Шестнадцатые звездные войны

Пятьдесят семь лет. Более полувека она спала в глубоком сне. Оставленные на Земле друзья состарились и умерли, семья созрела и увяла, мир, который она оставила, превратился неизвестно во что. Правительства поднимались и падали; новые изобретения потрясали рынок и выходили из моды, потом забывались. До сих пор никто не выживал, проведя в гиперсне больше шестидесяти пяти лет. После этого тело начинало разрушаться, и капсула уже не могла сохранить жизнь. Она едва выжила, она отодвинула предел физиологической возможности только для того, чтобы обнаружить, что она вне этой, окружавшей ее жизни.

— Пятьдесят семь!

— Вы дрейфовали в самом центре системы, — рассказывал ей Берк. — Ваш радиомаяк не работал. Это просто слепая удача, что спасательная команда подобрала вас, когда они…

Он колебался. Внезапно она побледнела, глаза ее расширились.

— У вас все в порядке?

Она кашлянула один раз и еще сильнее во второй. Она напряглась — выражение ее лица изменилось, из обеспокоенного оно превратилось в выражение ужаса. Берк попытался дать ей стакан воды, стоящий на тумбочке, но она отбросила его руку. Стакан упал на пол и разлетелся вдребезги. Шерсть Джонса поднялась дыбом, он спрыгнул на пол, завывая и шипя. Он бросился прочь от кровати, и его когти заскрежетали по мягкому пластику. Рипли схватилась за грудь, выгнув спину в конвульсиях. Казалось, что ее душат.

Медтехник кричала в микрофон.

— Голубой код четыреста пятнадцатому! Голубой код — четыре, один, пять!

Вместе с Берком она вцепилась в плечи Рипли, потому что та начала подскакивать над матрацем. Они держали ее, когда в комнату влетели доктор и еще два медтехника.

Этого не могло случиться. Не могло!

— Нет — не-е-е-е-е-ет!

Техники пытались удерживать ее руки и ноги, так как она дико извивалась. Покрывала слетели. Одна нога послала в нокдаун медтехника, другая пробила дыру в бездушном стеклянном глазу монитора. Джонс глазел из-под столика на свою хозяйку и шипел.

— Держите ее! — выкрикивал доктор. — Принесите кислород! И пятнадцать кубиков…

Внезапно на верхней простыне появилось малиновое пятно от брызнувшей из Рипли крови. Простыня вздыбилась, словно что-то невидимое росло под ней. Ошеломленные доктор и техники отпрянули от кровати. Простыня продолжала подниматься.

Рипли ясно видела, как та соскользнула. Медтехник упала в обморок. У доктора вырвался какой-то сдавленный звук, когда из разодранной грудной клетки пациентки появился безглазый зубастый червь.

Он медленно повернулся так, что его клыкастая пасть находилась всего в футе от лица Рипли, и пронзительно завизжал. Этот звук заглушил все человеческое в комнате, заполнил уши Рипли, переполошил весь оцепеневший мозг, эхом прокатился сквозь все ее существо, пока она…

…не села на кровати, громко закричав. Она была одна в темной госпитальной палате. Перед глазами мелькали разноцветные огоньки. Судорожно схватившись за грудь, она старалась вернуть украденное ночным кошмаром дыхание.

Тело ее было целым и невредимым: грудная клетка, мышцы, сухожилия и связки. Все было на месте и работало нормально. Не было сумасшедшего ужаса, рвущегося из ее торса, не было этих непристойных родов. Она осматривала комнату, и глаза ее дергались в глазницах. Никто не лежал в обмороке на полу, никто не шипел под столиком. Лишь молчаливые приборы, стерегущие ее жизнь, и удобная кровать, вмещающая ее. Хотя в комнате была приятная прохлада, пот струился по ней ручьем. Она держала перед грудью кулак, как бы защищая себя от вторжения.

Когда видеомонитор, подвешенный у постели ожил, она даже слегка подпрыгнула. На нее озабоченно смотрела пожилая женщина. Ночная сиделка. Ее лицо было очень открытым, не просто профессиональным, а озабоченным.

— Снова плохие сны? Дать вам снотворное?

Слева от Рипли застрекотал робот. Она посмотрела на него с отвращением.

— Нет, я достаточно спала.

— Ну, хорошо. Вам лучше знать. Если передумаете, позвоните. Она отключилась. Экран потух.

Рипли медленно прислонилась к поднятой верхней секции кровати и дотронулась до одной из многочисленных кнопок на тумбочке. И снова закрывающий окно экран на дальней стене скользнул к потолку. Она могла теперь выглянуть наружу. Там была часть станции, залитая сверкающими ночными огнями, и за ней земной шар, окутанный темным покрывалом ночи. Облака скрывали далекие огоньки. Живые города счастливых людей пребывали в блаженном неведении о голой реальности равнодушного космоса.

Что-то плюхнулось на постель рядом с ней, но на этот раз она не подпрыгнула. Это была знакомая, нужная тень, и Рипли слегка прижала ее к себе, не обращая внимания на обычное протестующее «муррр».

— Все хорошо, Джонс. Все позади, мы в безопасности. Извини, что напугала тебя. Теперь все будет хорошо. Должно быть хорошо.

Хорошо, да, кроме того, что ей придется заново учиться спать.

Солнечный свет струился сквозь кроны тополей. За деревьями виднелись луга, на зелени травы были разбрызганы яркие пятна колокольчиков, ромашек и флоксов. У корней одного дерева прыгала малиновка, разыскивая насекомых. Она не замечала крадущегося к ней жилистого хищника с внимательными глазами и напряженными мускулами. Птичка повернулась спиной, и преследователь прыгнул.

Джонс ударился о плотность птички, но не поймал дичь и не нарушил изображение. Свирепо потряхивая головой, кот бросился прочь от стены.

Рипли сидела на соседней скамеечке, наблюдая за игрой кота.

— Глупый котище. Теперь-то понял, что это такое?

Хотя, может быть, ей не нужно было быть с ним такой строгой. Конструкция этих экранов намного улучшилась за пятьдесят семь лет. Все улучшилось за последние пятьдесят семь лет. Кроме нее и Джонса.

Стеклянные двери отделяли это помещение от остальной части станции Гейтуэй. Дорогостоящий пейзаж умеренных лесов Северной Америки оттеняли растения в горшках и толстая травяная подстилка. Этот экран выглядел более реальным, чем настоящие растения, но последние, по крайней мере, имели аромат. Она слегка наклонилась к одному горшку. Грязь и влага, и нечто растущее. «О капусте и королях», [8] подумала она мрачно. Чушь собачья. Ей хотелось уехать со станции. Земля была соблазнительно близко, и Рипли очень хотелось, чтобы между ней и губительной пустотой пространства было голубое небо.

Одна из стеклянных дверей приоткрылась, пропуская Картера Берка. На секунду Рипли поймала себя на том, что смотрит на него как на мужчину, а не просто как на служащего Компании. Возможно, это признак того, что она приходит в норму. Ее оценка облегчалась тем обстоятельством, что когда «Ностромо» отправился в свое роковое путешествие, Берку оставалось еще двадцать лет до рождения. Впрочем, это не должно иметь существенного значения. Они были приблизительно одного физического возраста.

— Извините.

Всегда приветливая улыбка.

— Я бегал тут все утро. Наконец, смог вырваться.

Рипли никогда не любила никчемной болтовни. Теперь же, более чем всегда, жизнь казалась ей слишком драгоценной, чтобы тратить ее на непоследовательные замечания. И почему это люди не говорят то, что они хотят сказать, а ходят минут пять вокруг да около?

— Мою дочь разыскали?

Берк выглядел смущенным.

— Ну, надо подождать, пока закончится расследование.

— Я ждала пятьдесят семь лет. У меня больше нет терпения. Так что уж ублажите меня.

Он кивнул, поставил свой чемоданчик и раскрыл его. Минуту он шарил в нем, а затем вытащил несколько листов тонкого пластика.

— Она?..

Берк говорил, читая один из листков.

— Аманда Рипли-Маккларен. Я полагаю, это фамилия после замужества. Шестидесяти шести лет… к моменту смерти. Это случилось два года назад. Здесь вся ее история. Ничего особенного и примечательного. Подробности приятной, обычной жизни. Такой, как у большинства из нас, я думаю. Извините.

Он передал листки, изучая лицо Рипли в то время, как она просматривала их.