Режим бога. Восход Красной Звезды (СИ)

Клаймич еще раз устраивает экскурсию Прауду по студии, хвастает итальянской "победой" у "стены славы".

- Впервые за всю историю американского посольства в Москве - прочувственно произносит Прауд, глядя на фотографии. - Атташе лично занимается визовыми вопросами советского гражданина. Но теперь я вижу, что не зря. Такие советские граждане - дипломат голосом выделяет слово "такие", - будут с радостью встречены на гостеприимной американской земле.

Шпарит как будто на приеме в посольстве. Его прочувственный спич прерывают... вошедшие в студию Галина Леонидовна и Светлана Владимировна. Сюрприз. Женщины чем-то явно возбуждены, громко смеются и, похоже... да, уже приняли слегка на грудь. Я смотрю на часы - шесть вечера. Дамы скидывают на руки нашим "тяжам" свои шикарные соболиные шубы и тут уже мне ничего не остается, как выходить на первый план, знакомить атташе с женой министра и его заместителя. А заодно работать переводчиком, т.к. обе женщины не владеют английским. Пока я упражняюсь в презент перфект и паст континиус, Клаймич резво откупоривает сразу две бутылки "Амароне". Тосты за мой успех в Италии и талант чередуются с тостами за здоровье и добрососедские отношения с американцами. Незаметно в нашу компанию вливаются сначала "звездочки", вернувшиеся с фотосъемок, а затем и Роза Афанасьевна, "заглянувшая на огонек". Пока все чокаются, выпивают, меня в сторону отводят сначала Светлана Владимировна, потом Галина Леонидовна.

Первая предупреждает об интригах МИДа, который в лице Громыко дал согласие на приезд итальянского следователя в СССР. Тот будет опрашивать меня и сотрудников студии о перестрелке на вилле Кальви. Вторая выступает в очередной раз моим ангелом-спасителем, поговорив с мамой относительно поездки в Штаты. Та сначала, как узнала о турнире, да еще со взрослыми боксерами, твердо сказала нет. "И никакой Щелоков ей не указ". Хоть я и признан дееспособным, она моя мать и ее слово последнее. Никакие мои аргументы о записи песни "Мы - мир", о первом англоязычном альбоме не подействовали. Видимо, я уже переступил некую черту, после которой наступает банальная усталость от всех моих приключений.

Но Галина Леонидовна заехала к маме на работу, вывезла в обеденный перерыв ее в ресторан "Прага" и там час убеждала. В итоге крепость пала и мне разрешено ехать. Помогло то, что я лечу в компании Лехи и Ретлуева, а им мама доверяет. Искренне благодарю Брежневу, клянусь не посрамить честь Родины. Про себя думаю, что надо и Галине Леонидовне посвятить песню. Ну что это за подарок -- импортный кухонный комбайн -- для дочки всесильного Генсека? А песню она на всю жизнь запомнит.

С вечеринки, которая превратилась в проводы, ухожу тихо, по-английски. Взгляд Веры - игнорирую. Рядом стоит Татьяна Геннадьевна и явно бдит за дочкой. Точно такой же призывный взгляд вижу у Альдоны, но ту пасет "Шторм". Да и за мной все эти два дня неотрывно катался серый "жигуль". Зачем Щелокову знать о моих отношениях с девушками? Тем более перед поездкой нужно выспаться. Летим восемь с лишним часов с промежуточной посадкой на дозаправку в Гандере (Ньюфаунленд). Это утомительно. Впрочем, выспаться мне не дают. Стоит только переступить порог квартиры, как раздается длинный телефонный звонок. Явно международный. И это Анна Кальви!

Сначала девушка явно ощущает некоторое смущение, болтает о пустяках. Смеемся над заголовками в западной прессе о моем аресте КГБ, вспоминаем какие-то пустяки о поездке в Сан-Ремо. Потом Анна рассказывает мне о самочувствии отца и его перспективах в предвыборной гонке. Тут складывается все хорошо и, похоже, Кальви имеет все шансы на победу. Он уже вышел из больницы и агитирует итальянцев из кресла на колесиках. С пробитым плечом! Я смеюсь внутри. Но на чувствительных и эмоциональных жителей Апеннин это производит убийственное впечатление. Заканчивает разговор Анна признанием, что очень по мне скучает и даже готова прилететь в Союз, чтобы повидаться. В КГБ уже и так наверняка знают, что я еду со сборной в Штаты, поэтому я смело признаюсь в этом девушке. Та очень рада, и моментально обещает прилететь в Нью-Йорк. Ну и правда, что такое для дочки банкира-миллионера смотаться на выходные в США? Наверняка папа еще и персональный самолет выделит. Не успеваю попрощаться с Анной и положить трубку, как раздается новый звонок.

Это Романов. Он приехал в Москву на заседание Политбюро и хочет меня видеть. За мной уже выехала машина.

---

И вот я в знаменитом доме N 26 по Кутузовскому проспекту. Тут живут Брежнев, Андропов, Щелоков... Есть квартира и у Романова. Дом представляет собой целый комплекс зданий, который одной стороной выходит на Кутузовский проспект, а другой - на набережную. Имеется красиво подсвеченный большой внутренний двор, но попасть туда просто так с улицы не получится - надо миновать два поста охраны перед воротами и после.

Пройдя контроль (первый пост милиция, второй - КГБ), мы подъезжаем к третьему подъезду. Тут тоже сидит молодой консьерж неясной ведомственной принадлежности с оттопыренным наплечной кобурой пиджаком. Спросив, в какую я квартиру, он записывает данные паспорта в специальную тетрадь и вызывает мне лифт. Поднимаюсь на четвертый этаж. На лестничной площадке - кадки с пальмами, цветы на подоконниках. Звоню в 46-ю квартиру. Открывает сам Романов. Григорий Васильевич одет по-домашнему: фланелевые брюки, вязаный свитер.

- Вот же ты вымахал! - удивляется Романов, подавая мне тапочки. До посещения Брежневой, я привык делить квартиры на две категории: обычные, размер и конфигурацию которых понимаешь, стоя еще на пороге. И прочие, встречавшиеся гораздо реже, размеры и конфигурация которых для стоящего на пороге человека остаются некоторое время загадкой. Но планировка и размеры квартиры Романова осталась для меня тайной даже после того, как я проплутал по ней добрых десять минут. Сначала разделся в гардеробной. Помыл руки в огромной ванне. Потом мы с Романовым по длинному коридору зашли на кухню, взяли чайник с чашками. Через проходную комнату и что-то вроде зимнего сада добрались до кабинета. Григорий Васильевич включил зеленую настольную лампу а-ля Ленин в Кремле и разлил чай. Выложил на стол традиционный сушки, кусковой сахар. Отказываться не стал - налил чай в блюдце и стал пить вприкуску, разглядывая полки с книгами. Много сочинений Ленина, Маркса, но есть и классика и даже специальная литература - справочники, энциклопедии... Пока я изучал книги, Романов поставил на стол серую коробку с двумя антеннами, выключил ее в розетку. Мигнул и загорелся индикатор на передней панели.

- Генератор помех - пояснил Романов в ответ на мой недоуменный взгляд. - Твой патрон сегодня мне выдал и объяснил, как защищаться от прослушки. В какие времена живем....

Глава Ленинграда тяжело вздохнул, выпил чая из стакана с оловянным, узорным подстаканником.

- И что еще Щелоков... ну... рассказал? - я замялся, не знаю как сформулировать свое участие в созыве внеочередного собрания Политбюро

- Все. Он рассказал все. - Романов внимательно посмотрел на меня. - Твои приключения в Италии, письмо про Калугина... Читал, кстати, в рассылке ЦК и твой прогноз по Ирану. Надо признаться, что ты был прав, а мидовцы нет. И теперь я хочу знать. Ответ всего на один вопрос. Кто ты, Виктор?

Где-то я уже слышал этот вопрос. Месяц назад Цвигун спрашивал меня "кто я". А теперь вот Романов. И тут разговор на болезнь не переведешь. Ибо мой визави здоров как бык. Почти тридцать лет еще протянет, пока не умрет в 2008-м году.

Григорий Васильевич наклоняется вперед и впивается в меня глазами. Просто гипнотический взгляд.

- Я прошел голод, холод и войну. Хоронил боевых товарищей и жертв Блокады. После Победы мы трудились, чтобы восстановить город и страну. Шаг за шагом ... И вот год назад я повстречал тебя. Маньяки, предатели-генералы, песни, что плакать хочется... Весь мой жизненный опыт просто вопит, что так не бывает. Не бывает, чтобы из-за школьника члены Политбюро голосовали о снятии Председателя КГБ. Выгляни в окно