тема: "Псы любви"

— Ну хорошо, я немного ошибся, но ты же понимаешь, все мы можем ошибаться, — Персен оказался в своей стихии, заговаривать зубы он умел превосходно, — к тому же идея была такой заманчивой! А если бы все получилось, кто бы первым сказал «Спасибо, Попрыгунчик, теперь я богат, я сыт и доволен жизнью!»? Кто, Трюмо?

— Я? — неуверенно предположила принцесса.

— Именно! Так что радуйся, не все еще потеряно. Твой предприимчивый и сообразительный друг найдет выход из положения. И, кстати, долго ты еще собираешься бегать в этой драной распашонке? Оденься поприличнее и спускайся вниз, устроим совет. Тем более что после всей этой беготни не мешало бы пообедать.

Персен вошел в злополучную пиршественную залу. Стол, до той поры удручающе пустой, мгновенно покрылся всевозможными кушаньями. Половину предложенных блюд Попрыгунчик никогда не видел, вторую видел, но редко и, преимущественно, издалека. Из столовых приборов знакомым оказался только нож, все остальное вызывало какие-то нездоровые ассоциации. Тем не менее, Персен был доволен — он действительно проголодался. Из блаженного состояния поглощения пищи его вывел грохот подкованных сапог и отборная солдатская брань, произносимая нежнейшим ангельским голоском. Персен поднял глаза и обомлел.

— Трюмо! Где ты раздобыл свою старую одежду?

— Она висела на стуле в спальне, представляешь! Вот только чертовы сапоги не держатся на ногах, и эти… эти холмы! — Трюмо раздосадованно потрогал свою новую грудь, чем вызвал у Персена легкий приступ удушья, — короче, куртку придется перекраивать. Да еще мои метательные ножи жутко потяжелели. И это все ты! — зеленые глаза угрожающе Трюмо вспыхнули.

— Эй! Успокойся, мы же договорились! Лучше садись и поешь — это должно пойти тебе на пользу.

Совместная трапеза протекала в тягостном молчании. Тишину нарушало лишь сосредоточенное чавканье да редкие испуганные крики, когда некоторые блюда неожиданно подавали признаки жизни.

Они лежали бок о бок на покатой крыше донжона. Полуденное солнце ощутимо припекало, но устойчивый ветер с моря небезуспешно боролся с жарой.

— Эх, ну я и объелся, — Персен осторожно прикоснулся к надувшемуся животу.

— Угу. Я тоже, — принцесса смачно рыгнула и повернулась на другой бок.

— Не объедался так с самого белтайна, — продолжал Персен, — помнишь, мы тогда выиграли у бондаря половину быка.

— Да, старинный трюк с утяжеленными костями еще работает. Ох, и ругался же он тогда! — принцесса извлекла из ножен кинжал и принялась ковыряться в зубах.

— А ведь мы неплохо устроились. Нет, ну согласись, Трюмо. Даже епископ не смог бы себе позволить такой роскоши!

— Облака, — тихо произнес Трюмо, — облака такие, ну такие… и этот лес вдали он, он просто как это… и вообще. Так бывает, когда с вечера нажрешься как свинья, а утром совсем нет похмелья.

— Ты знаешь, Трюмо, — задумчиво протянул Персен, — такой ты мне нравишься гораздо больше.

БАМ!

Мы частенько говорим то, о чем лучше промолчать.

Солнце садилось за лес. Конечно, какой-нибудь менестрель смог бы описать этот процесс гораздо красочней, но для Трюмо было вполне достаточно и того, что недавно желтый, а теперь уже оранжевый шар исчезал за верхушками деревьев. Кошмарный день шел к концу. Кожаный доспех, еще не так давно родной и привычный, успел натереть весьма приличные мозоли в самых интересных местах, любимые сапоги при каждом шаге норовили слететь с ноги, а стянутая ремнями грудь сильно болела. Трюмо тяжело вздохнул. Получилось еще больнее.

— Скучаешь? — на стену опасливо поднялся Персен. Перед собой он нес большой покрытый вмятинами щит. Трюмо удовлетворенно усмехнулся — метать ножи он не разучился.

— Слушай, я решил, что надо как-то выходить из положения. То есть тебе, конечно, гораздо сложней, однако надо что-то делать.

— Сгинь, — Трюмо угрожающе развернулся к Персену, поигрывая кинжалом.

— Я понимаю, это тяжело, но, метая в меня ножи, ты…

ДЗИНЬ!

— Ты ничего не добьешься!

Трюмо было чрезвычайно паршиво, хоть плачь. Он заплакал.

Огромная зеленоватая луна взгромоздилась на небосклон, посеребрила верхушки дальних елей и будто бы с некоторой опаской осветила две стоящие на стене фигуры. Расстояние между фигурами было довольно приличным, и, на взгляд Персена, безопасным.

— Эй, Трюмо! Ты все еще злишься на меня?

— Не знаю, — райские колокольчики звучали надтреснуто.

— Нам нужно серьезно поговорить.

— О чем?

— Может, попробуем не мешать друг другу? Станем даже есть раздельно, если хочешь. Ведь должен же быть какой-то выход. Я пока собираюсь исследовать местность, а ты — ты можешь составить мне компанию.

— Я буду тренироваться, — голосок принцессы обрел некоторую твердость.

— В смысле?

— Тренироваться! С мечом и кинжалами. Пускай это и не мое тело, но я постараюсь, чтобы оно действовало, как мое, — теперь в нежном девичьем голосе звучало так знакомое Персену упрямство его старого друга. Или все же незнакомое?

— Хорошо, так тому и быть! Слушай, а ты придешь завтра на стену? Может быть мы…

— Даже и не думай об этом.

Остричь длинные локоны не составило большого труда, но ситуацию это нисколько не улучшило. Кукольное личико, с тоскою взиравшее на Трюмо из зеркала, теперь казалось еще невиннее и свежее. После пары неудачных попыток железные тренировочные мечи и секиры пришлось заменить на деревянные. Однако, несмотря на неудобства, Трюмо упражнялся ежедневно.

Персен лазил по замку и окрестностям, его подтянутая ладная фигура мелькала повсюду. Они встречались лишь вечерами в каминной или на стене.

Этой ночью луна взяла выходной; если бы ей довелось выйти на сверхурочную работу, она обнаружила бы, что дистанция меж неподвижными фигурками существенно сократилась.

— Слушай, Трюмо. А каково это?

— Что?

— Ну, чувствовать себя женщиной?

— Я не чувствую себя женщиной.

— Однако ж, ты не можешь помочиться со стены.

— Еще одно слово, и со стены полетишь ты!

— Да ладно тебе. Лучше посмотри, какое сегодня небо красивое.

Огонь в камине полыхал вовсю. Шаловливые языки пламени пытались вырваться из тесной каменной клетки, бросались искрами. Кресло, которое едва ли могло вместить прежнего Трюмо, сейчас казалось необъятным. Неслышно подошел Персен, снял с полки тяжелый канделябр, зажег свечи. За последние дни он сильно похудел и вроде бы даже стал ниже ростом, однако выглядел по-прежнему блистательно.

— Вина? — неуверенно предложил Попрыгунчик.

— Отыскал бы лучше где-нибудь пива или браги.

— Думаешь, я не искал? Но в подвалах только вино. Одно только чертово вино!

— Подвалы? — оживился Трюмо.

— Вот здесь, похоже, он держит самое старое, — возвестил Персен, небрежным взмахом руки уничтожая труд многих поколений трудолюбивых пауков. Ряды здоровенных бочек уходили вдаль; свет факела не позволял увидеть конца этой внушительной шеренги.

— Неплохо! — Трюмо осторожно провел пальцами по гладкой дубовой поверхности. От непрестанных упражнений с мечом нежные девичьи руки несколько загрубели, но не настолько, чтобы не ощутить холод старых досок и покой хмельной влаги под ними.

— Представляешь, сколько можно было бы выручить золота за все это хозяйство? — мечтательно протянул Персен. — Мы купили бы таверну. Дюжину таверн! Да что там — сотню!

— Зачем тебе таверны? — удивился Трюмо. — Здесь есть все, что надо — и никто не вышвырнет тебя за то, что ты орешь непристойные песни, крушишь мебель или пристаешь к ба… — дисквалифицированный специалист по пьяным дебошам замолк на полуслове.

— Понимаешь, Трюмо, это все — для благородных. А мы с тобой… — Персен задумался, — мы с тобой… М-да, мы с тобой. Впрочем, не сбегать ли мне за посудой?