапек - это фантастика, - вспомнил отец. - Я в детстве тоже любил фантастику.

Эти люди были последними, кто видел странную собаку Жульку.

Утро переходило в день.

Жулька шла по шоссе, медленно, не быстрее человека. Справа от неё уже начинался парк, прозрачный, с широкими пятнистыми аллеями. Темно-зеленые ели стояли неподвижно, как нарисованные. Серебрянный крестик самолета чертил безбрежность над головой и оставлял за собой сдвоенный тающий след. "Похоже на дымок сигареты", - подумала Жулька. Перед поворотом Жулька обернулась и в последний раз посмотрела назад, - на город, переворачивающий очередную страницу повести временных лет.

ЗМЕИНЫЙ УКУС

Есть чувство наступающей весны. Он знал это чувство с детства. Стоило лишь закрыть глаза и представить раннюю весну, как он видел серый, уже сухой асфальт, черные стволы, согретые солнцем, и цепочку разноцветных детей, идущих куда-то с лопатами. Во времена его детства весенние субботники были радостны. Воспоминание осталось до сих пор и не потускнеет, сколько бы он не прожил на свете. Есть вещи, которые навсегда.

Два красных автомобиля, похожие на личинок колорадского жука, медленно ползли по улице. Вот лобовые стекла одновременно поймали две солнечных полоски; отраженный луч ожег глаза, сгустился зеленым пятном на сетчатке. Александр опустил веки. Зеленое пятно разделилось на две вертикальные полосы - хищные, до совершенства напоминающие зрачки зверя, глядящего на тебя из темноты. О чем это я думал сейчас? Детство. Я знаю чувство наступающей весны. Когда-то субботники были радостны. Есть вещи, которые навсегда. Ничто никогда не повторится. Глаза зверя. Обо всем этом я думал сразу. И продолжаю думать о чем я думал. И ещё раз. И ещё раз, и еще. Как много вещей может вместить разум. Как много места, оказывается, там внутри. Есть загадка: что самое большое? И ответ - моя голова, потому что она может вместить весь мир. Значит, внутренний мир больше внешнего. Значит, если во внешнем есть моря и горы, то во внутреннем больше морей и гор. Значит, если во внешнем могут жить чудовища, то во внутреннем их гораздо больше. Только их никто не видит, не защищается от них. На что они похожи? На пауков, змей, спрутов, летучих мышей? На картины Босха? И что ты чувствуешь, когда они кусают тебя изнутри? Может быть, сейчас я видел глаза одного из них, а не только солнечные полоски? Какая чепуха - я ведь всего лишь вдыхал запах весны. Весна кружит голову. Интересно, только мне, или со всеми так?

Он открыл глаза и пошел к площади.

Был второй день Пасхи. Черная, живая, дышащая земля парка ещё удерживала долгую память ушедших холодов.

Над брусчаткой площади перекатывались мегафонные всхлипы. Маленький однорукий человек нес истину народу. Его слова были раскатисто-неразборчивы, но собирали толпу. Александр подошел. Жизнерадостный калека выкрикивал что-то, указуя проклинающим перстом на огромного небритого детину; тот порывался вырвать мегафон, но смущался от собственной глупой силы. И так, так пахло весной. Засмущавшись ещё отчаянее, детина отвернулся и заплакал как ребенок, и ушел в сторону парка, утираясь рукавом.

Слева стояла женщина. Александра поразило выражение её лица - смерч, кристаллизовавшийся в неподвижность. Губы белые и жесткие как камень. Женщина пошатнулась. Казалось, она сейчас упадет. Ее щека дернулась.

- Что с вами? - спросил Александр.

- Всех, - Александр прочел слово по движению губ, - Всех, - уже громче, - всех убью!

Женщина вытолкнулась из толпы.

"Да потому что вы и есть подавляющие классы, вы, вы и есть!" - проорал мегафон.

Что это было? Кто сошел с ума? Я? Эта женщина? Или все эти люди? Зачем она собирается убивать кого-то? И как можно убить всех? Зачем собрались здесь все они? Александр вгляделся в лица вокруг - все лица были одинаковы. Вот так они выглядят - люди, укушенные изнутри. Те чудовища, которые живут внутри нас должны быть похожи на змей - больших и мелких, просто ядовитых и смертельно ядовитых. Они подползают и ждут, совершенно невидимые во внутренней темноте; но их ещё можно как-то почувствовать, если смотреть в себя, и слушать себя и ощупывать душевную муть неумелыми неловкими движениями. Но стоит тебе забыть об опасности, как они подползут и ужалят, и твоя душа наполнится ядом, и ты понесешь этот яд в себе, понесешь его другим людям. Сейчас я видел женщину, ужаленную змеей. Господи, не дай мне такой участи... Но как пахнет весной...

* * *

В этот день - второй день Пасхи - Катюше исполнялось восемь лет. Еще недавно Катюша была смешной, приветливой не без кокетства, девочкой, очень милой и любимой всеми. Ее необычный, доверчивый взгляд умилял маму, соседей, старушек в парке и даже одичалых собак из ближних переулков - они тоже любили её изо всех сил и показывали это как умели.

А весь этот ужас случился в январе, в один из прозрачных, желто-сине-сиреневых дней, когда морозная даль и близь полна желтого тумана, воздух налит синевой, а тени берез сиреневы до рези в глазах и хочется вернуться в детство, сесть в саночки и задохнуться от страха на черной крутизне ледяной горки. Катины разноцветные саночки без спинки пронеслись по сверкающему, как лезвие косы, изгибу горки и вдруг, с леденящей неожиданностью, подпрыгнули, перевернулись и бросили ребенка на раздвоенный черный пенек. Сейчас тот пенек уже выбросил к небу первые зеленые хвостики, намереваясь вырасти в здоровое дерево, назло всем лесорубам, лесопилам и лесогубителям. В здоровое дерево. Здоровое. Какое страшное слово.