Искатель. 1989. Выпуск №6

— Что именно, Сид?

Я не ответил, Чарлз встал, подошел к сэру Томасу и отдал ему конверт со снимками Чико.

— Они избивали его цепью, — сказал я бесстрастно.

Фотографии переходили из рук в руки. Я боялся вопроса, который они должны были задать, и действительно сер Томас спросил:

— И с вами сделали то же самое?

Я кивнул нехотя.

— Может быть, вы снимете рубашку и покажете нам, Сид?

Мне очень этого не хотелось.

— Мы должны сами убедиться, обоснованно или нет то, что вы сказали, — настаивал сэр Томас. — Фотографий Барнса недостаточно. Так что, пожалуйста… снимите рубашку.

Я расстегнул пуговицы, встал и снял рубашку. Все мое чело было черным, если не считать темно-красных перекрещивающихся полос. К этому времени все синяки, порезы, ушибы проявилась в полной мере. Именно поэтому я настоял на поездке на Портмен-сквер сегодня. Я не хотел показывать им свои увечья, но знал, что мне придется это сделать.

— Повернитесь, — попросил сэр Томас.

Я повернулся. Никто не произнес ни слова. Сэр Томас подошел ко мне и стал разглядывать меня вблизи. Потом он снял со стула рубашку и помог мне надеть се.

Я поблагодарил и застегнул пуговицы. Прошло немало времени, прежде чем сэр Томас снял трубку телефона и сказал секретарю: «Попросите, пожалуйста, капитана Уэйнрайта».

Если у адмнинстраторов еще оставались сомнения, Лукас сам их рассеял. Он быстро, ничего не подозревая, вошел и комнату, в которой царило гробовое молчание, и, увидев меня, внезапно остановился.

Мне пришло в голову, что мое появление в ложе распорядителей в Честере произвело на Тревора Динсгейта такое же впечатление.

— Садитесь, Лукас. — Сэр Томас показал на стул.

Лукас неуверенными шагами подошел к стулу, по-прежнему не спуская с меня глаз, словно не желая поверить, что это действительно я.

— Лукас, — начал сэр Томас, откашлявшись. — Вот тут Сид Холли рассказал о некоторых фактах, требующих объяснения.

Лукас смотрел на меня и почти не слушал.

— Это невозможно! Откуда вы взялись? — воскликнул он.

— Явился с того света, — ответил я.

Все ждали, что скажет Лукас, но он молчал.

Наконец заговорил сэр Томас:

— Сид выдвинул серьезные обвинения. Я их изложу вам, Лукас, и вы можете отвечать, как сочтете нужным.

И он повторил почти все, что я только что сообщил им.

— Итак, — сказал сэр Томас в заключение, — мы ждем, что вы опровергнете или признаете правильность рассуждений Сида.

Лукас рассеянным взглядом обвел комнату.

— Чушь, — сказал он. — Сид все это придумал. — Лукас лихорадочно пытался найти выход. — Конечно, я не поручал ему расследовать положение в синдикатах. Конечно, я не говорил ему, что сомневаюсь в Эдди. Я никогда не говорил ему об этом воображаемом Мейсоне. Он все это сочинил сам.

— С какой целью? — спросил я.

— Откуда мне знать?

— Я не сочинил, что приходил сюда дважды делать выписки насчет синдикатов, — сказал я — Не сочинил, что Эдди Кит жаловался на то, что я просматривал папки с делами синдикатов. Не сочинил, что вы звонили Чико на мою квартиру четыре раза. Не сочинил, что вы высадили нас на автомобильной стоянке. Не придумал Питера Рэммилиза, которого можно заставить… заговорить. Я могу также найти этих двух шотландцев, если попытаюсь.

— Как? — воскликнул он.

Расспрошу маленького Марка, подумал я. За это время он многое узнал о «друзьях». У маленького Mapкa очень хорошая память.

Но вместо этого спросил:

— Вы хотите сказать, что я придумал шотландцев?

Он сверкнул глазами.

— Я могу также, — проговорил я медленно, — выяснить подлинные причины, скрывавшиеся за всем этим. Проверить слухи о коррупции и найти, что их породило. Разузнать, кто, кроме Рэммилиза, дает вам возможность разъезжать на «мерседесе».

Лукас Уэйнрайт молчал. Я не был уверен, что смогу сделать все, о чем говорил, но вряд ли он стал бы держать пари, что я потерплю неудачу.

— Вы не возражаете против этого, Лукас? — спросил сэр Томас.

Лукас бросил на меня злобный взгляд, но не ответил.

— С другой стороны, — сказал я, — думаю, что если вы подадите в отставку, на этом будет положен конец.

Он посмотрел на главного распорядителя.

Сэр Томас кивнул.

— Да, Лукас, ограничимся этим. Подайте заявление об отставке сейчас же в письменном виде. Если мы его получим, я не вижу причин предпринимать что-либо еще.

Это значило отделаться просто пустяком, но Лукасу в тот момент даже такой исход, наверное, казался трагедией. У него было напряженное бледное лицо, уголки губ подергивались.

Сэр Томас жестом показал ему на письменный стол. Уэйнрайт на негнущихся ногах, пошатываясь, подошел к столу, сел и написал несколько слов, которые я прочитал впоследствии. «Прошу освободить меня от должности директора Службы безопасности Жокейского клуба. Лукас Уэйнрайт».

Потом Лукас направился к двери. Поравнявшись со мной, остановился, поглядел на меня пустыми главами.

— Что на свете может остановить вас? — спросил он.

Я не ответил.

То, что могло меня остановить, — моя сильная рука, которая обеспечивала мою независимость, — лежала сейчас на моем колене.

Чарлз повез меня обратно к себе в Эйнсфорд.

— Тебе все равно придется явиться в суд но делу Тревора Динсгейта, — сказал он по дороге.

— Быть простым свидетелем не так уж плохо.

Мы нашли Чико на кухне. Он сидел за столом с кружкой чая.

— Привет, — сказал я.

— Привет, что они сказали сегодня? — спросил он. — Главные шишки.

— Они слушали. Лукас подал в отставку. Делу конец.

— Не для нас.

— Нет, не для нас.

— Что мы будем делать?

— Надо подумать.

— Я бы не мог… — Он замолчал. Он выглядел усталым и подавленным.

— Я тоже.

— Сид… Я думаю… С меня хватит.

— И что ты будешь делать?

— Учить мальчишек дзюдо.

Мы уныло допили чай, чувствуя себя разбитыми и слабыми и испытывая к себе жалость. Я не могу продолжать, если он откажется, подумал я. С ним работа приобретала смысл. Его естественность, добродушие, жизнерадостность — я не мог обойтись без них.

Помолчав, я сказал:

— Тебе станет скучно.

— Почему? Могу выступать в Уэмбли, не калеча себя, и учить маленьких разбойников.

Я потер лоб — порез еще болел.

— Во всяком случае, на прошлой неделе ты собирался прекратить нашу работу, — сказал он.

— Видишь ли… мне не нравится быть…

Я не договорил.

— Битым, — закончил он.

Я посмотрел ему в глаза. В них я видел то же, о чем говорила его интонация: понимание, что это слово имеет два значения. Намек на иронию. Жизнь возвращается.

— Да, — я криво усмехнулся. — Мне не нравится быть битым. Никогда не нравилось.

— Что же тогда — будьте прокляты, мерзавцы! — сказал он.

Я кивнул.

Мы продолжали сидеть на кухне, но после этого разговора нам стало немного легче.

Три дня спустя, в понедельник вечером, мы вернулись в Лондон. Чико, несколько опасаясь, все же решил поехать со мной на мою квартиру.

— Что я тебе говорил, — сказал Чико, занося мой чемодан в спальню.

Мы спустились вниз к машине, которую я поставил перед домом, и я отвез его домой.

— В пятницу я уеду на несколько дней. Позвоню тебе, когда вернусь.

— Значит, отныне имеем дело только с милыми, безобидными мошенниками? — воскликнул Чико.

— Крупных — ни-ни, — сказал я.

Мы спустились вниз, он ухмыльнулся, помахал рукой, сел в машину, и я отвез его.

Вернувшись к своему дому, я обогнул его и оказался у гаража. Отворил дверь и въехал внутрь. Затем вышел из машины, запер дверцу и положил ключи в карман.

— Сид Холли, — послышался голос Тревора Дннсгейта.

Наверное, в этот момент я напоминал каменное изваяние.

Я знал, что это случится. Когда-нибудь, где-нибудь, как он предупреждал. Его угроза была нешуточной.

Я медленно повернулся к нему.

Динсгейт стоял на свету, недалеко от входа. В руках он держал дробовик, дула которого смотрели в мою сторону. Слева от меня и позади были кирпичные степы, справа — машина.