Плач Абалона (Онд - 1)

- Где остальные? - с отчаянием в голосе спросил мальчик.

Брок не ответил, и Пип в ужасе понял, что солдат пришел один.

Палец дернул его вперед; острая кромка ошейника, сделанного из волчьего капкана, врезалась в кожу. Пип был вынужден, громко ругаясь, бежать трусцой, чтобы не отстать от лошадей. В конце концов охотники остановились у ручья. Палец развязал Брока, плеснул ему на руки немного воды, смазал рану вонючим ведьминым лекарством и снова стянул солдату запястья.

- Не хочу, чтобы загноилось, а то идти не сможешь. Не на лошадь же тебя грузить, такого-то здоровенного, - проворчал он.

Брок постепенно приходил в себя, хотя лицо у него по-прежнему оставалось болезненно бледным. Охотники погнали пленников дальше, и солдат на ходу повернулся к Пипу:

- Какого лешего, спрашивается, ты сбежал? Видишь, что теперь?

- Ничего я не сбежал, и спасать меня тоже не просил, и где вообще мастер Спар? Он-то бы хоть в лапы им не попался, как старый дурак, ответил мальчик. Ему было жалко Брока, но торра-альтанцы не любили признаваться, что им больно.

- А, разбаловал тебя барон. Что за безрассудство! Уважай ты старших, как положено - не попали бы мы в такую переделку. А то разобиделся, видишь ли, взял да и свалил, так?

- Да не свалил я! Я Троговы следы нашел, вот. - Оба посмотрели на пса, лежавшего, словно мертвый, на крупе пегого пони. Рядом висел мешок с волчатами.

- Все равно нельзя было одному уходить.

- Да ты вроде и сам один, - поддел Пип.

- Тут другое. Я не хотел, чтобы леди Брид искала тебя по всему лесу, когда вокруг черномордые волки кишат.

- Так что теперь она будет искать Трога, искать меня, а еще вдобавок и тебя, - заключил Пип.

- Вот молодежь, - пробормотал Брок себе под нос. - До осады-то все по-другому было. Тогда не посмел бы пацан со мной так говорить.

Охотники вели их на восток, еще глубже в чащу Лова, уходя даже от самых дальних лесных деревушек. Пип сомневался, что в этой округе могут оказаться люди, даже углежоги. Тут никто не жил, кроме волков да редкого молодого оленя, едва различимого на фоне бурого и бледно-серого зимнего леса. Издалека еле слышно доноси лось журчание воды пожалуй, это Белоструй, подумал Пип, река, текущая с Волчьих Зубов и в конце концов впадающая в Лешую.

Всадник, видимо, тоже услышал этот звук, потому что сменил направление и двинулся в ту сторону. Высокие деревья, заросли куманики, и кусты зимнего шиповника тянулись к воде, словно желая напиться. Поначалу охотники не могли пробраться к реке все заросло, но потом нашли тропинку, выбитую конскими подковами.

Травянистые берега полого сбегали к воде, в которой перекатывались, негромко шурша, гладкие голыши. На той стороне стоял и пил огромный олень с густой косматой гривой и могучими рогами, очень старый, судя по количеству отростков. А шкура у него была белая. У Пипа захватило дыхание: он достаточно долго прожил в лесах, чтобы знать, какая это редкость. Малышом он слышал, как дровосеки говорили, что белого оленя видят только раз в сто лет; белый олень предвещает время больших перемен.

- Отец Леса, - прошептал мальчик. Кобольды притихли.

- Волчий зуб, ты только посмотри! - выдохнул Всадник, потянувшись к луку. - Шкура белого оленя! Да еще рога!

Пип в страхе взглянул на него. Не может же охотник убить белого оленя, стража леса! Ни за что!

- Нет, нет, - закричал мальчик как сумасшедший, пытаясь спугнуть оленя. - Уходи отсюда! Беги!

Кобольды залопотали. Уши у оленя тут же дрогнули, на мгновение он посмотрел на них, а потом бросился бежать, и из-под изящных задних ног полетели брызги воды. Всадник пустил стрелу, и в тот самый миг, когда олень почти уже скрылся за старой ольхой, она вонзилась ему в ногу над коленом.

Палец прыгнул в реку и, борясь с течением, попытался догнать ускользнувшую добычу.

Всадник выругался, взглянул на свой лук так, будто в промахе виновато оружие, а потом посмотрел на Пипа.

- Проклятый мальчишка, вечно ты лезешь под руку! Охотник резко дернул цепь. Ошейник врезался в кожу, и мальчик, потеряв равновесие, упал на колени. Тогда Всадник подскочил и яростно пнул его в живот.

- Оставь парня! - крикнул Брок, попытавшись оттолкнуть кеолотианца, но веревка его не пустила. Всадник ударил Брока в лицо. Тот упал, сплевывая кровь.

- Оставить парня, говоришь? А ты такой особенный, что ужинать сегодня не хочешь? Олень бы нам ой как пригодился!

- Лучше умереть, чем есть мясо священного оленя, - тихо сказал Пип и склонился над Броком, чтобы помочь ему подняться.

Всадник обмотал цепь вокруг кулака и ударом ноги сбил мальчика на землю. Боли Пип не боялся. В детстве ему пришлось перетерпеть немало ушибов и порезов, а потом, в стычках с другими мальчишками в крепости - еще больше. Решив доказать свою силу, он научился подавлять боль, чтобы дольше, крепче и отважнее драться. Подумаешь - пинок в живот!

Он поднял голову и посмотрел себе на руки. Кожу пятнали капли крови ободрался об острые камни. Пип холодно посмотрел на Всадника и улыбнулся, медленно-медленно.

- Если ты ранил белого оленя, расплачиваться придется твоей душе.

Бородатый кеолотианец захохотал.

- Ну, этим ты меня не напугаешь. Я человек цивилизованный, держусь Новой Веры. Божье всепрощение защитит меня от предрассудков.

К тому времени, как вернулся Палец, Брок уже стоял на ногах. Пип с облегчением увидел на лице у охотника раздосадованное выражение.

- Убежал, как сквозь землю провалился, - сказал тот. Над глазом у него была глубокая царапина.

- Что у тебя с лицом? - спросил Всадник без всякого сочувствия.

Пип подошел к берегу и опустил в быстрый ручей руки с саднящими царапинами. Ледяная вода, бежавшая со снежных вершин, заглушила боль.

- Веткой падуба хлестнуло, - сплюнул Палец. - Будто нарочно.

Пип посмотрел на него, пытаясь не улыбаться. Лес был живой, как огонь, - им управлял собственный дух.

Сердитый Всадник повел отряд быстрым шагом на север вдоль русла Белоструя, туда, где тот сливался с Лешей. Броку было трудно идти с такой скоростью, по лицу у старого солдата тек густой пот, хоть в лесу и стоял крепкий морозец. Пип беспокоился о нем; кроме того, его тревожило, что земля под ногами сделалась твердой как камень, и следов на ней не оставалось.